Б. Александров - Черные лебеди. Новейшая история Большого театра
Усков: А следствие?
Иксанов: Создана следственная группа, я встречался с ее руководителем. Плюс конкретный прокурор занимается этим делом. Они очень подробно ведут встречи, опросы всех, кто что-то слышал, кто в этот вечер был в театре, кто был на спектакле в МХТ, где присутствовал Сергей. Из МХТ Сергей вернулся в Большой. Отсматривают все видеокамеры, какие машины стояли в это время на парковке, какие машины следом поехали, или сразу за ним, или с интервалом. Плюс отсматривают, кто в это время выходил из театра. Плюс, естественно, много времени ушло на то, чтобы получить разрешение через телефонные сети посмотреть, что происходило с его телефоном, тридцать первого, в частности, и до середины первого, когда из-за телефонного терроризма он вынужден был отключить аппарат. Естественно, специальные подразделения, которые занимаются компьютерами, разрабатывают линию взлома Сережиной почты. Хакера нашли, он вообще оказался из Сибири. Его арестовали. Он не отрицает, что сделал это, и даже назвал сумму, которую получил, но заказчика не знает. Следствие, конечно, разрабатывает все версии — не только связанные со служебной деятельностью Сергея.
Усков: Как вам кажется, кто стоит за этой историей?
Иксанов: У меня ощущение только одно: все, что случилось, — это закономерный итог беспредела, который создавался в первую очередь Николаем Максимовичем Цискаридзе. Поливание грязью театра и его сотрудников, постоянные интриги и уверенность в собственной безнаказанности — фон, на котором стала возможна эта трагедия.
Усков: Вы сказали о безнаказанности. Разве вы не могли его как-то остановить? И почему, кстати, вы тогда его не уволили?
Иксанов: Да, я чувствую свою вину в том, что я не попытался остановить Николая, когда это было еще возможно. А что до увольнения, то здесь необходимо юридическое основание. Я мог бы, конечно, уволить, но его бы восстановили, и как бы я выглядел тогда? На самом деле, можно предъявить ему претензию — нарушение корпоративной этики, которое, кстати говоря, прописано в правилах внутреннего трудового распорядка. Попробовал бы кто-нибудь в Ковент-Гарден такое себе позволить. Здесь я чувствую свою вину.
Насколько устраивал Иксанова Сергей Филин?..
Усков: Цискаридзе, напротив, прямо обвиняет вас во всех бедах Большого.
Иксанов: Понятно, да. Ну, за это он может получить выговор. За это уволить по нашему законодательству нельзя. И я ему, в частности, говорил. Я давно с ним уже не общаюсь, но во время нашей последней беседы я сказал: «Николай, что вы себе позволяете? Ну, например, вы сказали, что рыба гниет с головы. Вы меня имели в виду? Я ведь сейчас на вас подам в суд». Он отвечает: «Ну, это такой оборот речи, это пословица. А почему это вы на себя приняли?» — «Потому что вы про меня говорите». — «Не знаю, это из контекста вырвано. И вообще, как только вы начнете любой процесс против меня по части моих высказываний и так далее, я готов на любую словесную экспертизу, я дойду до Страсбургского суда». Вот его позиция. Ощущение безнаказанности привело к тому, что в театре появились и другие люди, которые стали себя вести с руководством так же вызывающе, нагло, в том числе по отношению к Филину. И вот эта наглость, беспардонность, затем вскрытие электронной почты Сергея, атака на его телефоны… Кстати, почерк абсолютно тот же, что был с Яниным, когда.
Усков: С Яниным, наверное, все-таки компьютер взломали, не почту. Я думаю, что скандальные фотографии хранились у него на жестком диске. Либо, как мне говорили, его засняли, когда он находился в каком-то измененном состоянии.
Иксанов: Я не очень разбираюсь в этих технологиях. Параллель между историей с Яниным и историей с Филиным в том, что и тогда, и теперь появились лжестраницы в Сети. С Яниным эффект был достигнут. Он написал заявление и ушел. В случае с лжефейсбуком Филина заказчик был уверен, что публикация переписки Сергея породит раскол внутри театра, его руководства. Коля, кстати, врет, когда говорит, что Филин в своей якобы переписке называет артистов «хорьками». Ничего подобного, я уверен, что это была добавленная фраза, только не про артистов, а там были два электронных адреса и написано: «Проверь, пожалуйста, эти два адреса, этих хорьков». Это было написано про адреса. А Коля преподносит все так, будто бы Сергей артистов называет «хорьками». Ничего подобного. У Коли двадцать процентов фактов и восемьдесят процентов выдумки. Кстати говоря, один к одному, знак равенства — точно так же работает Волочкова, абсолютно. Ну, они еще и дружат теперь.
