Андрей Амальрик - СССР и Запад в одной лодке (сборник статей)
Рузвельт пригласил Сталина в лодку. Увы, это не изменило ни внутренней, ни внешней политики СССР. Сталин не только раскачивал лодку, но, образно говоря, сам выпрыгнул из нее. Чувствуя себя одураченными и сознавая свою ответственность за «навязывание коммунизма» Восточной Европе, США круто повернули и перешли к политике «сдерживания коммунизма», не только сберегая остаток Европы, но главным образом решив не уступать теперь без боя Азии. Но и здесь США были склонны по-прежнему игнорировать отношение самих народов к «коммунизму».
Непонимание происходящих в других странах процессов заставляло США чрезмерно полагаться на манипулирование военной силой и экономической помощью. Если исходить из той точки зрения, что коммунистические революции в Азии были результатом исторического развития этих стран, и «коммунизм» здесь стал формой пробуждающегося азиатского национализма и эгалитаризма, а вовсе не результатом советских интриг, то американскую политику в Азии после войны можно считать такой же неудачной, как и их политику в Европе во время войны.
Признай США в 1949 году КНР, они не только избежали бы корейской войны, но и ускорили бы отход КНР от СССР. Создание потенциальной угрозы на востоке сделало бы СССР уступчивее на западе: скорее всего, не имея за спиной дружественного Китая, СССР согласился бы в 1953 году на воссоединение Германии. Но США не только не признали КНР, но и решили дать бой «коммунизму» в самом уязвимом для себя месте — во Вьетнаме, где режим, который они поддерживали только потому, что он был «антикоммунистическим», был в глазах собственного народа наследником колониального режима и потому был обречен на гибель.
Где-то между двумя кризисами — разочарованием США в «поощрении коммунизма» в Европе в конце сороковых годов и разочарованием в «сдерживании коммунизма» в Азии в начале семидесятых — началось то, что теперь называется «политикой разрядки» и раньше называлось «политикой мирного сосуществования».
Несмотря на растущую военную мощь, лодка Сталина с нищим Китаем на корме и ненадежными восточноевропейцами на носу мало годилась для того, чтобы протаранить западную лодку. Самоизоляция, в которой СССР находился в последние годы жизни Сталина, перенапрягла силы страны и привела к ряду конвульсивных реформ пятидесятых годов. Таким образом, только испытав все отрицательные стороны доведенной до крайности изоляции, СССР вступил на путь внутренних преобразований и налаживания внешних связей.
США, уставшие от «холодной войны» и связанного с ней напряжения, пошли, хотя и с колебаниями, навстречу. Скорее всего, они переоценили изменения, произошедшие в СССР после смерти Сталина. Вдобавок на мышление руководителей США и СССР оказало влияние появление нового политического «материка» — третьего мира, толкая их как к соперничеству, так и к сотрудничеству.
Устранение Джона Кеннеди и Никиты Хрущева совпало с более скептическим отношением к разрядке. США оказались втянутыми во вьетнамский конфликт, а в СССР на несколько лет вновь победили идеи изоляционизма.
Однако объективный ход истории оказался сильнее. Если США уже достигли уровня державы, стремящейся не изменить что-то в мире, а сохранить то, что есть, то и СССР постепенно начал подходить к этому уровню. С какого-то момента у них неизбежно должна была возникнуть потребность в договоренности.
Объективность этого сближения нагляднее всего видна в том, что оно было возглавлено на этот раз фигурами довольно безликими и ранее обнаруживавшими только враждебность к иной системе. Но как раз то, что каждый из них был прежде всего ставленником своего бюрократического аппарата, и помогло им сблизиться и лучше понять друг друга.
Оценивая преимущества разрядки перед холодной войной, мы не вправе, по-видимому, говорить, что разрядка — альтернатива войне. «Холодная война», будучи как бы сублимацией войны горячей, не менее эффективно предотвращала реальную угрозу, чем «разрядка», ибо мир держался и держится на ядерном равновесии. Поэтому и взаимное сокращение вооружений, если даже его удастся достигнуть, не уменьшит и не увеличит опасность войны.
Рост вооружений — следствие конфронтации, а не ее причина, и в значительной степени следствие научно-технического прогресса. Поскольку сама по себе договоренность о тех или иных ограничениях ни с конфронтацией, ни с прогрессом не покончит, гонка вооружений, зажатая в одном месте, всегда вылезет в другом. Сокращение вооружений может быть результатом разрядки, но не ее единственным или основным содержанием. Поэтому на разрядку лучше всего смотреть как на инструмент не сохранения мира, а улучшения мира, ибо в противном случае в ней не было бы никакого смысла.
