Эндрю Соломон - The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
Для провинциала распространенным способом получить прописку в большом городе был брак с жительницей этого города. К нему прибегли некоторые из московских художников, например, Сергей Волков. Африка заплатил одной знакомой Тимура сто пятьдесят рублей, чтобы оформить с ней фиктивный брак: тогда он мог бы официально жить в Ленинграде. Эту женщину вызывали в КГБ, ей угрожали, ее заставляли доносить на Африку, в конце концов ее посадили в тюрьму. В 1988 году у Африки было много проблем с КГБ, а после концерта «Поп-механики» его вызвали на допрос. Выяснилось, что, хотя Африка числился где-то на работе, он там не появлялся, а платил кому-то за то, чтобы его отмечали как присутствующего. Обнаружилось также, что со времени своего прибытия в Ленинград Африка вообще ни единого дня не работал.
В КГБ ему сказали, что его время вышло, что сейчас его отправят в тюрьму, и показали подготовленные и подписанные документы, необходимые для того, чтобы его посадить.
Выручила «Асса». Задолго до этих событий ленинградские художники были поглощены поисками связи с какой-то исторической традицией, но не с советским прошлым, а со временами до начала времен. Согласно легенде, распространенной среди ленинградских художников, «асса» – слово, которое Ной вынес из допотопного мира и сохранил до появления радуги. Они рассказывали о том, как Ноев ковчег остановился в районе горы Арарат, как Ной три раза выпускал голубя и как голубь, наконец, вернулся с оливковой веточкой в клюве. И когда Ной увидел оливковую ветвь, он – так говорили ленинградские художники – преклонил колена перед Богом и воскликнул: «Асса!»
На самом деле это слово используют мистики, живущие в районе горы Арарат в качестве своего рода мантры. Для ленинградского андеграунда это слово стало как бы паролем, произошло это в 1983 году, и чтобы объяснить его происхождение, была выдумана эта квазибиблейская история. Когда ленинградские художники обнаружили, что находятся в центре всеобщего внимания, они решили подарить это слово людям, словно весть о спасении.
В начале 1988 года к художникам обратился режиссер Сергей Соловьев, который предложил принять участие в его фильме, и они согласились при условии, что фильм будет называться «Асса». Как раз в тот день Африку арестовали. «Они отвели мня в комнату в подвале Дома культуры, где мы выступали, – вспоминал он. – Милиционер сказал:
"Ты не работаешь. Люди в нашей стране должны работать. Где ты берешь деньги на жизнь?" Потом он сказал: "Мы знаем, что твой брак фиктивный, и ты все время занимаешься всякими неправильными вещами, твои картины очень странные, твои друзья – странные люди, мы считаем, что ты должен изменить образ жизни, но ты не хочешь этого делать. Стало быть, твой образ жизни изменим мы".
И я сказал: "Мне жаль вас разочаровывать, но у меня для вас есть один очень хороший документ". И это был действительно прекрасный момент». У Африки в кармане было официальное письмо режиссера «Ассы», подписанное секретарем Союза кинематографистов СССР. В письме ему предлагалось через десять дней прибыть в Крым на съемки. Люди из КГБ были обескуражены, они звонили своим начальникам и зачитывали им письмо, но Африку между тем не выпускали. Он показывал им билеты на самолет, купленные для него на студии, спор продолжался два часа, и в конце концов Африку отпустили.
Фильм «Асса» был типичным явлением первых дней гласности, когда еще существовала надежда, что люди из мира официального и неофициального искусства смогут работать вместе и создавать замечательные произведения искусства. Это туманная и рыхлая детективная история с какой-то невнятной любовной линией, которая зачем-то обрамляется, будто кружевными ленточками, работами художников-авангардистов. «Асса» быстро стала одним из самых популярных советских фильмов, а ленинградские художники – знаменитыми на весь Советский Союз от Риги до Средне-Колымска. К премьере фильма в Москве была организована большая выставка, в которой принимали участие Сергей Шутов, московский художник, близкий к ленинградской школе, «Чемпионы мира», архитектор-концептуалист Юрий Аввакумов и многие «Новые художники».
После своего выхода на экраны весной 1988 года «Асса» привлекла внимание всего Советского Союза к авангарду. И это проторило дорогу для «Сотбиса», аукциона, который несколько месяцев спустя привлек к нему внимание всего мира.
Они на западе
Вот письмо, которое я получил от Свена Гундлаха в августе 1988 года.
Привет, дружище!
Мы были очень рады получить от тебя письмо. Это был нежданный сюрприз посреди всей этой кошмарной неразберихи, которая овладела Москвой.
