Элвин Тоффлер - РЕВОЛЮЦИОННОЕ БОГАТСТВО
Но время — только один аспект. Чтобы понять, что принесут нам грядущие перемены, надо рассмотреть кумулятивные эффекты временных конфликтов на фоне столь же существенных трансформаций в пространственном распределении. Сегодня мир затаив дыхание следит за массовым перемещением богатства и создания богатства в странах бывшего третьего мира во главе с Китаем и Индией, несомненно, одного из крупнейших и наиболее быстро совершающихся перемещений в истории; возможно, это завершение великого цикла движения богатства, начавшегося примерно 500 лет назад.
Более того, мы предположили, что, вместо того чтобы задаваться вопросом о том, продолжится или нет глобализация, следует признать надвигающееся расщепление на деглобализацию на экономическом уровне и на глобализацию кампаний по борьбе с загрязнением окружающей среды, терроризмом, наркотрафиком, сексуальным рабством и геноцидом. Здесь также одна нога жмет на педаль газа, а другая — на тормоз.
Результатом этого столкновения становится ускоряющееся перемещение центров создания мирового богатства к новым горячим точкам повышенной прибавочной стоимости, оставляющее за собой новые очаги бедности. Но самый радикальный пространственный сдвиг связан не с территориальными проблемами. Несмотря на то что миллионы людей игнорируют этот факт, мы стоим на пороге прорыва человечества в космическое пространство. Для историков будущего при взгляде на XXI век самым важным из экономических событий могут оказаться колонизация космоса и создание богатства за пределами нашей родной планеты.
Указанные перемены не произойдут без еще более существенных трансформаций в глубинной основе знания и нашего отношения к нему.
Если сдвиги в использовании человеком времени и пространства хорошо заметны, то нынешнюю революцию в науке — определяющей глубинной основе нашего времени — воспринять гораздо труднее. Эти перемены в силу самой своей природы неосязаемы, невидимы, абстрактны, они носят эпистемологический характер и, по видимости, не связаны с нашей повседневной жизнью. Однако никакой прогноз относительно будущего богатства не может быть успешным без должной новой оценки роли знания.
Итак, в предыдущих главах мы довольно упрощенно очертили сферу и природу знания как главного источника передовой экономики. Однако тут требуется скорее не анализировать, а синтезировать, то есть рассмотреть, как эти глубинные основы взаимодействуют друг с другом.
Изменяя свое отношение к времени (например, через ускорение), мы неизбежно делаем бесполезной или устаревшей некоторую часть знания. Тем самым мы увеличиваем вес того утиля, который тащим за собой.
Некогда правильные аналогии
Акселерация не только способствует устареванию фактов, но притупляет некоторые ключевые инструменты, которые мы используем в процессе мышления. Например, аналогию. В мыслительном процессе невозможно обойтись без использования аналогий. Этот инструмент основывается на обнаружении сходства между двумя или несколькими феноменами и последующем приложении выводов, сделанных в отношении одного к другим.
Например, врачи часто говорят: «Сердце — это насос» — и описывают его клапаны и прочие элементы в терминах механики. Эта модель помогает им правильно понять, как работает сердце, и правильно его лечить. Такой процесс зачастую оказывается плодотворным.
Однако после того как сходство обнаружено, обычно считается, что объекты сохраняют свое сходство. В периоды медленных изменений так и происходит. Однако сегодня, в быстро меняющейся среде, некогда сходные вещи тоже быстро меняются и в итоге становятся заметно непохожими, и заключения, сделанные на основе аналогий, оказываются ошибочными и заводящими в тупик. Следовательно, чтобы справляться с сегодняшними проблемами, нам нужны не только новые знания, но и новые способы мышления.
Тем не менее многие экономисты, сознательно или просто в силу традиции, цепляются за аналогию между экономикой и физикой. Такое понимание возникло несколько столетий назад, когда в физической науке господствовали ньютоновские идеи о равновесии, причинности и детерминизме. Конечно, с той поры физики радикально изменили свои взгляды на эти предметы, но многие экономисты все еще основывают свои открытия на исходных ньютоновских понятиях. Привыкшие мыслить в индустриальных терминах, многие ученые с трудом могут принять уникальный характер знания, в том числе то, что оно ни с чем не соперничает и не убывает, что оно неосязаемо и потому его сложно измерить.
