Владимир Разин - В лабиринтах детектива
Характеризуя специфику и современное состояние латышского детектива, один из видных писателей, работающих в Латвии, В.Михайлов, в послесловии к первому тому трехтомника “Латышский детектив”, вышедшего в Риге в 1985 — 89 гг., писал: “…Латышский детектив вырос, сформировался настолько, что о нем можно говорить, как о серьезном явлении…” и далее “…Латышский детектив смог сформироваться и укрепиться, минуя период “детских болезней”… и выступить перед латышским и перед всесоюзным писателем сразу же в качестве “взрослого” жанра, выступить с произведениями, герои и персонажи которых обладают характерами, психология людей — и нарушителей закона, и его защитников — достаточно сложна и достаточно глубоко исследована и проявлена, преступления серьезно мотивированы и не только психологически, но и социально, и не возникают вдруг, ни с того ни с сего, “на пустом месте”, а в конкретных нынешних социально-экономических обстоятельствах, не на условном, как это типично для классического детектива, а на весьма реальном жизненном фоне…”
Если кратко — латышским детективистам удалось быстро пройти ту стадию, из которой еще не может выбраться множество их коллег: исследования листов уголовного дела и описание реальных преступлений под девизом: “Как это было”.
Родоначальниками национального детектива были А.Имерманис и Г.Цирулис. А первым произведением детективного плана была киноповесть “24–25 не возвращается”, вышедшая в свет в 1963 году. В.Михайлов считает ее знаковой книгой, возвещающей о конце эры общеприключенческой и переходе к детективу. Чуть раньше упомянутые писатели создали в содружестве историко-приключенческую повесть “Товарищ Маузер” — о бурных событиях 1905 г.
Позднее творческие пути писателей разошлись, что, по мнению критиков, принесло пользу латышскому детективу. На счету Анатолия Имерманиса — серьезный цикл “Мун и Дейли”, который стал в СССР одним из первых циклов политических романов. “Призраки отеля Голливуд”, “Гамбургский оракул”, “Спутник бросает тень” и другие романы повествуют о работе частных детективов Муна и Дейли, расследующих весьма сложные и таинственные убийства. Видимо, это первые частные сыщики, обозначенные в советской литературе.
По другому пути пошел Г.Цирулис. Из-под его пера одна за другой выходили книги, которые несомненно относятся к детективам. В повести “Милый, не спеши” журналист становится участником расследования преступления. В другой повести “Магнолия” в весеннюю метель” герои — шестеро молодых офицеров милиции чем-то напоминают героев нашумевшего боевика “Полицейская академия”. Проблемы балансирующих на краю пропасти молодых людей пытается решить автор в романе “Гастроли в Вентсиллсе”…
На наш взгляд, особняком в современном латышском детективе стоит творчество Андриса Колбергса. И совсем не случайно в “Антологии советского детектива” этому писателю отведен отдельный том. Свои эстетические взгляды писатель изложил во время известной дискуссии о судьбе детектива в “Литературной газете” в 1986 году. Его статья “Взгляд не со стороны” излагает позиции автора, создавшего ряд первоклассных произведений:
“…В детективе, этой сказке для взрослых (концовка ведь почти всегда известна: добро и справедливость побеждают), больше жизненной правды? Критика по традиции старается замечать только сюжет… Сегодняшний детектив подошел к тщательному анализу личностей, поступков и причин… И в то же время, если окинуть взглядом прочитанное, понимаешь, что в первую очередь слабость нашего детектива — в однообразии сюжетов… Смущает часто и стремление лишь осуждать, а не понимать своих негативных героев. Зачем читателю переваренная пища? Страдает детектив и от лицемерия чинов… Не желая и не умея копать глубже и докапываться до истинных причин, вину валят на детективную литературу… “Писатели разглашают методы работы оперативной службы милиции” — с серьезным лицом сказал мне высокопоставленный работник МВД. Хотя не хуже меня знал, что у преступлений в книгах очень редко есть сходство с преступлениями в жизни…
И, наконец, мне не нравятся требовательные голоса, призывающие авторов детективной литературы заниматься правовой пропагандой, хотя я сторонник соблюдения в произведениях всех юридических, процессуальных норм — все должно быть как в жизни, мы ведь создаем для читателя иллюзию реальности. Писатель должен заниматься исследованием человека…”
К чести писателя свои теоретические взгляды он применяет и на практике. Каждая новая книга Колбергса становилась событием. Его романы “Ночью, в дождь”, “Вдова в январе”, “Тень”, “Ничего не случилось…”, “Обнаженная с ружьем” меньше всего связаны с прямым расследованием случившегося, а больше — с выяснением нравственных причин, приведших к преступлению. Эти книги следует отнести к психологическому детективу.
