Джим Роджерс - Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение
После Второй мировой войны началось постепенное сокращение военного присутствия страны в Европе. С 1960-х годов Великобритания постепенно перестала защищать свои интересы «к востоку от Суэца», да и вообще поддерживать существование империи. Одним из таких интересов был Сингапур. Имя города – «город льва» (это дословный перевод санскритских слов singh (лев) и pura (город)) – восходит к легенде об основании города, зафиксированной в малайских хрониках. Высадившись на берег для исследования острова, Санг Нила Утама, князь Палембанга, согласно легенде, увидел животное, которое, как ему сообщили, было львом. Решив, что это хороший знак, он дал его имя королевству, которое основал здесь в начале XIV века. (Кстати, если князь кого-то и видел, то, скорее всего, малайского тигра, потому что львы, даже азиатские, никогда не водились восточнее Индостана. Тигры же встречались в дикой природе близ Сингапура еще в 1930-х годах.) Британцы взяли «город льва» под свой контроль в 1824 году. В 1969 году, накануне вывода британских колониальных властей с острова, чиновники, распивая прощальные коктейли в отеле «Раффлз», бормотали: «Это конец Сингапура». Все соглашались, что Сингапуру и впрямь конец – заболоченное, отчаянно нищее поселение из полумиллиона человек, не имевших никакой надежды на улучшение. Вернувшись домой в последние дни империи, эти служащие могли лишь издалека смотреть с открытым от изумления ртом за тем, как разворачивалась история, возможно, самого крупного успеха за последние сорок лет. Сейчас Сингапур – одна из богатейших стран мира, а по доходу на душу населения, возможно, самая богатая, если судить по международным валютным резервам.
Конец же наступил как раз Британии. В 1976 году, не сумев продать государственные ценные бумаги, эта бывшая империя вынуждена была униженно просить Международный валютный фонд о субсидии. Еще в 1918 году над этой великой державой никогда не заходило солнце, но за одно поколение она низверглась в экономический хаос, а за три стала банкротом. Когда Британия оправилась, набирали вес Соединенные Штаты, за полвека ставшие доминирующей мировой силой с точки зрения экономики, военной мощи и геополитики. Маргарет Тэтчер, избранная в 1979 году, сумела остановить крушение Великобритании, и ей страна обязана многими позитивными изменениями. Но именно в 1979 году началась добыча нефти в Северном море (найдите мне гигантское нефтяное месторождение, и я тоже обеспечу вам хорошую жизнь). Помимо ужесточения фискальной политики, Маргарет Тэтчер прекратила регулирование обменных курсов, которое действовало в Британии с 1939 года. Когда в 1964 году я приехал в Оксфорд, фунт стерлингов не был свободно конвертируемой валютой. Нельзя было купить или продать фунт без соблюдения строгих правил и ограничений. Нельзя было вывозить из страны значительные суммы. Фунт постоянно находился в кризисе. Каждую неделю на занятиях по экономике разговор постепенно сползал на новые проблемы с фунтом. Курс был установлен на отметке 2,80 доллара, но был явно завышен. Он вовсе не отражал состояния – довольно плачевного – британской экономики. Государство, находясь на грани банкротства, становилось все менее конкурентоспособным. Никто не хотел инвестировать в Великобританию, да и она сама мало куда уже могла инвестировать. У меня как у студента Оксфорда был банковский счет иностранного гражданина, где отмечалось, что вносимые мной деньги – иностранные, в моем случае доллары, поэтому я, к счастью, мог ими свободно распоряжаться. Банк отмечал, сколько иностранной валюты я ввез. Мне не разрешили бы покинуть страну, имей я на руках большую сумму валюты. Счет строго и жестко контролировался. Денег у меня было не так уж много, но я старался не брать до выходных больше определенной суммы, потому что обычно именно на выходных правительство девальвировало валюту. Это было очевидно даже наивному двадцатидвухлетнему юнцу. Два года у меня в кармане никогда не водилось больше двух шиллингов шести пенсов – британской полукроны. Ситуация становилась все хуже и хуже (торговый баланс ухудшался, национальный долг рос), и, оказалось, я был прав. Однако правительство объявило девальвацию только через год после того, как я окончил университет.
Я был прав, но ошибся во временны́х расчетах: эта особенность, которую я воспринимал со смешанными чувствами – все верно, но слишком рано, – неоднократно сказывалась во время моей карьеры инвестора и составляла одну из ее наиболее примечательных черт. Фунт упал до 2,40 доллара, но курс не удержался. После того как обменные курсы в 1970-х отпустили, он оказался на отметке 1,06 доллара. Если бы курс валюты в это время можно было бы опускать постепенно, британская промышленность сумела бы адаптироваться, подготовиться к возможным изменениям и стать более конкурентоспособной. Вместо этого последовал обвал фунта. При Тэтчер Лондон вновь стал международным финансовым центром, и Великобритания пережила 20–25 лет расцвета. Но сегодня ресурсы Северного моря истощаются. Соединенное Королевство внось становится импортером нефти. И поскольку финансы сейчас уже не считаются драйвером благосостояния (в ближайшие 20–30 лет много денег на финансах не сделаешь), истощается и Лондон. Страна страдает от долгов и снова пребывает в упадке.
