Ларри Коллинз - Горит ли Париж?
Поодаль, на расстоянии сотни ярдов, за кордоном военной полиции Блахе увидел окаменевшие лица жителей прилегающего района, отрешенно взиравших на свои дома. Быстрым движением подполковник фон Берлипш опустил рукоятку взрывателя. Через несколько секунд телефонная станция, через которую армии рейха от Норвегии до Испании передавали когда-то свои приказы, исчезла в облаке пыли и обломков. Было 11.55 утра. Первая крохотная частичка программы разрушений, задуманной Адольфом Гитлером для района Большого Парижа, была выполнена.
В подвале Дома инвалидов другой офицер, подполковник Дауб, наблюдал, как его люди подсоединяли запальный шнур к двум тоннам взрывчатки, размещенной по этому подземному центру связи. Помимо взрывчатки солдаты установили десятки стальных баллонов, в которые под давлением в 180 атмосфер был закачан кислород. Когда взрывчатка сработает, эти баллоны произведут эффект десятков зажигательных бомб, от которых огонь молниеносно распространится по всему центру связи и, по всей вероятности, по всему занимающему 30 акров Дому инвалидов вместе с Музеем французской армии, картинной галереей, четырехсотлетними бараками и увенчанной золотым куполом могилой завоевателя Европы прошлого — Наполеона Бонапарта.
В Люксембургском дворце, несмотря на 35-часовое отсутствие электричества, которое удалось организовать храброму Франсуа Дальби, рабочие из ТОДТ заканчивали бурить отверстия под мины. Они уже начинили дворец, построенный в 1627 году для Марии Медичи, семью тоннами ТНТ, чего было достаточно, чтобы разметать его восьмигранный купол в клочки от 31 полотна работы Делакруа над половиной левобережного Парижа.
На прекрасной площади Согласия, за бесподобными коринфскими колоннами дворца Габриэля, над которым последние четыре года развевалась эмблема военно-морского флота Германии, хранилось свыше пяти тонн мин «Теллер» и других боеприпасов, которых было достаточно, чтобы разнести само здание, весь прилегающий сзади квартал и «Отель де Таллейран» по соседству.
На другом конце заложенной Людовиком XV площади Согласия, через Сену, во дворе Палаты депутатов солдаты 813-й саперной роты капитана Вернера Эбернаха получили подкрепление — 177-ю саперную роту 77-й пехотной дивизии. Пока солдаты Эбернаха завершали минирование 45 мостов через Сену, чтобы произвести серию взрывов, которые в густонаселенном Париже вызовут такие разрушения, после которых увиденное Аленом де Буассье в Шартре покажется пустяком, вновь прибывшая рота заканчивала бурить отверстия в районе, прилегающем к Палате депутатов. Они уже заминировали Бурбонский дворец, в котором размещался парламент Франции, и разбросанные за ним учреждения, примыкавшие к прекрасному району Бурбонского дворца. Теперь же с помощью пневматических буров они заканчивали подготовку отверстий под взрывчатку в элегантном дворце XVIII века, в котором находилась канцелярия председателя Палаты депутатов, и украшенном колоннами здании «Ке д’Орсей» — Министерстве иностранных дел Франции. Одним махом эти 20 прекрасных акров бесценной архитектуры вдоль берегов Сены и площади Согласия будут стерты с лица земли, чем будет отдано должное симметрии самой прекрасной в мире площади: по обе стороны не останется ничего, кроме похожих друг на друга гор обломков.
И в это ужасное утро к южной опоре Эйфелевой башни у края Марсова поля подкатил «кюбельваген», ощетинившийся ветками камуфляжа. Из машины вышли четверо и одну за другой обследовали четыре железобетонные опоры величественной башни. Час назад они получили из Берлина приказ заминировать «символ Франции». У унтерштурмфюрера Ганса Шнетта из Лейпцига и трех его товарищей, окруживших обнаженные опоры веретенообразного каркаса, вопросов не возникло. Для них символом Парижа была Эйфелева башня.
По всему Парижу — на железнодорожных вокзалах, электростанциях, телефонных станциях, в Люксембургском дворце, Палате депутатов, Министерстве иностранных дел, в штабе германского ВМФ, под Домом инвалидов, под 45 мостами — приготовления к варварской акции близились к завершению. Все, что требовалось теперь, — это еще несколько часов работы и команда от колеблющегося прусского генерала из отеля «Мёрис». Там в нерешительности томился Хольтиц, размышляя над тем, сколько еще пройдет времени, прежде чем он отдаст приказ о начале акции, которая превратит некоторые из самых прекрасных монументов Парижа в пыль и обломки.
29
Впервые за последние трое суток полковник Андре Вернон посмотрел с каким-то удовлетворением на засохшие бутерброды и выщербленную чашку с холодным чаем, стоявшую на его столе в лондонской штаб-квартире ФФИ на площади Брайнстон. Именно этот человек с вьющимися волосами стал автором колоссального розыгрыша, приведшего в состояние экстаза миллионы людей на всей планете.