Я считаю, что современная цивилизация породила феномен, который можно описать как метанациональность, некую диаспору, принадлежность к которой определяется не национальностью, а взглядами, языком и поведением в культуре. Именно поэтому мы считаем тебя скорее своим родственником, чем другом. Мне кажется, что в мире не так много людей, которые интересуются той областью культуры, где подвизаемся мы, поэтому нам нужно держаться вместе. В природе для выживания какого-либо вида необходимо поддерживать жизненно необходимое количество особей данного вида, иногда бывает, что если не хватает хотя бы одной, то весь вид вымирает. То же самое с нашей метанациональностью: мы – члены одного племени, и мы не должны терять друг друга из виду. Для нас нет арт-индустрии, где художники-ремесленники производят работы, а толкачи-критики помогают продавать их или уничтожать соперников, для нас это, скорее, идеальная форма существования, некий вариант того, что в православной иконографии именуется священной беседой. Она носит центростремительный характер, это некое сидение вокруг пустоты, вокруг трансцендентного, вокруг непознаваемого. Это не ремесло, а, скорее, некая экзистенциальная деятельность.
Я могу ошибаться. Может быть, все это совершенно тебя не волнует. Но ты должен понять, что наши работы сами по себе не являются целью, у них нет собственной присущей им ценности. Это как если бы ты пытался объяснить другу, который совсем не ориентируется в твоем районе, как найти твой дом. Ты нарисуешь ему план, при этом тебя будет волновать только, достаточно ли он точен и понятен ли он для других. Для того чтобы этот план выполнил свое предназначение, не нужно быть профессиональным картографом. И чем яснее план, тем большую эстетическую ценность (в общепринятом смысле слова) он приобретает. Тем не менее эстетические его свойства являются всего лишь побочным продуктом, побочными эффектами внеэстетической функции.
К несчастью, я вынужден здесь закругляться, удерживая в рамках свою неуемную болтливость, поскольку не хочу, чтобы Ира, которая будет все это переводить, сошла с ума от метафизической риторики.
Я хотел бы сказать тебе гораздо больше, а еще лучше посидеть и поговорить за чашкой чая.
В конце сентября мы все едем в Западный Берлин, где пробудем до конца октября, будет здорово, если ты тоже сможешь приехать туда, хотя бы ненадолго. Ты можешь найти нас через Лизу Шмитц.
Так что пока до свидания, приветы и наилучшие пожелания от всех наших из Фурманного.
Это от Свена.
Я не думал, что буду поддерживать отношения с советскими художниками после первого посещения Москвы и Ленинграда. Не то чтобы я не хотел этого, просто мне никогда не приходило в голову, что такая возможность представится. Моя поездка в СССР стоила дорого, и, хотя я полюбил художников, с которыми познакомился, меня поразили их работы, я чувствовал глубокое родство с ними, возращение туда казалось мне делом отдаленного будущего. Бесспорно, Москва была чрезвычайно интересным местом, но, с другой стороны, мне было двадцать пять лет, и в мире было еще множество мест, которые мне хотелось бы увидеть. СССР был чуждой страной, и я не мог представить себе, что туда можно ездить регулярно, хотя бы для того, чтобы встретиться с людьми, которых я встретил и полюбил.
И все же мне было интересно, что будет дальше, примерно так же, как хочется знать, чем закончится книга с неотразимо привлекательными героями, потому что наша внутренняя близость, которая там, в СССР, казалась такой подлинной, теперь представлялась мне нереальной.
Через некоторое время одна моя старинная знакомая устроилась на работу гидом – возить туристические группы, в основном из каких-то пожилых методистов из Огайо, в Москву и Ленинград, и когда она предложила передать какие-нибудь книги людям, с которыми я там встречался, я охотно согласился. Возник вопрос, что отправить. Мне хотелось продемонстрировать свои эстетические пристрастия, но, понимая, какие трудности встанут перед советскими художниками в общении с Западом, я посчитал, что обязан быть практичным.
В конце концов я отправил каталог биеннале Музея Уитни, журналы по современному искусству и путеводитель по американским галереям. Последний, как я считал, окажется особенно полезным: позволит моим друзьям узнать, какие есть галереи, какие у них предпочтения, какова их значимость в художественном мире. Еще я послал что-то вроде самоучителя, в котором приводилась информация о том, что необходимо учитывать при составлении контрактов с галереями, разъяснялись основные принципы формирования цен, говорилось о правах на воспроизведение работ, о договорах на ввоз-вывоз и т. д.