В 2010 году я вместе с семьей снова посетил Оксфорд. Меня пригласили прочитать одну из лекций Оливера Смитиса в Бэллиол-колледже – серии лекций, учрежденной американским генетиком британского происхождения, получившим образование в Бэллиоле, Нобелевским лауреатом 2007 года, и названной в его честь. Мне предложили поделиться взглядами на будущее с нынешними студентами. Но если бы вы спросили о цели визита моих дочерей, девочки ответили бы: «Отдать им лодку». Расскажу все по порядку.
Для Оксфорда есть только один значимый вид спорта – гребля. И нет более важного спортивного события, чем Регата. Первая регата между Оксфордом и Кембриджем была проведена в 1829 году. Каждую весну на Темзе соревнуются восьмерки – в последнюю субботу марта или в первую субботу апреля. В Йеле я три года был рулевым, много читал и слышал о регате и хорошо понимал ее значимость, когда приехал в Оксфорд. Участвуя в ней, ты становишься в стране кем-то вроде национального героя. Козырни участием – и мало найдется в Англии пабов, где тебе не поставили бы пинту пива или (ведь это все-таки Англия) несколько пинт. (В 2010 году около 250 тысяч зрителей выстроились вдоль трассы длиной более семи километров. Регата собрала у экранов более шести миллионов человек только в Великобритании. Она транслировалась BBC более чем в 150 странах.) Сотни студентов, представляющих различные команды Оксфордских колледжей, включая множество рулевых, каждую весну соперничают за девять мест в так называемой «синей лодке». Синей она называется потому, что атлеты Оксфорда и Кембриджа, выступающие на самом высоком уровне, получают спортивную Синюю награду. Естественно, что этой награды по определению заслуживают и все участники обеих команд Регаты, которых и называют синими (темно-синие – оксфордцы, светло-синие – кембриджцы). Когда меня избрали рулевым Синей лодки на втором курсе обучения в Оксфорде, я стал всего лишь вторым американским рулевым за 137 лет проведения Регаты. Кстати говоря, первый американец тоже учился и в Йеле, и в Бэллиоле. А в тот год, когда он был рулевым (кажется, это был 1951-й), лодка Оксфорда пошла ко дну. Когда объявили, что Оксфорд выбрал этого Роджерса, выпускника Йеля, который учится в Бэллиол-колледже, все подняли шум: «О господи, еще один американец сейчас потопит Оксфорд!» Я почти потерял место в составе.
После того как тебя выбрали, ты должен сам купить себе синий блейзер, специальные синие шарфы и свитеры, а также белые брюки. Носить все это следует с черными туфлями. У меня была только одна пара выходной обуви – темно-коричневые, которые я считал компромиссом между черным и коричневым цветом. По паре каждого цвета я себе позволить не мог, так что решил, что темно-коричневые, из дубленой кожи, сойдут за оба варианта. Помню, как Дункан Клегг, президент Оксфордского университетского гребного клуба, подошел ко мне и сказал:
– Тебе надо избавиться от этих коричневых туфель.
– Но они не просто коричневые, а темно-коричневые, из дубленой кожи, – ответил я. (И кстати, для меня довольно дорогие.)
– Нет, – сказал Дункан, – не пойдет.
Я возразил:
– У меня нет денег! Все эти вещи стоили мне целое состояние, и мне просто не хватило на пару туфель. Очень обидно, если из-за этого я потеряю место в лодке, но я ничего не могу поделать.
В итоге мне разрешили оставить коричневые туфли.
Тогда, в 1966-м, мы опередили Кембридж в Регате на три с половиной корпуса. В 1965 году, за год до этого, впервые в истории гонки (положив начало традиции, которая соблюдается и по сей день) резервные составы университетов сошлись в предварительном старте. Я управлял оксфордской лодкой «Айсис». (Лодка резервного состава называется в честь рукава Темзы, реки Айсис, протекающей через город.) В тот год, мой первый в Оксфорде, я соревновался за место в Синей лодке. Но из-за одного «недоразумения», как сказали бы британцы, я вообще чуть не бросил греблю. Поскольку любой спорт в Оксфорде непрофессиональный (от нас даже требовали покупать собственную форму), тренеров по гребле набирали из числа желающих, и в тот год главным тренером, формировавшим команду на Регату, стал австралиец Сэм Маккензи, экс-чемпион мира по гребле. Довольно темная личность, он был всегда нацелен на любовные похождения, по профессии же был определителем пола цыплят. За эти умения его высоко ценили в области птицеводства. Набирая состав на гонку против Кембриджа, Маккензи и президент яхт-клуба Майлс Морланд в том году приняли следующее решение. Проблему, с которой я столкнулся, описывает Кристофер Додд в своей книге 1983 года «Регата Оксфорд – Кембридж» (Oxford and Cambridge Boat Race): «Джим Роджерс-младший спокойно учился в Бэллиол-колледже и был рулевым “Айсис”, но в январе получил [от отца] письмо, шокировавшее его. Он думал над ним несколько дней, чувствуя себя простаком за границей, а потом решил, что лучшее в этой ситуации – сойти с дистанции. Он не хотел участвовать в игре, в которой к тому же невозможно было понять, кто играет с хорошими картами, а кто нет. Он пошел к своему тренеру Дэвиду Харди и объяснил, что собирается отказаться от места в команде “Айсис” и бросает греблю. Харди, почуяв неладное, провел расследование. Он вызвал Роджерса и попытался выжать из него, почему же тот отказался. Харди озадачил такой поворот, ведь этот парень был хорошим рулевым. И тогда Роджерс показал ему письмо…
