Никола Бональ - Толкиен. Мир чудотворца
«Будучи существами истинно духовными, они обладают мудростью и волей. Каждое из них по–своему индивидуально и бессмертно. Они совершеннее всех зримых существ. И немеркнущая слава их — тому свидетельство».
Слова эти удивительным образом подходят и к Валар, порожденным Эру, Первозданным и Единственным, сотворившим мир из пустоты. Согласно учению католической церкви, «мир начался тогда, когда слово Божье извлекло его из бездны» (§ 328).
Мир этот прекрасен, ибо «красота творения отражает несравненную красоту Творца».
Толкиен будет не раз подчеркивать красоту Валар и их творений. Впрочем, кое в чем толкования церкви и Толкиена расходятся: для церкви «человек есть высшее творение». У Толкиена же первое место в его мире занимают эльфы, хотя они и обречены в конце Третьей Эпохи покинуть Средиземье.
В «Сильмариллионе» проблему зла, воплощенного в Мелкоре, также можно толковать с точки зрения катехизиса католической церкви, тем более что в мире Толкиена человек не безгрешен и нередко служит Мелкору, претворяя в жизнь его черные замыслы:
«За нашими праотцами, избравшими непослушание, звучит глас богопротивного искусителя, обрекающего их на погибель через зависть. В Священном Писании и церковной традиции под искусителем подразумевается падший ангел по имени Сатана, он же дьявол.
Церковь учит, что изначально то был добрый ангел, ибо Бог сотворил его. Дьявола и прочих демонов Бог создал, конечно же, добрыми, ну а злыми они сделались сами собой».
Применительно к человеку проблема зла — величайшая из тайн. Толкиен решает ее, рассматривая злодеяния Мелкора в эсхатологическом контексте, в котором зло на мгновение становится добром или служит добру. Бог не допускал неоправданное зло. Далее в катехизисе говорится:
«Путь к падению есть свободный выбор самих падших, решительно и бесповоротно отринувших Бога и Царство Его… Бесповоротная решимость в выборе падших, а вовсе не избывность Божьего милосердия стала причиной того, что их грех не подлежит искуплению После падения не было с их стороны раскаяния, как не было его и для иных людей после смерти».
Эти строки ясно объясняют, почему приспешники зла у Толкиена однозначно плохи.
В катехизисе, кроме того, подчеркивается следующее:
«Самым пагубным из злодеяний [падшего ангела] было коварное искушение, заставившее человека нарушить Божью волю» (§394).
Действительно, хотя в «Сильмариллионе» человек и не совершает чего–то непоправимого, по натуре своей он, однако, больше склонен к архангелу зла, нежели к эльфам. Но, «хотя сатана действует в мире через ненависть к Богу и Царству Его, воплощенному в Иисусе Христе, и несмотря на то, что злодеяния его причиняют серьезный вред духовной природе человека, а косвенно и физической, для каждого человека и человеческого сообщества подобные действия допускаются божественным Провидением, влияющим решительно и вместе с тем осторожно на историю человечества и всего мира. Тот факт, что Провидение допускает дьявольские происки, есть великая тайна, однако же, насколько известно, Бог покровительствует тем, кто, возлюбив его, творит добро».
То же самое, как мы дальше увидим, можно прочесть и у Толкиена.
Безгрешный человек призван непосредственно участвовать в божественном промысле, и даже больше, чем эльфы у Толкиена:
«Рожденный в святости, человек изначально подлежал всеполному обожествлению и прославлению Богом. Но он хотел стать вровень с Богом, и без Бога, и даже перед Богом, а не за Богом».
В этом и заключается грех Мелкора: исполнившись гордыни и тщеславия, он с самого рождения мира пытается открыто соперничать с Эру. Да и сам человек, с точки зрения Толкиена и церкви, постоянно подвержен искушению грехом:
«Священное Писание и церковная традиция неустанно напоминают, что в истории человечества грех присутствует повсеместно, ибо он всеобъемлющ… Передача первородного греха из поколения в поколение тоже есть тайна, которую нам не дано постичь до конца».
Приведенные выше строки позволяют понять логику распространения сумерек на протяжении всего сюжета «Сильмариллиона»:
«Из–за трагедии, постигшей мир вследствие того, что он покорился власти зла, жизнь человека превратилась в битву… Жестокая битва против темных сил проходит через всю историю рода человеческого»,
равно как и через все истории, рассказанные в «Сильмариллионе» и «Властелине Колец».
