Авраам Шифрин - Избранные статьи
Вот в этой атмосфере начавшейся уже борьбы за еврейские сердца, когда отдельные евреи уже говорили с гордостью об Израиле и непривычные к этому, отвыкшие еврейские уши несмело внимали благую весть – в эти дни разразилась Шестидневная Война. Для характеристики отношения к этим дням боев в Израиле можно привести одну очень популярную песню А. Галича, ходившую в “самиздате”, она называлась “Три с половиной миллиона”. В предисловии к песне Галич говорит, что в первые дни войны у него испортился радиоприемник и он вынужден был пользоваться лишь общедоступной официальной советской информацией из передаваемых по советскому радио новостей. А советское радио передавало радостные сообщения о разгроме Израиля арабами... И Галич, ассимилированный, как он сам говорит, еврей, но фактически человек с чутким и горячим еврейским сердцем, написал трагические стихи о гибели еврейского народа – открыто встал на сторону своего уничтожаемого народа! Это же самое я, и все мы, видели по всей стране: первые сообщения советского радио о победном марше арабов евреи встретили как личное горе и личное поражение... Тем больше, тем откровенней были радость и ликование, охватившие евреев при точных сведениях о победе Израиля над многократно более сильными противниками.
Я пишу об этих общеизвестных фактах лишь для того, чтобы была понятна вторая ступень “чуда”: в эти дни Израиль помог евреям в СССР осмелеть, распрямить спину, поднять голову и с гордостью заявить (или хотя бы подумать) о своем еврействе, о “своей” стране. А отсюда уже прямая дорога к размышлениям о выезде: главное было пробудить сердца! С этого момента и евреи и неевреи в Сов. Союзе впервые стали отождествлять понятия “еврей” и “израильтянин”. Но и власти СССР отреагировали на разгром своего оружия у арабов – ожесточением чиновников, усилением государственного антисемитизма и категорическим запретом на выезд в Израиль – вот каковы были для нас внешние последствия шестидневной войны.
Однако следует учитывать и иные последствия. Дело в том, что на психологию русского народа в России отложило глубочайший отпечаток постоянное страшное давление силы, угнетавшей слабого: это воспитало в населении этой страны уважение к силе и только к силе. “Сила всегда права” – гласит народная пословица. Поэтому простые люди восприняли победу Израиля явно положительно: евреев в СССР откровенно поздравляли их соседи (часто антисемитски настроенные), и даже появился анекдот: “Раньше мы говорили: “Бей жидов!”, теперь будем говорить – “бей по-жи-довски!”. Вот эта неожиданная психологическая поддержка простых людей, неевреев также, сыграла свою положительную роль в формировании мышления евреев: почувствовать себя сильным, а не униженным, было ново, заманчиво и, раз появившись, чувство гордости за свою нацию (гордости, подтвержденной и укрепленной признанием чужих!) начало развиваться. Это была хорошая гордость: не заносчивость, а чувство проявившегося уважения н: себе и к своему народу. Именно поэтому сионистская работа стала встречать после 1967 года все больший отклик у евреев: у нас просили книги об Израиле, слушание “Кол-Исраэль” стало обычным явлением среди евреев, и новостями “из дома” обменивались с радостью и удовольствием.
Активизация сионистских групп в разных городах нарастала и, очевидно, КГБ уже попросту не рисковал арестом сотен (а вдруг тысяч?) известных им активистов: пока в правительстве шла борьба за главенство (Хрущев боролся с трупом Сталина, Брежнев – с Хрущевым), из десятков выросли сотни. А в 1967-68 гг. арест большого количества людей был властям не по силам, он вызвал бы слишком большой шум в мире.
Каждый город, каждая еврейская душа вкладывала свою лепту в общую работу; не было объявленного еврейского Центра, но новости среди нас развозили свои добровольцы, и литературу, размноженную рискующими сионистами (теперь мы уже знали значение этого слова!) отвозили во все концы страны. Одновременно с этой “повседневной” работой было проведено несколько акций, которые выглядели в те времена почти наглостью с нашей стороны: появились в ряде городов ульпаны для изучения иврита; в Риге евреи своими силами благоустроили пустырь в Румбале, где было кладбище расстрелянных немцами евреев и где советские власти хотели построить завод – евреи посадили там цветы, установили памятник (КГБ по ночам ломал и уничтожал сделанное днем, но днем позже все появлялось вновь!); а в Одессе собрали группу евреев из шести городов и устроили что-то вроде палаточного городка на берегу моря, где звучал иврит, где пели еврейские песни – не хватало только израильского флага. А вот в Москве и флаг Израиля был поднят, когда большая группа евреев выехала за город и шумно отпраздновала День Независимости Израиля. Потом в Одессе устроили “общественный просмотр”, “премьеру” фильма, полученного из Израиля. И хотя собрались мы тайно, но сам факт показа фильма 50-60 евреям в обстановке слежки КГБ был, безусловно, дерзостью.
