Савелий Дудаков. - "История одного мифа: Очерки русской литературы XIX-XX вв
Дальнейшая история русской литературы была тесно связана с ранними антииудейскими памятниками древней письменности, ибо именно они послужили основой борьбы с "жидовствующими" и дали примеры для идеологических схваток раскола с приверженцами церковных реформ28.
В ходе исторического развития центр русской государственности переместился из Киева в Москву. Возвышение новой "матери" русских городов требовало, в свою очередь, идеологического обоснования.
Известная формула "Москва – третий Рим", упоминаемая в письмах старца псковского Спасо-Елеазарова монастыря Филофея к великому князю Василию III (XV в.), оказывалась недостаточной; надо было доказать родственность православной Москвы "избранному народу" и утвердить переход благословения Божьего на русский народ.
Эту, скажем, весьма нелегкую задачу разрешили в России не без помощи просвещенных и прошедших школу иезуитских колледжей малороссийских выходцев, которые и создали новый миф, строившийся на представлении, что "Мосох, или Мезех, шестой сын Иафетов, внук Ноев, есть отец и прародитель всех народов Московских, Российских, Польских, Волынских, Чешских, Мазовецких, Болгарских, Сербских, Карватских, и всех, елико есть Словенский язык, что у Моисея Мосох, Московских народов праотец, знаменуется (т.е. упоминается. – С.Д.) и у Иосифа Флавия в Древностях, что ни от реки, ни от града Москвы Москва именование получила, но река и град от народа Московского имя восприяли, что имя сие Мосох… все древние историки Еврейские, Халдейские, Греческие и Латинские и новейшие Мосоха, Москвы праотца и областей того имени, во многих местах непрестанно и явно понимают, что третий брат Леха и Чеха, Русь истинный наследник Мосохов от Иафета…"29.
Автором этого мифа XVI в. был Матвей Стрыйковский. Затем в XVII в. воспитанник Киевской духовной академии дьякон Холопьего монастыря на Мологе Тимофей Каменевич-Рвовский дополнил "историю": "Прииде же Мосох Иафетович, шестой сын Иафетов, господарь наш и князь первый, в страну Скифскую великую и Землю нашу сию, так предъименуемую, на места селения сего Московского, на ней же земле мы ныне жительствуем… Сию же реку тогда сущую безъимениту бывшую от исперва, он Мосох князь по пришествии своем и поселении прекрасном и излюбленном преименовал ю Мосох князь по имени своему, самого себя и жены своея княгини прекрасные и предлюбезные, нарицаемые Квы. И тако по сложению общекупному имен их, князя нашего Моса и княгини его Квы красная преднаречеся… Сей же Мосох князь Московский бысть и началородный нам и первый отец не токмо же Скифо-Москво-Славено-Российским людям, но и всем нашим своеродным государствам премногим…"30. Здесь же Тимофей утверждал, что и вторую реку, Яузу, Мосох назвал по именам своих детей – сына Я и дочери Вузы.
Многочисленные легенды о происхождении Москвы от сына Яфета Мосоха были собраны автором "Синопсиса" Иннокентием Гизелем в 1674 г. в первой учебной книге по истории, выдержавшей благодаря своей популярности до середины XIX в. около тридцати изданий. Впрочем, и в других дореволюционных изданиях по истории Москвы встречаются ссылки на "родословную" Москвы и Московского "народа" от еврейских праотцев.
Одним из самых интересных религиозно-культовых движений в средневековой России была "ересь жидовствующих", первые представители которой прибыли на Русь в свите литовского князя Михаила Олельковича и полностью "растворились" в русской среде. К "жидовствующим", несомненно, примыкала интеллектуальная элита того времени. В Москве ее вождем был выдающийся дипломат, посетивший Западную Европу, и писатель (вероятный автор известной "Повести о Дракуле, воеводе волошском"), дьяк Федор Васильевич Курицын. Сам дьяк умер накануне жестоких репрессий (видимо, около 1500 г.), а его брат, тоже дьяк, Иван Васильевич Курицын-Волк в 1503 г. был сожжен с другими еретиками31.
Движение жидовствующих было жестоко подавлено и вряд ли можно усомниться в том, что жестокость Дракулы, подчеркнутая автором повести о воеводе волошском и сделавшая его имя нарицательным, была навеяна реальными образами той варварской поры. Однако, несмотря на все гонения, ересь жидовствующих не исчезла: спустя почти три столетия она была обнаружена в Воронежской, Тамбовской, Орловской, Курской и других губерниях Центральной России.
Более того, жидовствующие начала XIX в. настаивали на преемственной связи с жидовствующими эпохи Ивана III (что и отмечали исследователи ереси). Так, Н.Н. Голицын считал ересь отголоском далеких времен Схарии, "предания о котором таились где-нибудь в народе"32.
