Александр Широкорад - Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта
Я уже писал о зверствах поляков по отношению к православным. Но от католических фанатиков страдали не только православные русские люди, но и протестанты. Так, например, в 1724 г. в городе Торунь (германский город Торн, захваченный поляками) молодые польские паны буквально терроризировали местных протестантов. В ответ протестантская молодежь устроила погром в иезуитском колледже. Подобные инциденты нередки и в XXI веке в Западной Европе — вражда студентов двух университетов перерастает в погром учебного здания. Финал — краткосрочные административные аресты и денежные штрафы.
А вот польский суд приговорил бургомистра Резнера и девятерых немецких мещан к смертной казни, несколько десятков участников погрома были приговорены к тюремному заключению или денежным штрафам. Суд распорядился отдать протестантский молитвенный дом монахам-бернардинцам и закрыл в округе Торунь лютеранские школы.
В чем-то знаменательно, что в 1653 г. посол царя Алексея Михайловича князь Борис Александрович Репнин потребовал от польского правительства, чтобы «православным русским людям вперед в вере неволи не было, и жить им в прежних вольностях». Польское правительство не согласилось на это требование, и следствием этого стало отделение Малороссии. Через сто с небольшим лет посол императрицы, его праправнук Николай Васильевич Репнин предъявил те же требования, получил отказ, и следствием этого стал первый раздел Польши.
Для начала Репнин решил действовать в диссидентском вопросе чисто польским методом — создать диссидентскую конфедерацию. Но вскоре выяснилось, что православной шляхты в Речи Посполитой «кот наплакал», во всяком случае, мне не известно ни одного имени. В результате православную конфедерацию, созданную 20 марта 1767 г. в Слуцке, возглавил кальвинист генерал-майор Я. Грабовский. В тот же день в Торне была создана протестантская конфедерация под руководством маршала Генриха фон Гольца.
23 сентября 1767 г. в Варшаве начался внеочередной сейм, который должен был хотя бы частично уравнять в правах католиков и диссидентов. Репнину удалось склонить короля Станислава к позитивному решению вопроса. Русские войска, не покидавшие Польшу со времени избрания Станислава, были стянуты к Варшаве.
Тем не менее предложение Репнина о диссидентах натолкнулось в сейме на жесткую оппозицию. Наиболее рьяно выступали краковский епископ К. Солтык и шведский епископ Ю. Залусский, а также краковский воевода В. Ржевусский. Солтык утверждал, что «религиозная разность вредна для государства, и потому он ни за что не даст своего согласия на такое нечестивое дело, как расширение диссидентских прав. „Если бы я увидел отворенные для диссидентов двери в сенат, избу посольскую, в трибуналы, то заслонил бы я им эти двери собственным телом, пусть бы стоптали меня. Если бы я увидел место, приготовленное для постройки иноверного храма, то лег бы на это место, пусть бы на моей голове заложили краеугольный камень здания“»[109].
Репнин решил вопрос весьма радикально: в ночь на 3 октября все три фанатика были арестованы русским полковником Игельстреном и отправлены в… Калугу. В имения других оппозиционеров были направлены русские отряды. В итоге 21 февраля 1768 г. сейм утвердил предоставление православным и протестантам свободы совести и богослужения, избавление их от юрисдикции католических судов, частичное уравнение в гражданских правах представителей всех конфессий. Разумеется, о полном равенстве конфессий речи не было. Католицизм по-прежнему считался государственной религией. Переход из католичества в другую веру считался уголовным преступлением и т. д.
Недовольные паны собрались в начале 1768 г. в городке Баре в 60 верстах к западу от Винницы и создали там конфедерацию. Они выступали против решения сейма о диссидентах. Во главе конфедерации стали братья Красинские — епископ Адам и подкормий Михаил, а также магнат Иосиф Пулавский.
Польские паны попытались пополнить ряды своих войск за счет казаков правобережной Малороссии. Однако в подавляющем большинстве казаки попросту разбежались.
«Шляхта цинично глумилась над выданным королевским привилеем, указывая для него самое непристойное назначение; шляхтич Хайновский азартно кричал: „И королю отрубят голову за то, что схизматикам выдал привилей“. Возвращение к православию только что приневоленных „боем нещадным“ к унии сочтено было бунтом»[110].
