Михаэль Дорфман - Башевис-Зингер: Портрет, который ни в какие рамки не укладывается
Сегодня едва ли наберется несколько сотен тысяч людей, для которых идиш родной. Да и те вряд ли относятся к читателям Башевис–Зингера. Во время его переезда в Америку в мире на идише разговаривало 11 миллионов человек. И все же с самого начала карьеры Башевис–Зингер испытывал трудности в достижении признания у широкой читательской аудитории на идише. Писателю повезло, что по приезде в Америку брат взял его на работу в самую престижную в Америке еврейскую газету. Башевис–Зингер прошел прекрасную школу журналистики, что и позволило отточить технику короткого рассказа. В еврейских кругах до сих пор задаются вопросом: остался ли Башевис–Зингер еврейским писателем, приспосабливая свои истории для американского рынка?
Нам посчастливилось беседовать с замечательным американским драматургом, классиком американского театра Джозефом Стейном, большое число пьес которого идет на Бродвее, в том числе «Грек Зорба» и «Скрипач на крыше». Рассуждая об адаптации произведений Шолом–Алейхема «Заколдованный портной» и «Тевье–молочник», Стейн сказал: «Разумеется, приходится переосмысливать идишистские тексты для американской и затем для интернациональной аудитории /…/ произведения иного темпа, иной аудитории… Башевис–Зингер основательно перерабатывал свои истории, да и самому Шолом–Алейхему пришлось бы иначе переписать свои произведения, захоти он преуспеть на американской сцене».
Пожалуй, трудно согласиться с критиками, считавшими произведения писателя на идише лишь черновиками к его английским авторизованным переводам. Сам писатель не раз говорил о том, что идиш — живой, экспрессивный язык, в то время как английский он считал языком скрытым, полным подтекстов и умолчаний. Лучше всего отношение Башевис–Зингера определяет еврейская поговорка, которую часто приходится слышать от людей, для которых идиш — родной язык: «По–английски (по–русски, на иврите) надо говорить, зато идиш говорится (редстэ) сам».
Очевидно, идея совместной переводческой работы пришла к писателю после успеха его повести «Гимпл–глупец», переведенной Солом Беллоу. Ирвинг Хоу пишет в мемуарах, что «нью–йоркские интеллектуалы» хорошо знали идиш, были выпускниками светских американских еврейских школ. Все они получили образование еще в дореформенную пору, до того, как под давлением сионистских функционеров еврейское образование в Америке отбросило идиш в пользу иврита, что сформировало американское еврейство как общину, а не как народ. Хоу вспоминает, что Сол Беллоу был очень занят и неохотно откликнулся на приглашение. В конце концов Беллоу пришел и сел за пишущую машинку, заявив, что у него есть время лишь чтоб переводить на месте. Перевод был сделан экспромтом, со слуха. Повесть читали по кускам, обсуждали, а Беллоу переводил и печатал. Так родился американский писатель I.B. Singer (Айзик Башевис). Ему было 49 лет.
Хотя английский и еврейский языки принадлежат к одной языковой группе, но перевод с идиша — дело непростое. Башевис–Зингер отлично понимал, что создает не просто разные версии, но по сути разные произведения по–еврейски и по–английски. На идише он пользовался псевдонимами в полном соответствии с еврейской литературной традицией, где псевдоним — часть нарратива, по сути еще один герой–рассказчик. Ицхок Башевис у него — для «качественной», высокой прозы, Ицхок Варшавский — для среднего качества, для литературных статей и рассказов для детей, а Д. Сегал — для полемической, желтой журналистики. Еще он писал эротическую прозу. На идише все псевдонимы отличаются по стилю, по языку и метафорическому ряду, а по–английски сам писатель все свел под именем Башевис–Зингер и добивался стилистического единства. Другой пример приводит исследователь идиша Хонэ Шемрук в предисловии к иерусалимскому сборнику рассказов писателя 1979 года.