Борьба с "жидовствующими" прежде всего нашла свое отражение в запретах на "неполезные" книги, среди которых оказались многие памятники древнерусской письменности XIII-XIV вв. Не случайно Иван Грозный в своем послании Стоглавому собору призывал защищать от "душегубительный волк и от всяких козней вражеских" чистоту христианского учения, требуя соборных решений против чтения и распространения "богомерзких", "еретических" и "отреченных" книг33.
Эту "охранительную" функцию призвано было осуществить и грандиозное мероприятие, начатое новгородским архиепископом Макарием еще в конце 20-х годов XVI в, – составление "Великих Миней Четиих". Почти одновременна с трудом Макария возникают и так называемый "Лицевой свод", включивший в свой состав "Иудейскую войну" Иосифа Флавия, и "Хронографическую Толковую Палею", в составе которой оказалась одна из редакций "Соломона и Китовраса".
Можно констатировать, что из древнерусской антииудейской литературы в различные сборники и хронографы XVI-XVII вв. были включены те писания, которые впоследствии не раз использовались против "жидовствующих", а затем перетолковывались в антимасонской и антисемитской литературе.
Следовательно, так называемый "евангельский" антисемитизм (имеется в виду религиозное "отвержение жидовьстђ") в условиях ожесточенной борьбы русского православия с ересью жидовствующих оказался той питательной средой, внутри которой мог возникнуть "идеологический антисемитизм", вызванный появлением инородцев в политической жизни общества34. Более того, наличие в русской средневековой письменности образцов анитииудейской полемики во многом способствовало "преемственности" идей об "отверженном Богом народе", которые всегда находили себе применение в эпохи революционных реформ и реорганизаций.
ПРОНИКНОВЕНИЕ МАСОНСТВА В РОССИЮ И АНТИМАСОНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА XVIII в.
В истории русской культуры, как отметил в начале XX в. один из исследователей, нет более сложной и запутанной проблемы, чем вопрос о происхождении и распространении в России масонства35.
В России масонство появилось почти сразу после того, как на Западе оно оформилось в "правильные формы" и в Лондоне была создана одна из первых лож (1717 г.). Напомним, что в конце XVII – начале XVIII в. в России по приглашению Алексея Михайловича и Петра I хлынула огромная волна иностранцев. Естественно, что в багаже "технических кадров" была не только профессиональная литература, но и книги по философии, истории и мистике.
В 1689 г. в Москве появился предтеча профессора Шварца и Новикова – немецкий мистик Квирин Кульман. Родился он в г. Бреславле, в семье торговца. С детства отличаясь повышенной религиозностью и, по его словам, беспрестанно одолеваемый видениями, Кульман всецело посвятил себя религии. Образование он получил в Йенском университете на факультете права, а затем продолжил занятия в Лейпциге.
Уже в 1674 г. он издал под влиянием ставших классическими трудов Я. Бёме книгу "Neubegeister Bohme" ("Воскресший Бем"), в которой доказывал, что истинное знание приобретается человеком не путем науки, а в результате религиозного самоусовершенствования. Являясь провозвестником близкой гибели существующих церквей и пророчествуя о наступлении Нового, истинного "Иезуитского царства", идущего на смену греховному "Западному Вавилону", Кульман попытался проповедовать в Голландии, но вскоре был изгнан из Лейдена. Возможность, что в это же время он ознакомился и с учением Саббатая Цви: по крайней мере, в 1678 г. он оказался в Константинополе, где намеревался обратить местных жителей в христиан "собственного толка" и где, видимо, познакомился с одним из тайных эмиссаров саббатианства – Авраамом Кунки36. Миссионерская деятельность в Турции завершилась сравнительно благополучно – после телесного наказания (октябрь 1678 г.) он был выслан из Оттоманской империи. Путешествуя по Европе, Кульман познакомился с сыном московского полковника Отто Гениным, а затем в конце апреля 1689 г. приехал в Москву. Именно с этого времени деятельность жителя Немецкой слободы приобретает важное значение для истории русского масонства.
Учение Кульмана носило резкий социальный характер, сближаясь с примитивным коммунизмом анабаптистов, ибо, как он считал, с водворением нового порядка "царей, королей, князей и вельмож не будет, а будут все равные, все вещи будут общественные и никто ничего своим называть не будет…"37. Кульман со своим почитателем и единомыш 18 ленником московским купцом Кондратием Нордерманом по доносу пастора И. Мейнеке были взяты под стражу, а потом под пытками показали, что в случае причиненного им вреда над Москвой разразится гнев Божий. Сочинения Кульмана и теософские книги Бёме были подвергнуты экспертизе: в составе комиссии были пасторы Мейнеке и Вагецир, иезуиты Тихоновский и Давид. Без всякого вмешательства со стороны патриарха или представителей православного духовенства оба "еретика" были приговорены к смерти и 4 октября 1689 г. сожжены. Последними словами Кульмана были: "Ты справедлив, великий Боже, и праведны суды Твои, Ты ведаешь, что мы умираем без вины"38.
