Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №11 (2003)
Маркос обучался у индейцев 10 лет — столько же, сколько ученик в школе. Субкоманданте так рассказывает об этом: “Мы попали сюда с марксистско-ленинским менталитетом, как кажется, все военно-политические организации Латинской Америки в 60-е и 70-е годы. И это мышление было подшлифовано. Мы были… (рисует в воздухе указательным пальцем квадрат)... марксистами-ленинистами, и индейская реальность начала шлифовать края и превратила его в нечто круглое”.
“Шлифовку” выдержали далеко не все. Из первоначального состава группы остался один Маркос. Зато индейцы доверяли ему безоговорочно.
1 января 1994 года Маркос возглавил восстание в Чьяпасе. Время выбрали не случайно — с нового года вступал в силу договор НАФТА о едином экономическом пространстве между Канадой, США и Мексикой. Североамериканские корпорации получали беспрепятственный доступ к природным богатствам Мексики. В том числе к нефти и лесам Чьяпаса. Это означало, что коренных жителей штата сгонят с их земель. Индейцев, не приспособленных к жизни в индустриальном мире, обрекали на гибель.
Договор НАФТА рекламировали как первое экономическое соглашение эпохи глобализации. Выступление сапатистов стало первым восстанием против глобализма. Кстати, Ноам Хомский откликнулся на него сочувственной статьей.
Восстание именуют также “первой постмодернистской герильей”. Почему? Основным оружием повстанцев стали не знаменитые АКМы, а телекамеры западных информагентств. Маркосу, с его талантом имиджмейкера, удалось привлечь внимание мировых СМИ. И мексиканское правительство, поначалу бросившее против индейцев самолеты и танки, вынуждено было уступить мировому общественному мнению. Через 17 дней было объявлено перемирие, и начались переговоры.
С тех пор борьба сапатистов разворачивается в основном на идеологическом поле. В то же время они удерживают территории, взятые под контроль в 94-м. Для этих целей создана САНО — Сапатистская армия национального освобождения. Но это, наверное, самая необычная армия в мире: субкоманданте говорит, что ее окончательная победа будет заключаться в том, что она перестанет быть армией. “Нельзя восстановить ни мир, ни общество, ни национальные государства, разрушенные сегодня, если исходить из вопроса, кто на этот раз навяжет свою гегемонию обществу”, — утверждает Маркос.
Своим противником сапатисты объявили неолиберализм: “Происходящее сегодня неизбежно разрушает человеческое будущее. Когда мы говорим, что боремся против неолиберализма, мы делаем это потому, что как человечество мы должны противостоять этой ставке на истощение”. О трактовке неолиберализма Маркосом еще пойдет речь при рассмотрении воззрений антиглобалистов.
Но и былая привязанность к марксизму со временем выветрилась. Субкоманданте не без язвительности рисует собирательный образ “преобразователя жизни”: “Революционер (именно так, с большой буквы) презирает стулья обычные и говорит себе и другим: “Мне некогда рассиживать, тяжелая миссия Истории (именно так, с большой буквы), доверенная мне, не позволяет мне отвлекаться на разные глупости”. И так он проводит жизнь, пока не доберется до стула Власти, собьет выстрелом сидевшего там до него и потом, насупив, как при запоре, брови, сядет на этот стул и скажет себе и другим: “История (именно так, с большой буквы) закончилась. Во всем без исключения появляется смысл. Я на Стуле (именно так, с большой буквы), и я — кульминация всех времен”.
Как видим, индейская “шлифовка” оказалась весьма глубокой. Она позволила Маркосу взглянуть на жизнь общества не сверху вниз, как глядят “преобразователи”, а прямо, как все нормальные люди. А им не столь уж и важно, кто восседает “на стуле Власти”. У них более насущные (в том числе и в плане человеческой сущности) заботы.
В случае с Маркосом левая идея подверглась и с п ы т а н и ю з е м л е й. Человеком земли — его воззрениями, культурой, его нуждами. Советская традиция не очень-то жаловала землю: “приземленный” — звучало как приговор. Однако опыт сапатизма показывает, что приземление чересчур “заоблачных” (абстрактных) идеалов необходимо. Трансформация левой идеи на скудных почвах Лакандонской сельвы сообщила ей победительную жизнестойкость. И поразительное своеобразие.
