Что мы делаем в постели: Горизонтальная история человечества - Фейган Брайан

Королевская опочивальня к этому времени стала местом официальных встреч, где постели редко использовались для сна, а страстный секс случался еще реже, если вообще бывал. Скорее, спальню короля можно описать как некий условный зал заседаний, где принимались важные государственные решения. Доступ в это пространство имел особое значение. Видеть монарха в нижнем белье или беседующим в постели было высокой честью, дарованной только самым влиятельным придворным и государственным чиновникам. Сама кровать стала символом величия монархии, а ее функция заключалась в том, чтобы производить впечатление на посетителей. Некоторые из кроватей были воплощением истинного великолепия, как, например, та, которую королева Анна заказала, уже будучи при смерти, в 1714 году. Она была почти 5,5 метра высотой, состояла из 57 частей, была украшена желтыми и алыми бархатными портьерами. Для нее были заказаны чрезвычайно дорогие шелковые матрасы. Кровать обошлась в неимоверную сумму – 674 фунта, по тем временам столько же стоил небольшой особняк в Лондоне. К сожалению, никому так и не довелось на ней поспать. Даже более практичная походная кровать, изготовленная в 1716 году для принца Уэльского, прежде чем он стал королем Георгом II, была удивительно сложным изделием. При необходимости ее можно было разобрать на 54 отдельных элемента, включая матрасы и портьеры. В 1771 году затейливые королевские кровати были обычным делом. Однако мало что могло сравниться с парадной кроватью королевы Шарлотты, супруги короля Георга III. Ее редкой изысканности вышивки были созданы подопечными школы для женщин-сирот Фиби Уайт, благотворительной организации, поддерживаемой самой королевой.

В 1837 году на британский престол взошла королева Виктория, и тут же двери королевской спальни плотно затворились. Пристрастие Виктории к конфиденциальности отражало более сдержанные нравы наступившей эпохи: теперь спальни и кровати стали упрятывать подальше от посторонних глаз. Сохранились лишь немногие из прежних правил, в том числе присутствие министра иностранных дел на королевских родах – обычай, который отошел в прошлое лишь с рождением ныне здравствующего принца Чарльза в 1948 году [45].

Искусно украшенные кровати и сегодня в моде, особенно среди богатых восточных правителей. Возможно, причина в том, что в них приходится проводить большую часть своей жизни. И в конце концов, почему бы не скоротать ночь среди роскоши и богатства? Немногие кровати могут соперничать с кроватью Садика Мухаммада Хана Аббаси IV, наваба Бахавалпура – княжества, существовавшего на юго-востоке сегодняшнего Пакистана. В 1882 году он заказал ювелирному дому Christofle в Париже изготовить инкрустированную серебром кровать. Компания славилась (и славится) своими технологиями серебрения и золочения, созданием изысканной посуды и привыкла иметь дело с королевскими особами (например, с турецким султаном) и со знатными семьями по всей Европе и Азии. Ювелирный дом принимал участие в украшении Елисейского дворца и поставлял посуду и предметы обстановки для Восточного экспресса с 1860 по 1940 год. Для Аббаси они соорудили кровать из «темного дерева, украшенную серебром высшей пробы, с позолоченными деталями и монограммами… с четырьмя бронзовыми фигурами обнаженных женщин в натуральную величину, окрашенными в телесные цвета, с натуральными волосами, подвижными глазами и руками, держащими веера и конские хвосты» {147}. На изготовление кровати ушло 290 килограммов серебра. Четыре фигуры, изображавшие женщин из Франции, Греции, Италии и Испании, были окрашены в соответствующие цвета волос и кожи. Умные механизмы позволяли навабу сделать так, чтобы женщины подмигивали, обмахивая его веерами и хвостами. Музыкальная шкатулка, вмонтированная в кровать, проигрывала полуминутный фрагмент из «Фауста» Шарля Гуно. После смерти хозяина кровать пропала, но позже была обнаружена во дворце Садик Гарх, принадлежащем семье Аббаси, в Бахавалпуре. Когда в 1966 году умер последний наваб, премьер-министр распорядился провести инвентаризацию всего его имущества. Кровать стояла в Серебряной спальне дворца все годы, пока дворец со всем его содержимым был опечатан на время судебного спора между наследниками наваба. В 1992 году кровать снова пропала.