Шесть часов назад в этом самом кабинете Вернон расшифровал последнее из отчаянных воззваний, исходивших от Жака Шабан-Дельмаса в Париже, мольбу о срочной присылке войск союзников, прежде чем в городе произойдет резня. Вернон не знал, что накануне вечером 2-я бронетанковая дивизия получила приказ срочно идти на помощь городу. Обуреваемый чувствами, которые в нем разожгла телеграмма Шабан-Дельмаса, он решил попытаться как-то помочь городу «преодолеть завалы» и вынудить Верховное командование союзников направить войска в столицу. Неожиданно для себя он схватил лист бумаги и набросал сообщение для прессы, в котором объявлялось, что город «сам себя освободил». Затем он приказал своим подчиненным направить бумагу прямо на Би-би-си без согласования с цензурой штаба Верховного командования союзников. Если Би-би-си, размышлял он, объявит миру об освобождении Парижа, у штаба Верховного командования не будет предлога отказаться от введения войск в город, который Вернон преждевременно освободил несколькими росчерками пера.
Незадолго перед полуднем, за несколько минут до начала ежедневно передаваемой Би-би-си сводки новостей на французском языке, молодой офицер из отдела информации Свободной Франции передал по телефону текст Вернона на студию Би-би-си. Он заверил диктора, что бюллетень был устно согласован с цензором штаба Верховного командования: это делалось довольно часто и ранее, если нужно было передать новости, полученные в последнюю минуту. Через несколько секунд ликующий и ничего не подозревающий диктор пустил фальшивую сенсацию гулять по белу свету.
30
Лейтенант Сэм Брайтмен из отдела печати штаба Верховного командования разглядывал насквозь промокших людей, заполнявших улицы Рамбуйе в 30 милях от Парижа. Танки, джипы, грузовики, французские солдаты, американские, бойцы ФФИ, репортеры и простые французы толпились за окнами ресторана при гостинице «Гран Венёр» в Рамбуйе. «Не хватало только де Голля, — подумал Брайтмен, — и у немцев будет самая лучшая цель со дня „Д”».
На лице Брайтмена витала улыбка. У его локтя стояло сокровище, столь редкое в этом городе, в котором и без того скудные буфеты уже были полностью опустошены дружелюбными оккупантами. Это была бутылка холодного рислинга. И вот теперь хорошенькая официантка подносила ему тарелку разогретых консервов. Подойдя к столу, она вдруг вскрикнула и выронила тарелку, перевернув бутылку Брайтмена. Пока Брайтмен созерцал, как драгоценное вино выплескивается на пол, официантка, как завороженная, уставилась в окно и со слезами на глазах непрерывно повторяла: «Де Голль, де Голль, де Голль».
Шарль де Голль действительно только что прибыл в Рамбуйе. Здесь, на пороге столицы своей страны, в авангарде армии, которой предстояло ее освободить, этот одинокий человек сделал предпоследнюю остановку на долгом пути к дому из изгнания, начавшегося в июне 1940 года. Его помощнику Клоду Ги на всю жизнь запомнилась сцена в тот августовский вечер. Не все в Рамбуйе, как официантка из «Гран Венёр», узнавали одинокую фигуру де Голля. Когда он проходил, сотни людей выкрикивали имя де Голля, но, не зная его лица, не могли понять, кому аплодировать.
Де Голль со своими спутниками направился прямо в «Шато де Рамбуйе», в котором двери, и простыни, и даже столовые приборы все еще были проштампованы надписью «Французское государство» — символом бывших хозяев, вишистов. Там, в полутемном торжественном зале, где отрекся от престола Карл X, где пировали короли, императоры и президенты Франции от Людовика XVI до Наполеона и Пуанкаре, Шарль де Голль и три его верных помощника уселись за стол и вскрыли на ужин банки холодного пайка. Поужинав, де Голль вызвал Леклерка. Он сгорал от нетерпения, стремясь побыстрее попасть в Париж. Теперь на счету был каждый час.
Изучив разведданные, поступившие от оперативной группы Хемингуэя и от десятков агентов ФФИ, просочившихся через немецкую линию фронта, Леклерк принял важное решение. От своего американского начальства он получил приказ двигаться строго вперед по кратчайшей дороге до Парижа, минуя Рамбуйе и Версаль. Однако за последние сутки, как сообщала разведка, немцы подтянули в этот район еще 60 танков и расставили минные поля. По собственной инициативе Леклерк решил сделать крюк в 17 миль на восток, к Арпажону и Лонжюмо, и войти в столицу с юго-востока через Орлеанские ворота. Он не позаботился о том, чтобы согласовать свои планы с вышестоящим начальством из V корпуса; через несколько часов это упущение вызовет горькую и раздраженную реакцию.