Вот своего рода свод заповедей сапатистов. В нем нетрудно обнаружить нечто большее, чем организационные принципы сравнительно небольшой группы. Скорее это пунктиром обозначенный проект организации нового общества. Более человечного, чем то, что строили марксисты. И несравненно более справедливого, чем то, что навязывает неолиберализм.
Почему мы говорим о другой революции, в чем отличие сапатистского процесса от остальных, знакомых нам до сих пор.
В сравнении со всеми остальными партизанскими движениями Сапатистская армия национального освобождения (САНО) имеет следующие особенности:
1. He стремится к захвату власти, так как “никто не имеет права навязывать стране свою волю”. Не делает ставку на военное решение конфликта. Задача восстания — “разбудить” гражданское общество и вместе с другими создать пространство для возникновения реальной демократии, где бы могли быть представлены все, а не подавляющие друг друга время от времени “большинства” и “меньшинства”. “Мир, который вмещает в себя все миры”.
2. Не выступает от чьего-либо имени (например, “народа”), не собирается становиться политической партией и не поддерживает ни одну из существующих партий. Не считает себя “авангардом”, не претендует на владение единственной истиной или чудодейственными рецептами.
3. Полностью подчинена гражданским властям общин Чьяпаса и является исполнителем их решений. Один из принципов сапатизма — “править подчиняясь”.
4. Не стремится стать примером и образцом для подражания в других странах, настаивая на том, что каждый должен исходить из своей собственной реальности, и не допускает в свои ряды никаких иностранных добровольцев, так как проблемы Мексики должны быть решены самими мексиканцами. Не опирается на помощь извне.
5. Не практикует смертной казни, захвата заложников, экспроприации материальных ценностей и т. д. …
6. Избегает военных действий на территориях, где есть гражданское население, и одну из своих главных задач видит в его защите.
7. Военное руководство избирается гражданскими общинами, и его состав меняется каждый год. Руководство всегда является коллективным. Все бойцы являются добровольцами…...
Можно спорить о теоретической ценности сапатистской доктрины. Между прочим, сам Маркос без смущения признает: “…...Мы иногда грешим наивностью”. Однако ее практическая состоятельность в доказательствах не нуждается: САНО существует более 10 лет.
Боевое детище Маркоса, его творчество и сама судьба, равно как и книги таких интеллектуалов-нонконформистов, как Ноам Хомский, — все это зримые свидетельства ж и з н е с п о с о б н о с т и л е в о й и д е и. Неолиберальным стратегам не удалось воспользоваться замешательством в левом стане, вызванным обрушением “реального социализма” и крахом марксистско-ленинской теории, чтобы добить поверженного противника. Не получилось и отсечь носителей идеи от народных масс, изолировать одних, обрекая на интеллектуальное бесплодие, и маргинализировать других, отбросить в бесправие и немоту.
Более того, идеологам левой идеи удалось преодолеть тупиковую дилемму: либо капитализм — либо социализм. Надуманный выбор навязывали догматики с обеих сторон. Но в последнее десятилетие только слепой или глупец не видит — такая постановка вопроса выгодна неолибералам: ведь социализм (как альтернатива капитализму) разбит и дискредитирован. Те, кто поверил, что другого выбора не существует, рано или поздно вынуждены будут признать победу бесчеловечного строя или уйти на обочину политической и идеологической жизни, бессильно бормоча: “А все-таки мы были правы...”. На самом деле правы вышедшие из тупика — на простор подлинного бытия, где возможны десятки вариантов выбора 3 .
Замечу попутно: меня поражает, что лидер левой российской мысли и, кстати, блестящий знаток Латинской Америки Сергей Кара-Мурза не упоминает о Маркосе. Вообще не говорит о возрождении близких ему воззрений. Его последние работы — проникновенные эпитафии “советской цивилизации” и даже кубинский очерк, опубликованный в “Нашем современнике”, — обретают черты мемориала4.
Но вот же — живая жизнь, одухотворенная борьбой за социальную справедливость и страстными поисками истины! Закончился в с е г о о д и н — пусть величественный (и трагический, и главное — столь значимый для нас) этап противостояния капитализму. Но уже начат следующий, и мы, разрозненные бойцы русского сопротивления, вольны присоединиться к крепнущему в мире движению.