Жорес Алферов - Власть без мозгов. Отделение науки от государства
Именно с поддержанием этих механизмов и институтов связана его растущая роль в современных условиях. Некоторые не очень глубокие экономисты считают, что наука - это роскошь. На самом деле - не роскошь, а ведущий фактор экономического роста, о чем говорит колоссально выросшая доля государства в структуре распределения валового продукта (в развитых странах за последние сто лет она выросла до 40 - 50 процентов, то есть почти на порядок). Частному капиталу такие инфраструктурные затраты не потянуть.
Самое интересное, что в нашем Отечестве до 1990-го года вклад научно-технического прогресса в экономический рост составлял 70 - 80 процентов - примерно как в развитых странах. Но сегодня это всего лишь 5 - 10 процентов. Причем, если падение производства в среднем составило 50 процентов, то в наукоемких отраслях оно гораздо глубже: в разы. То есть мы, по сути, проедаем уже созданный потенциал, потерян главный движитель роста - научно-технический прогресс.
Главная причина - краткосрочная мотивация. Субъекты хаотичного рынка не настроены вкладывать деньги на 5 - 10 лет в разработку новых технологий, стараясь взять прямо сегодня то, что есть. Отсутствуют механизмы поддержки инновации. Все наши коммерческие банки, вместе взятые, которые должны быть главными инвесторами, на порядок меньше, чем один крупный американский банк. Бюджетная поддержка технического прогресса, как справедливо говорил Жорес Иванович, близка к нулю. Не обеспечивается даже минимально необходимая база, предусмотренная законом о науке.
Если все останется, как есть, то главным фактором экономического роста России будет лишь спрос на наше сырье на мировом рынке. Учитывая, что развитые страны, по прогнозам, будут расти с темпом 2 -3 процента в год, это будет и для нас предельный уровень роста. Сказанное означает, что, помимо потери возможности самостоятельного развития, наш народ будет еще лет десять жить хуже, чем жил в конце 1980-х.
Что нужно для перехода на инновационный путь развития?
Первое - выработка долгосрочной мотивации у субъектов рынка. Для этого нужна государственная промышленная политика по выращиванию корпораций с устойчивыми мотивами долгосрочного развития, национальных лидеров в наукоемких отраслях экономики.
Второе - необходимы механизмы долгосрочного кредита. Поскольку рассчитывать на коммерческие банки пока не приходится, единственный способ - создание банков развития. Опираясь, в частности, на механизмы рефинансирования Центральным банком, как в Китае, и на механизмы работы со сбережениями населения, как в Японии, они станут каналами привлечения долгосрочных инвестиций в перспективные производства. Важнейший механизм стимулирования научно-технического прогресса - бюджет развития, в сочетании с системой государственных гарантий и целевых программ, налоговых льгот и т. д.
Степень эффективности государственного стимулирования зависит от правильности выбора приоритетов. Во многом это задача технологического прогнозирования и индикативного планирования.
Нужно искать сочетания национальных конкурентоспособных комплексов с прорывными направлениями формирования нового технологического уклада. То есть приоритет - это целый спектр технологий на пересечении двух множеств, где даже небольшой инициирующий импульс дает взрывной эффект. По ряду направлений формирующегося уклада у нас очень неплохие заделы. Это биотехнология, информационные технологии, ракетно-космический комплекс, ядерная энергетика, технологии переработки газа, оптика, лазеры, конструкционные материалы с заданными свойствами - список можно продолжить.
На этом пути, по нашим расчетам, реально выйти на темпы роста ВВП до 10 процентов и роста инвестиций до 20 - 25 процентов в год, концентрируя их на прорывных направлениях, вкладывая в потенциальных лидеров мирового рынка. А они уже будут работать как локомотивы для всей экономики.
Мнения и сомненияВладимир ЯКОВЛЕВ:
- В теории все понятно. А вот как добиться принятия названных мер? Правительство убеждает, мол, надо двигаться вперед без рывков, но мы помним: президент России высказывал недовольство, что закладываются низкие, в пределах трех процентов, темпы экономического роста! Я точно знаю, что когда бухгалтера и финансиста ставят впереди экономики, динамичного развития не будет. В Петербурге промышленное производство и валовой региональный продукт растут примерно на 10 процентов в год, за счет точного выбора приоритетов.