Герой повести «Гимпл–глупец» (по–русски его именуют еще «Гимпл–дурень») начинает свой рассказ: «Их бин Гимпл там. Их халт мих нист фар кейн мар» ( «Я Гимпл–глупец. Я же не думаю, что я глуп»). Сол Беллоу перевел оба слова одинаково fool. Но в еврейском тексте герой назван Гимпл–там — арамейским словом, значащим не только «простак», но и «наивный», а еще «невинный» (в смысле «невинное дитя»). Слово это ассоциируется с одной из самых популярных еврейских притч из пасхального предания «Хагады» о человеке, имевшем четыре сына — хорошего, злого, простого (там) и такого, что не умел спросить. Это же слово связано со знаменитым рассказом замечательного хасидского мастера и учителя начала XIX века рабби Нахмана из Браслава о мудреце и простаке. Во втором предложении используется еврейское слово германского корня нар — «дурак, фигляр, клоун», точно соответствующее английскому fool. При переводе Беллоу опустил различия между там и нар, пренебрег хорошо знакомыми еврейски образованному читателю религиозными и фольклорными нюансами и оттенками всех смыслов слова нар. Возможно, труды Башевис–Зингера когда–нибудь удостоятся академического перевода либо найдут увлеченного переводчика, и читатель получит комментарий — подобный тому, какой сделал Исраэль Шамир для романа Ш. — Й. Агнона «Сретение невесты».
В современной книжной индустрии, где велика роль редакторов, внутренних рецензентов и литобработчиков, Башевис–Зингер сумел найти идеально правильную форму, обеспечившую всемирную славу его произведениям. Работа с переводчиками была подлинным творческим актом, где писатель не знал уступок. «Авторизованные переводы» писателя по сути своей стали вторыми оригиналами его произведений. Писатель читал вслух переводчикам текст, небольшими кусками, обсуждал каждое выражение, искал аналоги, тщательно полировал, часто переделывал характеры и сюжет, приспосабливал еврейские рассказы к американскому читателю. Только с английских «авторизованных переводов» писатель позволял делать переводы на другие языки. Поэтому некоторые сделанные в последнее время в России — якобы с идиша и явно вопреки воле писателя — переводы имеют жалкий топорный вид и даже отдаленно не напоминают подлинные тексты Башевис–Зингера. Исключением стали переводы на иврит, сделанные с идиша сыном писателя Исраэлем Замиром.
Уезжая из Польши, Башевис–Зингер бросил там молодую жену Рахиль с новорожденным сыном на руках. Семья их позже попала в Палестину. Единственный сын писателя вырос в кибуце Бейт Альфа, перевел свою фамилию на иврит (Зингер на идише означает «певец», как и Замир на иврите).
Исраэль Замир рассказывал в интервью израильской газете «Едиот ахронот» о своих встречах с отцом в Нью–Йорке:
— Я часто бывал у него на квартире в районе Централ парк. Каждый раз он давал мне доллар. Этого, по его мнению, должно было хватать на проезд и еду. Я удивлялся его скупости, но ничего не говорил. Мне было стыдно сказать, что я голоден.
Известный скупостью Башевис–Зингер по отношению к сыну проявил королевскую щедрость:
— Понадобилось время, чтоб сломить отчуждение, понять, что мир вовсе не черно–белый /…/ Я потихоньку стал читать его книги… /…/ Однажды он спросил меня: «Почему бы тебе не перевести что–нибудь мое?» /…/ Я удивился, но он поддержал меня… Мы долго сиживали вместе /…/ Он читал свои вещи, и мы тщательно, порой часами полировали их, искали нужное слово /…/ пока он не оставался удовлетворенным.
* * *
Замир, похоже, так и не понял, какой поистине царский подарок получил от судьбы. Он до сих пор тщательно избегает слова «отец», подчеркивает, что никогда не называл Башевис–Зингера «папа»:
— По телефону я говорил ему: «Слушай»… Лишь когда был маленьким, то начинал письма «Дорогой папа». Он был для нас человеком, живущим в Америке и раза два в год присылавшим два–три доллара в письме.
Отношения писателя с сыном всегда отличала отчужденность и холодность. Как отец, так и сын написали о своей первой встрече после Второй мировой войны. У Башевис–Зингера — лукавый, умудренный опытом и не сильно обремененный принципами еврейский человек созерцает наивного и самонадеянного, полагающегося на силу пришельца, которому многое предстоит узнать в этом мире. У Замира это встреча 25–летнего «нового ивритского человека», с высоты своего исторического оптимизма взирающего на смешного, немного жалкого своего отца, олицетворяющего все то, что сионизм был призван отменить.
Сегодня Исраэлю Замиру 74. И он с горечью замечает:
— Отец был богаче меня… Он продал права на свои произведения, включая экранизацию и театральные постановки, американскому издательству за очень большие деньги. /…/ Когда я хотел написать пьесу «Влюбленные и приятные» по его новелле «Двое», то вынужден был обратиться к американскому издателю. Только потому, что я сын писателя, они разрешили мне сделать перевод бесплатно. Иначе театру «Габима» пришлось бы заплатить большие деньги.