Кстати, в жанре психологического романа и повести успешно работают и В.Кайяк, и М.Стейга, и И.Ластовкис, и некоторые другие латышские писатели. Особняком в потоке литературы изучаемого жанра стоит повесть В.Легздыньша “Ночь в Межажи”, которая, по мнению В.Михайлова, являет собой канон классического детектива, по пути которого латышская литература (к счастью?) не пошла. Нельзя не упомянуть, что в Латвии в описываемый период работали и русские писатели, один из которых, Л.Медведевский, был известен советскому читателю, прежде всего, повестью “Ангара” отходит в шесть”.
Завершая разговор о состоянии литературы детективного жанра в республиках Европейской части бывшего Союза, следует заметить, что сколько-нибудь крупных произведений жанра в Эстонии, Литве нам выделить не удалось. В Молдавии, известной в советский период массовым производством бестселлеров русских авторов, внимание привлекает лишь Евгений Габуния, который в 1953 году после окончания ЛГУ был направлен на работу в Кишинев. Сегодня это один из немногочисленных авторов, последовательно работающих в молодом для Молдавии жанре. Его перу принадлежат остросюжетные повети “Когда цепь смыкается…”, “Ангел пустыни”, “На исходе ночи”. В первом для Молдавии историко-политическом детективе “По обе стороны Днестра” рассказывается о работе чекистов в 30-е годы по предотвращению крупной провокации…
Если говорить в целом об остросюжетной литературе закавказских республик, то особого, на наш взгляд, влияния на общесоюзный процесс формирования детектива оно не вызвало. Конечно, в каждой из республик — и в Грузии, и в Армении, и в Азербайджане, и в республиках Северного Кавказа, были свои авторы, более или менее одаренные, более или менее известные, но, по нашему мнению, особого вклада в развитие и углубление советского детектива они, опять же, не внесли.
Российский читатель хорошо знаком с романами Бориса Мегрели об уголовном розыске. Его сквозной герой оперативник Серго Бахурадзе после успешных разработок в Тбилиси переезжает в Москву. В романах “Без всяких полномочий”, “Паук”, “Затянутый узел” он ведет расследование преступлений на социально-экономической почве. В “Пауке” герой волей судеб попадает в небольшой грузинский город, где уже 29 лет (!) не было убийств. И вот — свершилось. Через множество мелких и крупных ошибок в процессе расследования герой находит виновных и снимает подозрение с невинных… Видимо, ложные обвинения — больная тема грузинской действительности. Зато герой другого произведения, на этот раз азербайджанского автора Захара Абрамова — начальник розыскников Заур Ахперов из трилогии “Приговор”, кажется, не знает сомнений в борьбе с преступным миром. Как отмечает критик Илья Дадашидзе, в одной только повести “Черный жемчуг”, имеется четыре убийства, тяжелое ранение офицера милиции, побег из заключения, ограбление, да еще уголовники с чемоданом наркотиков, а главный преступник, оказывается, еще и бывший пособник гестапо… И так во всех трех повестях. Поэтому оперативники сутками не являются домой, седеют и худеют на глазах… А преступники становятся все более и более наглыми. Вот заголовки глав: “Кто напал на кассира?”, “Убийцы известны, а дальше?”, “Под чужим именем”, “Мертвые молчат”, “Похитители морфия в Баку”… Словом — мрак, кровь и ужас. Куда здесь до психологизма!
С армянского переведена детективная повесть А.Калактаряна “Предумышленное убийство”. Как уже понятно, идет расследование. И вот — суд, на котором предъявляется письмо — последняя воля умершего, который сознается, что он сам отравил себя, чтобы разоблачить преступника… Этот оригинальный рецепт поимки вора, прежде всего, заставляет задать вопрос: “Каково же общество, в котором для того, чтобы наказать расхитителя и его шайку, честный человек должен вызвать огонь на себя и погибнуть?”… Разве это не напоминает самураев — смертников, которые шли на гибель, как они считали, за правое дело? Здесь нам хочется не согласиться с критиком, который полагает, что “не только А.Калактаряну, но и многим другим его коллегам по жанру, видимо, мир кажется вполне гармоничным, государство наше очень даже правовым…” Все-таки такой сюжет придуман от безысходности, не от веры в правду…
