Александр Бондаренко - Загадочные страницы русской истории
Кстати, о крепостном праве. Наша историческая наука подавала восстание декабристов как бунт против оного, хотя следствие тут подменялось причиной.
Вспоминаются слова одного из персонажей булгаковской «Белой гвардии» — мол, решил Александр II: «Дайка я освобожу мужиков, чертей полосатых, вделаю им приятное!» Так же, получается, и декабристы хотели «сделать приятное».
В плену этой версии оказался даже интереснейший военный историк из белой эмиграции Владимир Звегинцов, писавший: «Одной из главных целей, которую себе: ставили члены тайных обществ и осуществить которую мог каждый из них, не дожидаясь установления в России “представительного образа правления”, было уничтожение крепостного права. Но ни до 14 декабря, ни после, когда сосланные на каторгу получили прощение и вернулись в Европейскую Россию, никто из них никого из своих крепостных не освободил…»
Прямо-таки критическая марксистско-ленинская оценка! А потому уместно вспомнить классика, считавшего, что «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» Требовать от помещика, чтобы он освободил крестьян, источник своего существования, а сам стал люмпеном — наивно. Да и что станется с крестьянами небольшого отдельно взятого поместья, получившими вдруг свободу посреди крепостнической России? Не ждет ли их еще худшая кабала?
К тому же декабристы были воспитаны на воспоминаниях своих бабушек о «пугачевщине», на рассказах отцов о том, как им приходилось усмирять крестьянские волнения… А разве кровавый призрак Французской революции не тревожил их сердца? Умные, образованные молодые русские люди понимали, что причиной крушения французской монархии стали не мудрствования философов-энциклопедистов, но непомерные аппетиты Версаля, аристократии, дворянства — про «равенство и братство» на голодные желудок не вспоминают.
Французское дворянство жестоко поплатилось за свою наглую сытость. Теперь мог прийти черед российского дворянства… Будущим декабристам ясно было и то, что крепостное право морально устарело, является тормозом экономического развития России, стоит на пути ее превращения в истинно великое государство. Они видели, к какой пропасти ведет эта отсталая форма хозяйствования — так что им не просто хотелось мужиков «осчастливить», но спасти Родину от «бунта бессмысленного и беспощадного».
Кстати, если посмотреть гот же «Алфавит декабристов», можно узнать, что из более чем трехсот внесенных в него человек сто пятнадцать получили образование в кадетских корпусах. Больше всего декабристов вышло из Пажеского корпуса: 40 человек, и среди них полковник Пестель, генерал Пущин, сыновья прославленных героев Отечественной войны ротмистры граф Витгенштейн и Уваров, прапорщик Коновницын, корнет Депрерадович… Кстати, этого «не заметили» ни дореволюционная, ни советская историография — принято считать, что больше всего декабристов было воспитано в степах Морского кадетского корпуса. Но таковой представлен в «Алфавите» тридцатью одним человеком, 1-й Петербургский корпус — двадцатью четырьмя, 2-й — шестнадцатью.
Питомцы корпусов, особенно столичных, получали не только хорошее образование, но и воспитывались в духе патриотизма, государственниками. Почему вышли они на Сенатскую площадь?
Утром 13 (25) июля 1826 года на кронверке Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге был произведен обряд «гражданской казни» декабристов. Летели в костры мундиры и ордена, над головами коленопреклоненных офицеров ломались шпаги. После того здесь же были повешены руководители Северного и Южного обществ — Кондратий Рылеев и Павел Пестель, командовавшие возмутившимся на Украине Черниговским полком Сергей Муравьев-Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин, убийца графа М. А. Милорадовича Петр Каховский. Стоит уточнить, что полковник Пестель был арестован за день до восстания и казней только за свои политические убеждения и намерения. В то же время в Кронштадте? был проведен обряд «гражданской казни» над офицерами флота…
Однако ни жестокие приговоры, ни каторга, ни ссылка декабристов не сломили. Нели для многих из них события 14 декабря явились романтическим порывом, героической случайностью так, поручик А. Е. Розен, который членом тайного общества не был, просто остановил свой взвод на Исаакиевском мосту, перекрыв движение л. — гв. Финляндскому полку, — то их последующая жизнь стала каждодневным подвижническим трудом. Они немало способствовали развитию просвещения, культуры, сельского хозяйства, промышленности и торговли в Сибири и Забайкалье. Боевыми подвигами прославились многие из тех, кто воевал на Кавказе и в Персии, — как офицерами, так и нижними чинами…
…Через три десяти летая после восстания на Сенатской площади Россия проиграла Крымскую войну. Был сдан Севастополь и уничтожен Черноморский флот. Могущество империи оказалось мифическим. Николай I подвел итоги своего правления и, есть такая версия, принял яд. Думал ли он в тот момент о тех, кого именовал своими «друзьями 14-го декабря» и которые мечтали о Великой России? Может, не следовало потчевать их тогда картечью? Ведь, что ни говори, у императора Николая цель была та же — Великая Россия. Вот только стремился он к ней по собственному пути…
Что было бы, по какому пути пошла бы Россия, если бы 14 декабря власть взяли мятежные офицеры? Не знаем. Ведь революции задумывают романтики, осуществляют фанатики, а их плодами пользуются негодяи… Насыщенная революционными потрясениями жизнь России XX века — тому подтверждение.