Создается, однако, впечатление, что для США цель разрядки — как раз сохранение существующего положения. Они как бы стремятся опутать СССР паутиной договоров и взаимных обязательств и тем самым лишить его возможности нарушать стабильность в мире без опасения эти связи порвать.
Для СССР — стороны все еще наступательной — цели разрядки гораздо шире. СССР стремится выйти из изоляции по крайней мере по трем причинам: 1) чтобы, успокоив Запад, манипулировать западными странами так сказать по одиночке, а не скопом, как в известной степени приходится сейчас; 2) чтобы обеспечить себе спокойный тыл ввиду враждебных отношений с Китаем; 3) чтобы преодолеть связанную с изоляцией экономическую отсталость.
Несмотря на значительные военно-промышленные достижения, экономика СССР остается весьма уязвимой и нуждается в технологической и организационной модернизации, что невозможно без помощи Запада. К тому же отсталость сельского хозяйства принуждает СССР систематически закупать зерно на Западе, и два неурожая подряд без подобных закупок смогут потрясти советскую экономику и даже вызвать массовые беспорядки.
Кроме того, разрядка объясняется, как я думаю, двумя не совсем явными, но существенными обстоятельствами. Во-первых, тем, что США и СССР рассматривают друг друга как единственных равных партнеров; во-вторых, тем, что они, вместе с другими развитыми странами, начинают чувствовать себя не только соперниками, но в какой-то степени и союзниками — своего рода кучкой сытых среди толпы голодных.
Я говорю об этих тенденциях, сознавая, что действуют и противоположные и что СССР в глазах США по-прежнему остается деструктивной силой. Признают это американские руководители или нет, но подлинное изменение внешней политики СССР невозможно без изменения внутренней ситуации в СССР.
Трудно представить себе государство, сочетающее постоянное давление и насилие внутри с миролюбием и уступчивостью снаружи, такое «миролюбие» могло бы быть только следствием военной слабости или маскировкой. Поэтому всякое смягчение внутренней политики СССР может быть не только желательно американцам из гуманитарных соображений, но жизненно необходимо им из соображений собственной безопасности, а потому может рассматриваться ими как одна из целей политики США.
Поскольку США, разрабатывая свою политическую стратегию, выбрали не изоляцию СССР, а сотрудничество с ним, то здесь возможны были два тактических варианта: 1) идти на сближение с СССР, полагая, что сотрудничество с США и вообще с Западом постепенно само собой «смягчит» СССР; 2) обусловливать каждый шаг в сторону СССР требованием определенных изменений как его внутренней, так и внешней политики, понимая их взаимозависимость.
Создается впечатление, что Никсон и Киссинджер выбрали первый путь, как путь, по-видимому, требующий наименьших усилий и дающий сразу видимые результаты. Задачу сближения с СССР, требующую для своего решения, скажем, два десятилетия, Киссинджер пытался решить чуть ли не за два года. Такая поспешность отражает, быть может, не только особенности мышления самого Киссинджера, но и особенность американского мышления вообще — мышления коммерсантов, которые хотят сразу видеть ощутимые результаты своих усилий.
Это привело американское правительство к поспешному подписанию ряда соглашений только для того, чтобы можно было сказать и показать своим согражданам на экранах телевизоров: вот, мы сделали то-то, то-то и то-то. Между тем США имеют дело с партнером, с которым опасно спешить. Если советские руководители и не обладают многими блестящими качествами Киссинджера, то они в превосходной степени умеют не только ставить далекие цели, но и терпеливо ждать.
Американская политика отличается от советской еще двумя особенностями. Внешняя политика — своего рода воспитанница внутренней, мышление государственных деятелей, пришедших к руководству внешней политикой, годами воспитывается на внутриполитических проблемах, и все усваиваемые ими внутри методы применяются вовне. Американская внутренняя политика построена на игре свободных сил, разрешаемой компромиссом, в то время как советская — на бескомпромиссном проведении директив. И если США сознательно и еще более бессознательно садятся за стол переговоров с мыслью о компромиссе, то СССР с намерением полностью осуществить свои задачи, идя только на фиктивные уступки.