Аббаси никогда не правил со своего королевского ложа, оно оставалось сугубо приватным. Публичная роль спальни и правление из постели были исключительно европейским явлением. Сегодня ни один монарх не издает указов из своей спальни. Колыбели наследных принцев и принцесс также находятся вне поля зрения публики. Кровати редко занимают видное место в истории наших дней, а если и занимают, то лишь в качестве фона, а не в качестве репрезентации Богом данной власти. На протяжении всей Второй мировой войны Уинстон Черчилль управлял Великобританией из своей постели, что выглядело смесью эксцентричности и щегольства, иногда приводящей к неловкости и даже беспорядку. Выдающийся британский военачальник, фельдмаршал лорд Алан Брук, часто бывал в спальнях Черчилля и жаловался в своем дневнике на трудности общения с премьер-министром. Очередная встреча произошла 27 января 1942 года: «Эта беседа была типичной, как и многие будущие встречи такого рода. Сцена в спальне повторялась из раза в раз вплоть до мелочей, и мне бы очень хотелось, чтобы какой-нибудь художник запечатлел ее на холсте. Красно-золотой халат сам по себе стоил того, чтобы его увидеть, ведь только Уинстону могло прийти в голову его надеть! Он выглядел, скорее, как какой-то китайский мандарин! Редкие волоски на его лысине обычно были взъерошены. Во рту – большая сигара. Кровать была завалена бумагами и депешами. Иногда поднос с остатками завтрака все еще стоял на передвижном столике. Колокольчик то и дело звенел, вызывая секретарш, машинисток, стенографисток или его верного камердинера Сойерса».

История умалчивает о том, проводил ли Черчилль встречи, находясь в постели намеренно, чтобы вывести из равновесия важных чиновников. Он определенно был на это способен. В любом случае больший контраст с утренними и вечерними ритуалами Людовика XIV трудно себе представить {148}.

Глава 9

Личное убежище

И вот, ознакомившись со всей эволюцией кровати, мы хронологически подошли к нашей собственной постели. Если вы похожи на большинство западных людей, ваша кровать будет спрятана от посторонних глаз в вашей спальне, как правило на верхнем этаже или в глубине дома. Порог вашей спальни, окутанной представлениями о приватности, сексуальности, сне, скорее всего, переступали единицы, и только избранным случалось видеть вашу кровать. Когда молодая британская художница Трейси Эмин в конце 1990-х годов представила публике свою неубранную кровать (см. фронтиспис), это вызвало возмущение. Критик Джонатан Джонс в 2008 году язвительно поинтересовался, есть ли у этой художницы что-то еще – помимо желания демонстрировать миру свою глубокую психологическую травму. Тем не менее, когда в 1616 году Шекспир по завещанию оставил своей жене, с которой прожил в браке 34 года, лишь «вторую из лучших кроватей», в этом не было пренебрежения, а был, скорее, нежный жест, ведь это было супружеское ложе, которое они когда-то делили. В его время лучшая кровать обычно стояла в главном помещении дома, чтобы гости могли ею любоваться – и оценивать ваше благополучие (в том случае, если у вас их две). Каким же образом менялись наши представления о кровати, полностью переместившие ее в зону приватного?

В поисках уединения

Когда в 2013 году пионер интернета Винтон Грей Серф из Google предположил, что приватность – сравнительно недавнее изобретение, порожденная современным обществом аномалия, на него обрушилась ожесточенная критика {149}. Исторически, однако, он был совершенно прав. То, что мы называем приватностью, с ее идеями о неприкосновенности частной жизни, о ее отделенности от общественной сферы, существует всего около 150 лет, хотя имеет гораздо более древние корни. Интересно, что и спальни в современном смысле появились также лишь несколько столетий назад. До промышленной революции неприкосновенность частной жизни не была приоритетом ни в одном человеческом обществе. По сравнению с деньгами, престижем, безопасностью и удобством возможность уединения значила ничтожно мало.