Посмертная судьба «Северного Сфинкса», или Зачем убрали Федора Кузьмича?
В начале 1970-х годов, когда один из авторов книги учил* ся в теперь уже зарубежном городе Львове, ему довелось дружить с очень интересным человеком. Сергею Михайловичу Ограновичу ту старинную дворянскую малороссийскую фамилию можно найти в дореволюционных справочниках — было далеко за семьдесят. В традициях семьи были поздние браки, а потому оказалось, что его родной дед, пехотный обер-офицер, был участником Бородинского сражения (!) и даже двоюродным братом легендарной кавалерист-девицы Надежды Дуровой. Адвокат по профессии, Сергей Михайлович был увлеченным историком-любителем и знал много интересного о прошлых временах. Однажды зашел разговор о посмертной судьбе императора Александра I… Но прежде чем передать содержание этого разговора, надо бы рассказать о самом государе.
Александр I — самый загадочный из русских императоров, его еще при жизни именовали «Северным Сфинксом» (было в греческой мифологии такое существо, прославившееся своей загадкой). Хотя секретов у каждого из государей было более чем достаточно, но Александр Павлович — вообще сплошная тайна…
Как известно, Екатерина II, захватившая российский престол после убийства Петра III, ненавидела и боялась собственного сына — великого князя Павла, наследника трона. Подобное отношение, те условия, в которых пришлось жить цесаревичу, здорово испортили его характер. К тому же Павел знал, что императрица желала передать престол не ему, а любимому внуку — * Александру, старшему сыну цесаревича.
«Существует предание, — писал Н. К. Шильдер, — что, когда Павел с графом Безбородко совместно разбирали бумаги Екатерины, граф указал цесаревичу на пакет, перевязанный черной лентой. Павел вопросительно взглянул на Безбородко, который молча указал на топившийся камин». Александр Андреевич Безбородко, ставший вскоре светлейшим князем, в ту пору был канцлером Российской империи, а в конверте, как считается, было завещание государыни…
Сколь бы умной женщиной ни была Екатерина II, она совершила величайшую глупость, доверив воспитание внука швей царскому эмигранту Фредерику Сезару де Лагарпу. Понятно, что абсолютно во всех отношениях между Швейцарией и Россией была «дистанция огромного размера». В результате «республиканского» воспитания будущий Александр I — неизбежный наследник престола то ли после бабушки, то ли после отца, мечтал не о том, как «обустроить Россию», а о том, чтобы жить «частным человеком» где-нибудь в Альпах или на берегах Рейна… Достойное желание для будущего царя!
Зато Павел долгие десятилетия готовился к управлению великой державой, очень критично относился к происходящему вокруг и, по словам из книги военного историка полковника Дмитрия Милютина, будущего генерал-фельдмаршала и военного министра при Александре II, «вступил на престол с твердым намерением исправить во всех отраслях управления вкравшиеся злоупотребления и недостатки…». Павел I — как и его покойный отец — просчитался: реформы, направленные во благо государства и народа, в России мало когда удавались, ибо противоречили материальным интересам власть имущих и состоятельных…
Именно по этой причине царствование Павла I, столь долго им ожидаемое, оказалось трагически кратким. Хотя в исторической литературе цареубийство преподносится как «всенародный выбор», есть и иные точки зрения.
