Сергей Переслегин - Проклятие Власти
Не правда ли, хоббиты совсем не напоминают героев средневековых легенд? Нет в них стремления к подвигам и самопожертвованию, и славы они не ищут. Может сложиться впечатление, что кроме застолий и празднований хоббитов ничего не интеречует. Даже в Совете Мудрых Бильбо Торбинс умудряется прервать обсуждение важнейших проблемм, заговорив об обеде.
Однако, приходят тяжелые времена, и оказывается, что "в душе самого жирного, самого робкого хоббита все же таится (порой очень глубоко таится) будто запасенная про черный день отчаянная храбрость.", что "хоббиты не бросают друзей в беде", что очутившись перед лицом Девятерых Призрачных Всадников, малыш Фродо может крикнуть им: "Уходите! Уходите к себе в Мордор, я вам не дамся!". И не великий маг Гэндальф, не могучий Боромир, даже не Арагорн, отважный скиталец пограничного глухоманья, а смешные, совсем не героические увальни-невысоклики становятся главными героями эпопеи. Так Толкиен разрушает эстетику литературной готики и создает новую эстетику, в которой роль неестественной рыцарской доблести играет свойственное хоббитам неприметное мужество.
Писатель вовсе не пытается развенчать представителей других народов Средиземья. Немало добрых слов сказано в повести "Хранители" по поводу эльфов и гномов, магов и "громадин". Но ближе всего автору хоббиты. Недаром в обращении к читателю они названы нашими прямыми сородичами.
Считается, что "невысоклики" олицетворяют народ провинциальной Англии. Однако, обратим внимание на то, что им не приписано ни одной специфически английской черты. Так, как хоббиты, могут жить люди любой страны. Мне кажется, что Толкиен совершенно сознательно лишил этих своих героев всяких национальных особенностей- под хоббитами он понимает просто народ- без различия расс и религий. Мы еще будем гбсуждать интернационализм содержания повести "Хранители". А пока отметим интернационализм ее литературного стиля.
Говоря о "невысокликах", мы слегка коснулись того, как Толкиен изображает своих героев. Но на этом вопросе следует остановиться подробнее. В конечном счете, именно умение создать образ определяет уровень мастерства писателя.
Марк Твен ввел в литературоведение термин "живые люди". Точного определения этого понятия, конечно, нет, но интуитивно мы одних героев считаем живыми, а других- называем схемами, персонажами.
Мы легко находим в своих друзьях черты хоббитов, гномов и эльфов. Очень редко, но все же можно встретить в нашем мире Гэндальфа, Арагорна-следопыта. Редко... но и в средиземье Рыцарей из Заморья было совсем немного. Ошибиться невозможно; герои Толкиена узнаваемы, они- вполне реальные жители планеты Земля. Я упоминал о влиянии "Хранителей" на молодежные движения шестидесятых годов. Так вот, юноши и девушки называли себя "друзьями Фродо". Сказочный толкиенский хоббит оказался для них человеком, нуждающимся в помощи.
Наверное, это можно назвать литературным памятником. Во всяком случае, не подлежит сомнению то, что Толкиену удалось создать полнокровные запоминающиеся образы.
Пожалуй, в решении этой задачи английский писатель снова исходил из первичности языка. Он понимал, что лучше всего человека характеризует речь: слова, присущие лишь ему обороты, построение фраз. Язык отражает образ мышления, то есть, самую индивидуальность личности. И автор не пожалел усилий, чтобы сконструировать речь каждого героя повести. Работа эта опиралась на уже сотворенную действительность Средиземья; на историю, этнографию, особенности стран и народов воображаемого мира эпохи.
Образы толкиенских героев раскрываются прежде всего через диалоги. Исключения составляют лишь Горлум да Саурон, о которых рассказывают другие. Но оба они скорее символы, чем личности. Интересно отметить, что единственная попытка автора сказать что-то о человеке, не приведя пример его речию окончилась неудачей. Арвен, дочь Элронда, никак не назовешь живой.
Надо сказать, что задача, стоящая перед Толкиеном, была очень сложна. Ведь в его трилогии одновременно действуют люди и хоббиты, полусказочные, легендарные эльфы и гномы, фантастические маги. Черные Всадники, фантасмагорические Умертвия, и, наконец, ни на кого не похожий, от начала и до конца вымышленный автором, Том Бомбадил. Писатель должен был не только снабдить каждого героя индивидуальной речевой характеристикой, но и связать их диалоги и монологи с естественным разговорным языком повествования. Дж.Р.Р. Толкиену это удалось.
"Миновало ли утро, настал ли вечер, прошел ли день или много дней- этого Фродо не понимал: усталость или голод словно бы отступили перед изумлением. Огромные белые звезды глядели в окно; стояла бестревожная тишь. Изумление вдруг сменилось смутным страхом, и Фродо выговорил:
-Кто Ты, Господин?
