Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6274 ( № 19 2010)
Вторая.
Не закрепляйте понятие «счастье» за чем бы то ни было: возлюбленным, карьерой, ребёнком. Возлюбленный может уйти, карьера – не заладиться, ребёнок – не оправдать ваших надежд.
Пусть счастье, как бабочка, перелетает с одного на другое: сегодня это работа, завтра – семья, послезавтра – любовь. И тогда, помяните моё слово, вы будете счастливы всегда.
Третья.
Вы учились в школе имени Маяковского. Любя всей душой этого гениального поэта, знайте, что Маяковский, написавший в своей предсмертной записке: «Выходов нет», был не прав: выход есть всегда. Может, главный урок, который даёт нам поэт, заключается именно в этом: не распоряжаться своей жизнью так, как распорядился он.
Помните, что, как говорил Булгаков, «всё, что ни происходит, всегда так, как нужно, и только к лучшему».
Четвёртая.
Когда я брала вас пятиклассниками и продумывала приоритеты вашего воспитания, я поставила себе задачу вырастить вас культурными – вы выросли талантливыми. Так получилось. Знайте, что талант – это не только и не столько людские аплодисменты, сколько людская зависть. Зависть – неразлучная спутница таланта. Умейте защищать свой талант. Умейте держать удар.
Пятая.
Не бойтесь любви. Любовь – дело нелёгкое: она неотделима от боли, разлук, страданий. Но, поверьте мне, любовь стоит того, чтобы претерпеть за неё всё.
Я недаром водила вас на пьесу «Я боюсь любви»: не будьте, как её герои, которые, предпочитая спокойную жизнь, теряют самое главное в ней.
Не бойтесь страдать.
Шестая.
Вы говорили мне, что я научила вас мыслить и быть первыми. Знайте, что вы научили меня терпеть и прощать. И без всякого кокетства я заявляю, что абсолютно уверена: вы сделали для меня гораздо больше, чем я для вас.
И наконец, седьмая.
Русская пословица гласит: «В Бога богатейте».
Всё, что вы будете делать в своей жизни: богатеть, учиться, творить, – делайте «в Бога».
Примерно так. Примерно так я скажу детям. А потом, поскольку ухожу из школы вместе с ними, обращусь к фотографии нашего покойного директора, своего друга Семёна Рувимовича Богуславского, вручившего мне этих детей семь лет назад.
Семён Рувимович!
Я вам докладываю
не по службе, а по душе:
Семён Рувимович!
Работа адовая
будет сделана
и сделана – вся! – уже.
Семён Рувимович,
на этой станции
вы отпускаете –
их и меня.
Но ключ от класса мой
со мной останется,
струною чеховской
в душе звеня.
И подброшу в руке
ключ от класса: не от кабинета № 31, а от класса –
11-го «А».
Ключ без права передачи.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 2 чел. 12345
Комментарии: 19.05.2010 12:55:23 - Леонид Серафимович Татарин пишет:
ОТЛИЧНО!
Инна Кабыш,
за это сочинение ставлю Вам ПЯТЁРКУ!
День в августе
Портфель "ЛГ"
День в августе
Из тетради ДПБ – Драгоценные Подробности Бытия
Игорь ГАМАЮНОВ
Игоря Гамаюнова – журналиста, писателя – наши читатели знают не только по его остропроблемным публикациям в «Литературной газете», где он работает третий десяток лет. Он автор романов «Капкан для властолюбца», «Майгун», повестей «Камни преткновения», «Окольцованные смертью», «Однажды в России», «Мученики самообмана», «Свободная ладья» и др. Его рассказы и очерки публиковались в журналах «Огонёк», «Знамя», «Нева», «Юность», «Смена». 21 мая ему исполняется 70 лет. Поздравляя его с этой датой, свидетельствующей о наступившей зрелости, желаем ему крепкого здоровья и творческих удач.Сегодня мы знакомим наших читателей с отрывком из его новой книги.
Мучительный август!.. Вон-вон из Москвы!.. Город-гигант, без которого я не представляю своей жизни, изматывает жарой, лавиной наглых джипов, теснящих пешеходов даже на тротуаре, грохотом отбойных молотков, снова и снова вспарывающих беззащитный асфальт, а ещё – воспоминаниями о прошлых августах, настигавших нас тревожными новостями на далёких морских берегах… Скорее, скорее отсюда, за Кольцевую дорогу, по бывшему Владимирскому тракту, за 168-й километр.
В деревню.
В тишину.