Усков: Дружат? Но у них же был конфликт в свое время
Иксанов: Был конфликт, когда Колю около его дверей избили, и после этого он стал ее другом. Банально.
Усков: А как вы как менеджер видите свою личную стратегию, что вы будете делать с этой ситуацией дальше?
Иксанов: Предсказать развитие событий никто не может. Естественно, есть опасность, что это не апогей и совсем не финал. Сергей Филин уверен, что могут быть и следующие шаги, не только в его адрес.
Усков: Ну, получается, всем надо нанимать охрану.
Иксанов: Вот, да. Мне, кстати, журналисты часто задают вопрос: послушайте, а почему охрану Сергею не дали? А выделили ли вы охрану балерине Калине Степаненко? А вам охрана нужна? Я говорю: «Коллеги, у нас государственная организация, у нас в штатном расписании нет должности охранника, тем более что в театре работают три с половиной тысячи человек, и на три с половиной тысячи человек — три с половиной тысячи охранников? Невозможно!
Усков: Ну а что делать с Цискаридзе в принципе?
Иксанов: Он сейчас совершенно откровенные вещи говорит, поливая руководство, а по поводу Сергея даже не пытается себя сдерживать на фоне такой чудовищной трагедии.
Усков: В интервью МК Цискаридзе не выказал никакого сочувствия Филину. Это правда.
Иксанов: Сейчас его, конечно, научили, он уже начал говорить: «О, это ужас, преступление страшное!» Максимум, что он может получить, — это лишь выговор. В театре, в общем, ни у кого нет никаких сомнений, что к этой ситуации привела именно позиция Цискаридзе. Но юридически у нас нет оснований его ни обвинить, ни уволить.
Я его не обвиняю в этом конкретном преступлении, я обвиняю Николая в нагнетании обстановки в театре, в организации психологического давления на коллектив, на руководство театра, на того же Филина, на меня, на своих же педагогов. В сочетании с безнаказанностью эти действия могли кого-то подтолкнуть к покушению на Филина.
Усков: А не думаете ли вы, что нападение на Филина — очень личная история, связанная с какими-то отношениями между художественным руководителем балета и одной из танцовщиц?
Иксанов: Я сказал, что следователи рассматривают любые версии. Но тогда объясните мне такую историю. Почему вот эта цепочка последовательная, фактически на протяжении семнадцати дней: взлом почты, вывешивание якобы переписки Филина на его лжестранице в «Фейсбуке», проколотые колеса, телефонный терроризм и, наконец, кислота.
Покушение на худрука балета Большого Сергея Филина стало чудовищной трагедией
Усков: Здесь два разных почерка, по-моему. Один — действительно сходен с историей вокруг отставки Янина, другой — кислота в лицо — как будто из триллера.
Иксанов: Может быть и такое. Положим, Коля начал все традиционно, как он, предполагаю, поступил и с Яниным, но финальную точку поставил некий сумасшедший. Я, конечно, не могу ничего утверждать, никого обвинять, называть фамилии. Я не знаю. Мы все уповаем на следственные органы…
//- Часть вторая. Цискаридзе — //Цискаридзе: Я хочу высказать свою позицию, и мне, наверное, надо ответить на те же вопросы, которые ты задавал Иксанову. За все время, когда я позволяю себе высказываться, я никогда никого не агитировал ни за себя, ни за свою позицию, я просто говорил: господа, это мое мнение, оно вам может не нравиться, я вам могу не нравиться как артист — не приходите в театр, но я существую.
Усков: Основной упрек — твое некорпоративное поведение. Будучи звездой, ты привлекаешь внимание журналистов, и ты легко и свободно можешь высказывать свое мнение по любому вопросу, касающемуся театра, в довольно резкой форме. В частности, о качестве ремонта, которое, как утверждает Иксанов, не зависело от него одного, а зависело во многом от подрядчиков, всевозможных контролирующих госконтор и т. д.
Цискаридзе: Качество ремонта не зависело от него, но подписание проекта, контрактов с подрядчиками зависело от него. И на момент подписания проекта какие-то вещи я видел, потому что дяденька, который делал проект, общался с нами. После я пришел к Иксанову и сказал: «Анатолий Геннадьевич, караул!»
Усков: С этого начался ваш конфликт?
Николай Цискаридзе: «Мне трудно мириться с тем, что происходит с Большим театром»