Сергей ГЛАЗЬЕВ:
- Совершено справедливо говорите. Из того набора инструментов развития, которые я назвал, не действует практически ни один. Замедление темпов экономического роста за последние три года почти до нуля - следствие проводимой бюджетной и денежно-кредитной политики. Говорим об информационных технологиях, о чудесных возможностях генной инженерии, но целевые программы недофинансируются, производственный потенциал омертвлен наполовину, специалисты уезжают за границу. А это наш главный капитал - интеллектуальный, и не так много денег нужно, чтобы их удержать. Если бы проводилась политика стимулирования инвестиций в научно-технический прогресс, то и получили бы те 10 процентов роста, о которых говорит президент.
Жорес АЛФЕРОВ:
- Я согласен с оценками Сергея Глазьева и могу лишь дополнить его выступление. Динамику затрат на прорывных направлениях легко показать на примере той же микроэлектроники. Каждый новый этап ее развития, связанный с уменьшением размеров компонентов, - это 2 - 3 миллиарда долларов. Действительно, затраты в биотехнологии на порядок меньше. Но вдобавок нужно учитывать огромные затраты на проведенные ранее исследования, подготовку кадров, тонкое аналитическое оборудование. Это лишь подтверждает необходимость поддержки государства на разных стадиях разработок. В той же насквозь рыночной Америке это прекрасно понимают.
Лет пять назад в ходе одной из командировок я посетил компанию «Крит» в Северной Каролине. Там работало много наших бывших сотрудников, и технология получения кристаллов карбида кремния ставилась в основном физтеховцами. Компания была небольшая - 80 человек, из которых примерно 30 были заняты непосредственно в производстве, а остальные - в лабораториях. Доход ее составлял около 10 миллионов долларов в год, а бюджет - 20 миллионов. Потому что еще 10 миллионов они получали от министерства энергетики, поскольку работали в стратегически важном, перспективном направлении.
С тем же я столкнулся на Сингапуре, при посещении институтов информационных технологий и микроэлектроники, бюджет которых на 90 процентов пополняло государство. Я спросил: «Как же так? Вы ведете сугубо прикладные работы, вам должна платить промышленность». Оба директора ответили: «Ну что вы! Промышленность оплачивает нам сегодняшние результаты, а государство - завтрашние». Считаю, пора и в России пересмотреть популярный тезис о том, что поддерживать фундаментальную науку - это, конечно, забота государства, а прикладная должна кормить себя сама. Сегодня очень часто грань между ними стирается. Кроме того, когда прикладная наука сама зарабатывает, она нередко перестает быть наукой.
Дмитрий ЛЬВОВ:
- Мир стремительно меняется. Мы наблюдаем, как наряду с материальными затратами на производство продуктов растут и начинают превалировать затраты в сфере услуг и «нематериального производства».
Приведу лишь один пример. Всегда считалось, что «Америка - это «Форд». Сегодня в трех ведущих автомобильных компаниях США занято порядка 1,6 млн. человек, их капитализация - около 600 млрд. долларов. Те же показатели для трех ведущих компаний, выпускающих операционные системы и программное обеспечение, - 160 тысяч занятых, 3 600 млрд. долларов. Хотя ничего особо материального, вещественного они не производят. Значит, не автомобильная промышленность определяет новое лицо Америки.
Действительно, американцы тратят на покупку компьютеров, на программный продукт, на обслуживание примерно в 1,5 раза больше, чем на автомобили, в 6 раз больше, чем на жилье. Затраты сместились в интеллектуальную сферу, востребованы знания, образование, интеллект и, наверное, не случайно эта страна - лидер мировой экономики.
Впрочем, еще в начале 1990-х доля произведенной в России наукоемкой продукции составляла не такую уж маленькую величину, 7,5
- 8 процентов от общемирового объема, в то время как в США - около 30. То есть отставание у нас было большое, но не безнадежное. А сегодня, когда американцы обеспечили колоссальную концентрацию капитала на этом направлении, у них выпускается 40 процентов всей наукоемкой продукции, у нас 0,4. Что же происходит с нашей страной?
Начиная с первого полугодия этого года, наметившийся было рост ВВП, промышленного производства пошел на убыль. Это значит, что все резервы, которые выявились после дефолта 1998-го года, мы, по существу, исчерпали. Мне могут возразить, привести статистические данные о большом объеме инвестиций. Но если раскрыть эту статистику, мы увидим, что более 70 процентов прямых инвестиций идет в нефтяную отрасль. А в науку, о чем уже говорил Жорес Иванович, - около нуля. То есть, как была самодостаточная сырьевая сфера, так она и развивается - обособленно, без перелива в наукоемкий сектор, который должен определять лицо такой большой страны, как Россия, нет.