Только здесь, именно здесь, всматриваясь в свою жизнь взглядом, обострённым годами заблуждений и неизбежных прозрений, можно наконец ощутить себя частью чего-то непостижимо большого и вечного, чему и названия, кажется, нет.
Замечательный август!.. Конечно, из-за дорожных пробок я приехал в деревню только к полудню. Зато сразу узнал – клюют окуни на Лещёво. И вот – мчусь. Трещит сухая трава под велосипедными колёсами. Брызжут из-под них веером кузнечики. Вьётся тропинка к темени холма, окружённого земляным валом, – к древнему городищу, его здесь зовут Городком. (До сих пор дожди вымывают из его склонов, укрытых дубовой рощей, обломки проржавевших мечей.) Отсюда открываются взгляду серебристая Клязьма и вся её пойма с плывущими над ней облаками; их тени бесшумно скользят по траве, приглушая пестроту солнечных бликов, по зеркалу речной излуки, уплывая дальше, в Заречье, с его лугами, осколками правобережных стариц, утонувшими в камышовых зарослях, берёзовыми рощами и синеющими у далёкого горизонта лесами.
Лещёво – левобережная старица Клязьмы – соединяется с рекой болотистым ручейком. На мелководье она испятнана кувшинками и редкой камышовой порослью – там обычно маячат неподвижные цапли, подстерегая добычу. Тянется вдоль берега колючий кустарник. И вот знакомый прогал. Под куст, в тень ныряет мой велосипед, возникают из чехла сочленения длинного удилища. Новый красно-синий поплавок цепляю к леске, забрасываю. Но – какой может быть клёв в середине дня?!
Откидываюсь в траву, спрятав лицо под длинный козырёк бейсболки. Затаённо-звонкий стрёкот кузнечиков оплетает меня колдовской песней лета, завораживает сном. Тускнеют, тонут в сонной зыби цепкие городские наваждения. Нет их сейчас и словно бы не было. Есть лишь прозрачный купол неба, куда взлетаешь на одном вздохе вместе с пригревшим тебя покатым берегом, удочкой и старицей, осенённой сверканием золотой ряби. Давно, может быть, с детства, не переживал я с такой силой чувства абсолютной свободы, как в этом коротком сне, на безлюдном берегу, в хрустких объятиях обожжённой солнцем травы.
Разбудил меня гортанно-резкий, с горловым клёкотом, крик птицы. Я не сразу рассмотрел её. Она неслась вдоль берега, повторяя его изгибы, снижаясь, почти касалась воды и так внезапно, зигзагом, взлетала вверх, что было слышно, как вибрировали её сизые перья в светлых подкрылках.
Кажется, это был кобчик, вылетевший на охоту. И сразу после его пролёта начался клёв. Поплавок стал часто тонуть, уходя наискосок в воду. После подсечки окунь, согнув кончик удилища, кидался под нависавший куст, где леска неминуемо должна запутаться и оборваться. Но я кругами выводил добычу из опасного места, подтаскивал к берегу и, выдернув из воды, рассматривал зелёно-жёлтую полосатую раскраску и угрожающе растопыренные алые плавники горбатого разбойника наших вод.
А минут через сорок клёв прекратился так же резко, как и начался. Видимо, стая окуней, покружив возле моего крючка, ушла дальше, оставив мне на память четырнадцать краснопёрых красавцев.
Вывожу велосипед из-под куста, перемещаюсь, толкая его, вдоль берега. И там, где Лещёво соединяется мелким ручейком с рекой, вижу в реденьких камышах серую цаплю. Ах, как хороша она – длинные ноги, длинная шея – в своей терпеливо-величественной неподвижности, среди стеблей камыша, жёлтых кувшинок, подвижного блеска воды! Наконец-то сбудется моя мечта – я сниму долговязую королеву здешних мест цифровым «Кодаком», только бы подойти ближе. Но берег старицы здесь почти совсем гол, маячит лишь один ивовый куст, колеблющийся от лёгкого ветра.
Опускаю велосипед в траву, кладу рядом удилище и сумку, достав из неё аппарат. Крадусь, пригнувшись, к ивовому кусту. Прицеливаюсь. Мешают ветки и ветер, играющий ими. Чуть-чуть отклоняюсь, привстаю и, не успев выдвинуть объектив, вижу: большая птица, неуклюже взмахнув длинными крыльями, взлетает над камышами, кувшинками и серебристой рябью. Сложив узлом длинную шею, она становится маленькой, вёрткой и быстро уносится за реку, к старым вётлам, где у неё гнездо, сплетённое из прутьев, а в нём – молодые цаплята, обросшие уже серовато-сизыми перьями.