Конфедераты издали декрет о наказании диссидентов. «Начались страшные поборы на войско, народ массами сгоняли на работы в обоз под м. Ольшаной. Воронич рассылал летучие отряды для усмирения бунтующихся, т. е. не желающих принять унии, и карал жестоко. Сопровождавшему Мелхиседека в Переяслав сотнику жаботинскому Харьку отрублена голова в конюшне, млиевский ктитор Даниил Кушнир всенародно сожжен в обозе под местечком Ольшаной. В то же время униатской официал Мокрицкий, утвердивши свою резиденцию в Корсуне, с толпою инструкторов и инстигаторов, с отрядами вооруженных козаков разъезжал по Украйне, брал с бою церкви, ловил [православных. — А. Ш.] монахов и священников, бил их смертно, заковывал в железа, забивал в кандалы и под караулом отправлял в Радомысль, где им снова давали по 600 и 800 ударов, бросали в смрадные ямы, заставляли тачками возить землю.
Не лучше было и положение мирян: над ними производили невообразимые и неисчислимые насилия, иных до смерти забивали, другим рты разрывали, руки и ноги выворачивали. Шляхта и духовенство униатское щеголяли друг перед другом в изобретении мук и казней; буйство, распущенность, необузданное своеволие спорили с фанатизмом и непримиримою злобою. Так называемые „похвалки“, или угрозы, безумствовавшей шляхты довершали смятение и ужас народа. Нередко целым громадам объявлялся смертный приговор, назначались день и час казни, или же без означения срока грозили всех истребить поголовно. „Людям смертным страх мечтался, и все лишения имущества и живота ожидали“. По местам действительно готовились к смерти, надевали чистые рубахи, исповедовались, приобщались, на веки прощались; в других местах поголовно оставляли жилища, уходили в леса, горы и дебри.
В глумлениях, издевательствах шляхты и причитаниях при совершении истязаний ясно слышалось, против кого и чего и за что направлялась эта адская, непримиримая злоба и неистовство: „ото тебе бьет благочестие твое“; „о то тоби за государыню, за короля, за св. правительствующий синод, за архиерея и за вся православные христиане“; „а пу-те-ж, нуте лучше того грека“. Били „смертно розгами, дисциплинами, барбарами“, били нагаями и киеми, списами и ружейными присошками, руками и ногами, били, пока прочитывалось: Помилуй мя, Боже и Блажени непорочнии, били „духу послухаючи“, т. е. пока душа в теле держалась. А со стороны народа один был ответ: „отнимите у нас жизнь, но мы не хочем быть в унии“. „Пристань, ксиенже, на едность, то велю сейчас из пушек палить“, — говорил комиссар Еаменский Мелхиседеку, попавшему в руки униатов и не раз бывшему уже на волос от смерти; но тот отвечал: „хотя и безвременно пропаду, но за веру пострадаю; на унию-ж не пристану“»[111].
Однако магнаты не ограничились расправами над православными на местном уровне, а решили начать полномасштабную гражданскую войну (большой рокош).
Конфедераты начали активные боевые действия против русских войск и частных армий магнатов — сторонников короля Стася. Поначалу король пытался договориться с конфедератами, но когда те объявили «бескоролевье», обратился за помощью к Екатерине II.
Весной 1768 г. пан Любомирский «подстольник литовский» проиграл в карты свои огромные имения, но отдавать их отказался. Два шляхтича — Бобровский и Волынецкий — собрали частную армию, в которую им удалось завербовать около тысячи малороссийских и запорожских казаков. Сие войско осадило замок Смилы — резиденцию пана Любомирского.
Позже конфедераты Пулавского изловили несколько десятков казаков из этой «армии» и посадили их на кол в местечке Смилянщизна. Среди казненных оказался и племянник игумена Мелхиседека — по другой версии, эконом переяславского архиерея. Разгневанный игумен решил отомстить, но вместо сабли взялся за перо и очень ловко подделал указ Екатерины II: полный титул императрицы был написан золотыми буквами, имелась государственная печать и т. д. В указе содержался призыв защищать веру православную и бить нещадно польских панов.
Этот указ Мелхиседек показал нескольким запорожским казакам, прибывшим на богомолье в Переяслав[112]. Старший среди запорожцев Максим Железняк отвечал игумену, что с несколькими десятками запорожцев он не может начать этого дела. Тогда игумен сказал ему: «А вот недалеко, при рогатках, много беглых казаков, которые убежали от войск конфедерации, потому что поляки хотели их всех истребить. Уговорись с этими казаками, и ступайте в Польшу, режьте ляхов и жидов; все крестьяне и казаки будут за вас».