Только сопоставив неудачи экономики с назревающим кризисом науки, мы осознаем их истинную значимость. То и другое оказывает огромное — и самое непосредственное — влияние на то, как мы создаем богатство, причем и то, и другое подвергается трансформации.
Карта познаваемого
Указанные кризисы — только частный случай крупномасштабной интеллектуальной драмы. Экономика и наука при всей своей значимости представляют собой лишь две взаимосвязанные части огромной системы знания, а сама эта огромная система переживает историческое потрясение.
Мы по-новому подразделяем знание, разрушая междисциплинарные границы индустриальной эпохи и реорганизуя глубинную структуру нашей системы знания. Неорганизованное знание затрудняет доступ к нему и лишается своего контекста. Поэтому на протяжении веков ученые делили знание на отдельные, имеющиеся четкие границы категории.
В XII веке, переводя на европейские языки труды арабского мыслителя Абу-Наср аль-Фараби (870–950 гг.), они обнаружили у него то, что можно назвать «картой познаваемого», — систематическую иерархическую организацию знания по категориям. Позднее, во времена Средневековья, в западных университетах знание членили по-другому. Каждому образованному человеку полагалось овладеть тривиумом (состоявшим из грамматики, литературы, поэзии и аристотелевой логики) и квадривиумом (астрономией, арифметикой, геометрией и музыкой).
Сегодня знание разбивается на все более специализированные узкие категории и подкатегории, которые университеты аккуратно, как аль-Фараби, иерархически структурируют.
С точки зрения академического статуса и бюджета, точные науки, как правило, стоят впереди гуманитарных и социальных дисциплин, которые считаются слишком «мягкими». До сих пор иерархическую пирамиду науки венчала физика, но в последнее время ее заметно теснит на вершине биология. Среди социальных наук наивысший ранг присваивается экономике, поскольку она в высшей степени математизирована, а потому является самой точной (или по крайней мере претендует на это). Однако обе эти структуры вот-вот рухнут под тяжестью собственного веса.
Для выполнения все большего числа работ требуются междисциплинарные знания, так что все большим спросом пользуются профессии, названия которых состоят из нескольких слов: астробиолог, биофизик, инженер-эколог, юрист-бухгалтер. Выполнение некоторых задач требует уже не двух, а трех специализаций, и тогда появляются, например, нейропсихофармакологи.
Похоже на то, что скоро эти названия станут совсем нечитаемыми. Кажущиеся перманентными дисциплины и иерархия могут совсем исчезнуть, уступив место неиерархическим конфигурациям, ad hoc, определяемым актуальной проблематикой. В настоящий момент «карта познаваемого» становится мерцающим набором постоянно меняющихся паттернов.
Уже одно это говорит о серьезных потрясениях в системе знания, которые изменят состав научных коллективов, профессии, факультеты университетов, персонал больниц и бюрократические системы в целом. Специалисты, в наибольшей мере извлекающие пользу из прежних традиций все большей специализации знания — штатные профессора, бюрократы, экономисты и прочие, — будут сопротивляться такого рода переменам. Несомненно, узкая специализация приносит хорошие дивиденды, однако она убивает неожиданность и воображение и плодит индивидов, которые боятся ступить за границы своей области и даже помыслить об этом боятся.
Напротив, воображение и креативность расцветают, когда прежде не связанные идеи, понятия или категории данных, информация или знания объединяются по-новому. Объединяя далеко отстоящие друг от друга потоки личного опыта и ноу-хау, научные работники вводят в мыслительный процесс и принятие решений временные, новые, далекие от общеизвестных аналогии. В этой новой системе то, что может быть утрачено в результате долгосрочной, глубокой специализации, окажется компенсировано креативностью и воображением.
Эффективные новые технологии помогут нам ввести временные дисциплины в новые модули и модели. Это уже происходит. Мы уже теперь соединяем все более разрозненные базы данных в поиске прежде не замечавшихся паттернов и связей. Это сочленение не только является удобным инструментом для обнаружения того, как соотносятся между собой продажа пива или подгузников и ураганы.