Выражение In illo tempore означает далекие благословенные времена, когда человек был един с богами, животными и деревьями. Оно означает первозданный мир, где вещи значили все и не значили ничего. То была эпоха единства, всеобщего очарования, которую не без грусти воспевали Руссо, Гельдерлин, Нерваль и многие другие поэты–романтики, а мы с вами сегодня считаем ее колыбелью человечества.
В свое время Шатобриан написал строки, которые вполне соответствуют романтическо–ностальгическому стилю и обстановке «Сильмариллиона»:
«Ко мне будто снизошел Дух воспоминаний и в раздумье опустился подле меня».
А вот еще:
«И захотелось мне узнать, могут ли ныне живущие народы наделить меня добродетелями или хотя бы пороками своих усопших предков… Что сталось со всеми героями, понаделавшими столько шуму? Время шагнуло вперед — и лик земной преобразился».
Точно так же автор «Рене» и «Аталы»(98) славит «художников и людей, исполненных небесной благодати и поющих под звуки лиры хвалу богам и народам, почитавшим законы, веру и гробницы предков».
В древнегреческих мифах эта благословенная эпоха сродни золотому веку, а в индуистской мифологии — сатья–юге. В иудео–христианской традиции эпоха эта соответствует началу мира, когда человек пребывал в раю, в «детском саду» — словом, когда он еще не совершил непоправимой ошибки.
Творчество Толкиена от начала до конца глубоко пронизано этими первозданными идеалами. Толкиен испытывает неутолимую ностальгию по древним временам и пытается при первой же возможности снова и снова окунуть нас в благодатную купель времен первозданных. Он это делает не раз в «Сильмариллионе» или в чудесной сцене появления в Лориэне, во «Властелине Колец», когда хоббитам и их спутникам открываются истинные loca amoena, сокрытые в священной обители очарования Кветлориэне, где правит эльфийская чаровница Галадриэль.
Точно так же и Жерар де Нерваль не без пафоса воспевает рождение мира в «Аврелии»:
«Дивный сад возник из–за облаков позади нее, и мягкий, всепроникающий свет озарил этот рай… и все живое в саду том было подвластно единому великому порыву возродить в мире первозданную гармонию».
Вот почему «счастливый народ сотворил себе это прибежище, полюбившееся птицам и цветам, полное чистого воздуха и света. Так–то вот! Ни порока, ни пагубы, ни рабских оков — чистота, восторжествовавшая над невежеством».
Эти строки как нельзя лучше соответствуют описанию эльфов в Истории Сильмарилл.
Впрочем, In illo tempore означает не только времена былые, благословенные. Это еще и собственно начало мира, в частности в «Сильмариллионе», о котором мы поведем дальнейший рассказ. Не всякому писателю удалось бы так мастерски создать, вернее, воссоздать первозданный мир. Толкиен же справился с этой многотрудной задачей блестяще: он воссоздал целый древний мир, а вместе с ним и целую эпоху.
Не менее поразительное впечатление, уже в самом начале «Сильмариллиона», складывается и оттого, что Толкиен будто творит свое Бытие. Когда–то Бальзак пытался возродить в своей «Человеческой комедии» идеальное гражданское общество, а Толкиен, как видно, решил в пример Богу, или, по крайней мере, ветхозаветному Богу сотворить мир за шесть дней. Быть может, в этом его величайшая ошибка, как традиционного католика, или, уж во всяком случае, тайна. Толкиен, как истовый Laudator temporis Acti(99), словно попытался повернуть время вспять. Прежде мы не раз говорили о языке и стиле Толкиена, помогающих понять его мир, теперь же нам самое время постараться понять намерения, побудившие его обратиться к истокам Предначального Мира — мира духовного, возвышенного и куда более благородного и независимого по сравнению с нашим. То время напоминает счастливое детство мира, как писал Нерваль в «Аврелии»:
«О, призрачные воспоминания о детстве и отрочестве, сохранится ли сладость ваша навеки?.. Юность, как и утро, исполнена чистоты, красоты и гармонии».
Сотворение мира начинается у Толкиена в общем–то традиционно:
«Вначале был Эру, Единый, коего в Арде нарекли Илуватаром».
Этот изначальный бог сродни Демиургу(100), сотворившему других богов под стать мифологическим божествам. И все они связаны с Эру так же, как скандинавские боги с Одином или греческие с Зевсом. И породил их всех Эру:
