Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки
— Что же мы стоим на улице? Пошли! — спохватился Иван Иванович и взял деревянный сундучок и рыжий чемодан из фанеры, вызвав краску смущения у Елены Денисовны.
«Сколько хлопот доставили своим приездом», — подумала она, уступая вещи потяжелее подоспевшему на помощь Решетову.
В квартире Аржановых сразу стало тесно.
— Господи! Вам и самим-то негде жить, а вы еще нас к себе выписали! — сказала Елена Денисовна, осмотревшись. — Стесним мы вас совсем!
— Ничего, в тесноте, да не в обиде, — возразил Иван Иванович, вместе с Варей прикидывая, как рассовать вещи Хижняков. — Мы скоро новую квартиру получим, а пока проживем как-нибудь. Вам ведь не привыкать к трудностям!
— Да нам-то что!..
— Ну, и нам ничего. Я только не сообразил, что Наташка уже такая большая. На одну раскладушку вас с нею не уложишь…
— А я на кухне, — вызвалась Наташка, которая от души развлекалась суматохой при водворении на московское жительство. — Мама в коридорчике, а я в кухне.
— В кухне нельзя: там газ.
У Наташки глаза округлились от удивления.
— Почему газ?
— Который горит… на котором мы готовим, — сбивчиво от спешки пояснила Варя.
— Ах, керогаз! Мы с собой тоже привезли. В него керосин наливается.
— Уже одной вещью будет меньше, — смеясь, сказал Решетов.
И все двинулись на кухню показывать, как в Москве горит газ.
— Наташу мы возьмем к себе, — предложила Галина Остаповна. Она была освобождена от хлопот по озеленению, но зато успела с помощью приходящей домработницы приготовить обед на всю ораву. — Ты не пугайся, девочка. Это тут же, в подъезде.
— Я не пугаюсь. — Наташка взглянула на мать, вспыхнула и торопливо добавила: — Большое вам спасибо!
— Видите, как хорошо получается, — сказала Варя.
2Едва они сели обедать, как раздался звонок и послышался громкий возглас Вареньки в коридоре:
— Еще нашего полку прибыло!
— Кто там? — Иван Иванович, выглянув из дверей, сказал радостно: — Да это Коробов! Здравствуй, товарищ дорогой! — И крепко ударил ладонью по протянутой ладони Коробова. — Где ваша Наташа?
— Наша Наташа, — поправила Варя.
— Но ведь теперь у нас еще одна есть.
— Иван Иванович, — растерянно заговорил Коробов. — Моя Наташа там, во дворе… Вы понимаете?.. Нам некуда. Я хотел у фронтового товарища, у Володи Яблочкина… А они, оказывается, всей семьей перебрались в Ташкент. Ну, и вот…
Варя горячо, просительно посмотрела на Ивана Ивановича.
— Да, конечно! — сказал он без размышлений. — Как же иначе-то? Ведите ее сюда!
У Коробова жалко дрогнули губы.
— Она совсем больная после дороги…
— Тем более. У нас, правда, тесновато, но пока обойдемся, а там положим ее в клинику.
Варя первая сбежала вниз и, взбудораженная, осмотрелась по сторонам. Но во дворе не было ни одной девушки, похожей на Наташу Чистякову. На скамье, где Варя любила читать, выходя с Мишуткой на прогулку, понуро сидела укутанная, несмотря на жару, пуховым платком бледная женщина и тупо смотрела перед собой безжизненным взглядом. Варе в голову не пришло, что это и есть Наташа, тем более что никаких вещей около скамьи не было.
— Я все сдал в камеру хранения, — сказал Ваня Коробов, подойдя к женщине и помогая ей встать. — У нас не много багажа, но куда же с ним?
Варя молчала, совершенно подавленная.
— До чего непрактичные люди! — говорила своему мужу соседка Аржановых, счетовод Дуся. — Живут в одной комнате, а наприглашали столько народу! Еще больную к ним привезли, а где ее поместить — неизвестно. И о чем только думают. А еще научные работники!
— Эту Наташу мы можем у себя поместить, — заявила Дуся, заглянув через минуту в комнату Аржановых. — И товарища, конечно, тоже, — добавила она, кивнув на Коробова остреньким носиком. — Можете располагаться у нас на диване, как у себя дома. — И почти испуганно обернулась на звонок у входной двери: — Еще кто-то приехал!
Но явился Злобин, очень расстроенный.
— Как у вас весело! — сказал он с завистью. — А почему все рассмеялись, когда я вошел?
3— Милиция отказалась прописать Елену Денисовну, — огорченно сообщила мужу Варя, расстроенная и озабоченная. — Говорят, надо справку с места работы.
— Но ведь на работу не берут без прописки.
— Не берут. Получается круг — не разорвешь.
— Ничего, устроим, — самонадеянно сказал Иван Иванович. — Я схожу к начальнику паспортного стола. Как можно: приехали люди из такой дали!
И он пошел в районную милицию. Ему не приходилось заниматься подобными делами, но он считал, что серьезные люди всегда могут договориться. Ведь речь шла не о его собственном устройстве: там, где вопрос касался лично его, он не проявлял напористости.
Однако оказалось, что напористости и умения убеждать совсем недостаточно для получения московской прописки. Начальник паспортного стола наотрез отказал Ивану Ивановичу в его просьбе.
— Вы рассудите по-человечески, товарищ начальник! — говорил страшно огорченный и раздосадованный доктор, в упор разглядывая удивительно спокойное лицо работника милиции и нашивки на его форменной одежде. — Речь идет о вдове погибшего фронтовика, которая почти пятнадцать лет проработала на Крайнем Севере…
— Нельзя, потому что Москва перенаселена до невозможности, — невозмутимо возражал товарищ начальник. — Все едут в Москву, а война съела миллионы квадратных метров жилплощади: строительства-то не было. Как всех прописывать? Куда? Я не имею права прописать вашу гражданку и потому, что у вас нет излишков жилой площади. Двадцать метров с половиной, а семья три человека. Зачем же вселять еще двоих?
— Да вам-то что, если мы согласны потесниться!
— Нет, не могу. Категорически не могу.
— А я не могу вытолкнуть этих людей на улицу! — упрямо стоял на своем Иван Иванович. — Я пойду к начальнику районной милиции.
— Пожалуйста, он вам то же самое скажет.
— На месяц пропишем, — решил начальник районной милиции. — А на постоянное жительство ни в коем случае. К тому же у вас, товарищ профессор, нет излишней площади. Ведь вы научный работник… Вам необходимы приличные условия.
— Мне обещали квартиру в другом доме, — отчаявшись, раскрыл карты Иван Иванович.
Начальник милиции развел руками.
— Видите, как нехорошо получается. Вы переедете на новую площадь, а свою передадите по знакомству приезжему человеку. У нас коренные москвичи годами на очереди стоят. Поставят гражданина на учет, он и ходит, обивает пороги. А тут сразу — нате вам! Категорически возражаю!
Аржанова даже пот прошиб: «Заладили одно и то же — категорически!» Он вынул платок, не собираясь отступать, — крепко вытер широкий лоб и шею.
— Я, товарищ начальник, хочу передать свою площадь не родственничкам, а вдове фронтовика, который посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Женщина мужа потеряла и старшего сына из-за ранений на фронте схоронила. Она сама дорого стоит: у нее около тридцати лет рабочего стажа и в Москве еще поработает на общую пользу.
— Какая у нее профессия? — поинтересовался начальник милиции, рисуя что-то вроде порхающих птичек на испорченном бланке.
— Акушерка. — И Иван Иванович с надеждой взглянул на вечное перо в руках начальника.
«Ну что стоит человеку? — подумал он. — Вместо того чтобы чертить разную ерунду, взял бы да и написал резолюцию на заявлении».
— Вы полагаете, что в Москве акушерок не хватает? — усталым голосом спросил начальник милиции. — Вы зря ставите меня в неловкое положение, честное слово: ведь совестно вам отказывать. В печати ваше имя встречал, по телевизору недавно операцию на сердце смотрел… Как вы у стола стояли в маске… И приходится не уважить вашу просьбу! А ведь с хирургами ссориться невыгодно: вдруг случится у вас оперироваться, вы и вырежете мне не то, что нужно, — натянуто пошутил начальник. — Очень, очень сожалею, но, невзирая на личность просителя, в просьбе вынужден отказать.
— Ведь женщина приехала издалека и с ребенком, — сердито напомнил Иван Иванович, не смягченный лестной осведомленностью начальника милиции.
— Ребенок уже не маленький, положим. Прежде чем ехать, надо было оформить перевод на работу.
С этими словами начальник милиции поднялся, поправил ремень, давая понять, что дольше разговаривать с посетителем не имеет времени. Шум и движение за дверью красноречиво подтверждали, что все сроки приема уже исчерпаны. Иван Иванович тоже поднялся, нервно взвинченный, готовый вспылить.
«Сидят такие тупые бюрократы! Ничего не понимают!» — с ожесточением подумал он, а вслух спросил:
— Куда я могу пожаловаться на вас?
— Жаловаться? Ах, вы хотите обратиться в высшую инстанцию? Пожалуйста! — И начальник милиции назвал адрес своего управления на Петровке.