Таким образом мы действовали, но надежда на достижение цели была более чем туманна. Ведь выезда в Израили практически не существовало: лишь в редких случаях КГБ разрешало отъезд каким-либо беспомощным старикам, не имеющим детей или случайным и подозрительным для нас людям.
Вот в этот период московской группе удалось, при помощи американских дипломатов, устроить выезд – почти побег – Яши Казакова. Это была небывалая удача – так мы это расценили тогда. Но активизация сионистских групп нарастала, и нервы руководства КГБ не выдержали: очевидно, они решили “избавиться” от смутьянов и заводил. Началось с Давида Хавкина. Он пошел на большой риск и обратился с просьбой о помощи в выезде в Израиль к А. Гольдбергу – представителю США в ООН. Он сделал это открыто, публично, около московской синагоги. Очень скоро Хавкин был буквально выслан из СССР – именно так выглядело разрешение на его выезд в Израиль. Перед этим (также в короткий срок) были высланы А. Рубин из Минска, Л. Словина и Н. Шперлинг из Риги.
Но параллельно с этим КГБ предпринял и запугивающий провокационный улар: в Ленинграде была арестована группа из 12 человек за попытку нелегального выезда из СССР. В Риге, Кишиневе и Ленинграде прошли обыски и аресты – было арестовано дополнительно еще примерно 40 евреев. КГБ явно хотел покончить с сионизмом, арестовав часть евреев для устрашения остальных и выслав некоторых, чтобы обезглавить движение.
Среди нас встал вопрос: можно ли уезжать? На кого оставить самиздат и все наши дела? Но было решено – счастливцы, получившие разрешение, должны ехать: их пример лишь воодушевит других евреев, и на их место придут новые силы – люди поймут, что уехать можно!
На мое счастье я попал в группу выезда и осенью 1970 года прилетел в Израиль.
Передать состояние счастья и упоения, охватившее нас, когда мы ступили на Землю Израиля, конечно, невозможно: позади были долгие, долгие годы лагерей, тюрем, ссылки и абсолютной безнадежности. И вдруг: мы – дома!
3. Дома. Но...
Теперь нужно хотя бы вкратце рассказать о взаимоотношениях неосионистского актива в России с государством Израиль, о связях с посольством Израиля в Москве, о попытках контакта с Израилем через туристов и советских граждан, ехавших заграницу в период 1960-1970 гг.
Прежде всего следует принять во внимание, что до 1967 года, да и после него, т.е. уже после Шестидневной войны, встреча с любым иностранцем на территории СССР влекла за собой прямое вмешательство и преследование со стороны КГБ. В памяти людей еще были свежи воспоминания о том, что до 1954 года даже за простой разговор на улице с иностранцем в СССР немедленно арестовывали и отправляли в лагерь на 25 лет как “шпиона”. Исходя из этого, попытка молодых неосионистов в Москве вступить в прямой контакт с сотрудниками посольства государства Израиль была вначале чрезвычайным событием в жизни нашего молодого национального движения. А от КГБ “наглость” евреев потребовала принятия каких-то новых мер: после разгрома Берии политаппарат ослабил власть карательных органов, и они пугали, но не всегда арестовывали. В этих условиях начались единичные контакты евреев с израильтянами в синагогах: у них просили молитвенники (это вроде бы безобидно), учебники иврита, значки из Израиля, Маген-Давиды – всячески старались объяснить им стремление молодых советских евреев внутренне приблизиться к Израилю. Контакты эти явно удивляли евреев из свободного мира: везде укоренилось мнение, что евреи в СССР полностью ассимилировались.
Тогда мы еще не знали о наличии в мире “великого сиониста” Гольдмана – президента всемирной сионистской организации, который вместо помощи задыхающемуся еврейству России запретил в своих директивах посылать письма советским евреям и устанавливать с ними контакты: это, по мнению этого “знатока”, могло нам повредить... Стыдно и противно думать обо всех этих “специалистах” по русскому еврейству, мешавших и еще сегодня мешающих развитию сионизма в России. Ведь и сегодня они пытаются вести “тихие переговоры” с СССР, предавая тем самым открытую борьбу неосионистов.