-Я?- переспросил Том, выпрямляясь, и глаза его засияли в полумраке. -Ведь я уже сказал! Том из древней были: Том, земля и небеса здесь издревле были.Раньше рек, лесов и трав, прежде первых ливней, ранше первых бед и засух, страхов и насилий был здесь Том Бомбадил- и всегда здесь был он. Все на памяти у Тома: появленье Дивных, возрожденье Смертных, войны стоны над могилами. ..Впрочем, все это вчера- смерти и умертвия, ужас тьмы и черный мрак... А сегодня смерклось только там вдали за Мглистым Над горой Огнистою.
Словно черная волна хлестнула в окна, хоббиты вздрогнули, обернулись, но в дверях уже стояла Золотинка, подняв яркую свечу и заслоняя ее рукой от сквозняка, и рука светилась, как перламутровая раковина.
-Кончился дождь,- сказала она,- и свежие струи бегут с холмов под звездными лучами. Будем же смеяться и радоваться!
-Радоваться, есть и пить.- повесть в горле сушит. Том с утра поговорил, а зайчишки слушали. Приустали? Стало быть, собираем ужин!
Он живо подскочил к камину за свечой, зажег ее от пламени свечи Золотинки, протанцевал вокруг стола, мигом исчез в дверях, мигом вернулся с огромным, заставленным снедью, подносом и принялся вместе с Золотинкой накрывать на стол. Хоббиты сидели, робко восхищаясь и робко посмеиваясь: так дивно прелестна была Золотинка, и так смешно прыгал Том. А все же казалось, что у них общий танец". Толкиена можно цитировать до бесконечности. Я выбрал этот пример, чтобы проиллюстрировать и слитность в тексте "Хранителей" разговорной и сказочной языковых стихий, и толкиенские приемы создания литературного образа.
К очевидным достоинствам эпопеи "Властелин Колец" следует отнести фантастический реализм, сказачную достоверность происходящих событий. Этот раздел статьи я начал с утверждения, что в повести "Хранители", как в капле воды, отражается направление Sciense fantasy. Общепринятого определения данного жанра еще нет, но в сущности, он может быть охарактеризован одной фразой: Sciense fantasy это сказка с правилами. Иначе говоря, не накладывается ни каких ограничений на законы, управляющие созданым писателем волшебным миром, но сами эти законы незыблемы, и весь сюжет произведения обуславливается ими. Я, однако, не совсем точен. На самом деле, "правила игры" тоже вполне произвольны. Они, во первых, должны быть самосогласованными, во вторых,- обеспечивать системность и реалистичность вымышленной действительности, связь ее с нашей жизнью.
Жанр Sciense fantasy стал популярен сейчас именно потому, что в нем достиг своего логического завершения основополагающий принцип фантастики вообще: задачей литературы является создание абстрактно-реалистичных моделей действительности в целях познания мира и его переустройства.
Можно, конечно, долго доказывать, что этот жанр был создан Дж.Р.Р. Толкиеном, но это потребует пересказа всей повести "Хранители". Заметим лишь, что в книге, при всей ее сказочности, полностью отсутствуют чудеса: ни Гэндальф, ни Элронд, ни Саурон со своими прислужниками не всесильны. Они не могут нарушить действующие в Средиземье "правила игры": зло бессильно в Лориэне, и поэтому Черный Властелин не знает мыслей Галадриэли; Гэндальф и Всеславур- Преображающийся эльф не в состоянии противоречить Девяти Копьеносцам, но и те, в свою очередь, не смеют проникнуть в Раздол.
Сказочному реализму "Хранителей" хочется посвятить еще несколько слов. До сих пор мы почти не касались антуража повести. Вековечный Лес, который не пускает чужаков, Старый Вяз, подстерегающий неосторожных путников, жуткие Умертвия, Призрачные Всадники, наконец, Магические Кольца... вероятно, все это было придумано до Толкиена и существовало в тех или иных сказаниях. Но после прочтения "Хранителей" источники не вспоминаются. Столь правдоподобно и точно описана сказачная явь, столь тщательно увязана она с формой и содержанием трилогии, столь естественно слита с ее философской символикой, что мы безусловно вправе приписать автору "Властелина Колец" открытие всех этих фантастических реалий.
Пора заканчивать разговор о литературных особенностях "Хранителей", иначе он грозит стать бесконечным. Нам придется исключить из рассмотрения вопросы связи формы и содержания повести, интереснейшую проблему филологической обусловленности используемой символики, такое важное качество, как экономичность стиля Толкиена, отсутствие в трилогии случайных, проходных эпизодов. За пределами этой статьи останутся и особенности пейзажа, секреты динамики повествования и развития образов. Подробное исследование творчества Толкиена- задача отдельной книги.
