Гровер Ферр - Антисталинская подлость
Антикоммунисты, троцкисты и приверженцы концепции «тоталитарного» устройства СССР то и дело прибегают к тезису о «паранойе», чтобы дать толкование тем или иным событиям советского прошлого. Увы, такая трактовка ничего не объясняет, а, наоборот, демонстрирует отсутствие сколько-][185нибудь вразумительных объяснений. Ни о какой «паранойе» не может быть и речи: не Сталин, а другие члены ЦК, в особенности первые секретари, инициировали массовые репрессии и казни.
Фриновский утверждает: Бухарин хотя и знал об участии Ежова в правотроцкистском заговоре, но давать показания о нем на предварительном следствии и на процессе отказался. По словам Фриновского, Бухарин хранил молчание в ответ на обещания Ежова сохранить ему жизнь. Не исключено, что так оно и было. Только следует иметь в виду: такая трактовка отнюдь не прибавляет доверия к Бухарину, который, в конце концов, был старым большевиком, участником революционных событий в Москве в октябре 1917 года.
Революционеры-подпольщики нередко шли на казнь, но не выдавали своих товарищей. Почему бы не допустить, что Бухарин отказался назвать Ежова только по этой причине? Известно, что до суда и ареста Бухарин не сказал «всей правды» ни в одном из своих заявлений. И поскольку он не «разоружился», тогда почему бы ему не продолжить борьбу со Сталиным? Бухаринские раболепно-угоднические заверения в преданности и «внутренней привязанности» к Сталину[301] невозможно читать без смущения. Заявления такого пошиба не могут быть искренними, и Сталин едва ли верил им больше, чем мы сегодня.
Мы видели, что Бухарин начал давать признательные показания и указал на Тухачевского лишь после того, как тот был арестован и сам признался в участии в заговоре. Если Бухарин положил голову на плаху и (неважно, по каким причинам) отказался выдать своего сообщника (Ежова), можно ли поверить, что он не унес в могилу имена других заговорщиков?
Нет точных сведений, был ли Хрущев одним из неразоблаченных конспираторов и знал ли о нем Бухарин. Зато доподлинно известно, что антиправительственное подполье сохранилось в СССР после 1937—1938 годов,[302] а некоторые из ][186 заговорщиков и далее оставались на высоких постах. Еще мы знаем, что Хрущев сохранял преданность Бухарину по прошествии двух десятилетий после его казни.
Версия, согласно которой будущий Первый секретарь ЦК долгие годы оставался глубоко законспирированным соучастником разветвленного правотроцкистского заговора, становится более правдоподобной, если вспомнить о роли Хрущева в других известных заговорах.
— 5 марта 1953 года, когда Сталин был еще жив, «старая гвардия» из состава бывшего Политбюро инициировала отмену принятого всего полгода назад постановления октябрьского (1952) Пленума об увеличении численности членов Президиума ЦК КПСС и ряд иных перемен фундаментального характера. Все решения были приняты без каких-либо обсуждений и без одобрения со стороны членов Президиума в его полном составе (не говоря уж об отсутствии голосования всех членов ЦК). Власть, таким образом, перешла в руки «коллективного руководства», что фактически означало произошедший в стране партийно-государственный переворот.
— Хрущев был движущей силой заговора с целью отстранения от власти — ареста и, возможно, убийства — Лаврентия Берии. Известно, что первоначально не планировалось брать его под стражу: как следует из проекта (черновика) выступления Маленкова, Берию следовало освободить от должности зампреда Совета министров СССР и министра МВД с одновременным назначением министром нефтяной промышленности.
— Поскольку Хрущеву удалось перекрыть для членов Президиума ЦК доступ к архивным делам, которые использовались комиссиями по реабилитации, мы вправе говорить о тайном соглашении среди тех, кто подпитывал его необходимыми материалами, не допуская к ним никого другого.
Очевидно, что в сговоре участвовал Поспелов, который возглавлял комиссию, созданную по настоянию Хрущева и по запросу последнего подготовившую нужный ему доклад. Еще один соучастник заговора — Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко, чья подпись стоит на самых важных реабилитационных справках. Другие члены реабилитационных комиссий плюс следователи и архивисты, принимавшие участие в поиске первоисточников для справок и поспеловского докла][187да, по-видимому, дали клятвенное обещание молчать и, следовательно, тоже участвовали в заговоре.
Известны лишь некоторые имена тех, кто изучал архивно-следственные материалы, но какие-либо дополнительные сведения о самих исследователях практически отсутствуют. К примеру, некий Борис Викторов, по его словам, входил в группу юристов, занимавшуюся реабилитациями. В 1990 году он опубликовал книгу и ряд статей, одна из которых была напечатана 29 апреля 1988 года в «Правде», чтобы в очередной раз поведать о невиновности маршала Тухачевского и других военачальников, осужденных 11 июня 1937 года.
Не вызывает сомнений, что перед нами одна из мошеннических уловок. Викторов провозглашает участников заговора в Красной Армии невиновными, но ничем не доказывает свои утверждения. Он цитирует документ сомнительного свойства и оставляет без внимания поистине убийственные свидетельства, с которыми ему, несомненно, удалось познакомиться. Последние стали сейчас известны, однако еще не были преданы огласке, когда рукописи викторовских сочинений готовились к печати. Тем самым Викторов выдает себя как одного из соучастников «заговора» с намерением вооружить Хрущева фальшивыми доказательствами невиновности лиц, упомянутых в «закрытом докладе».
Общепризнано, что после прихода Хрущева к власти архивы подверглись тщательной расчистке, в результате чего многие документы были изъяты и, надо полагать, уничтожены.[303] Историки соглашаются: погибшие документы, скорее всего, имели отношение к роли Хрущева в массовых репрессиях конца 1930-х годов. Поскольку, как теперь очевидно, каждое из утверждений «закрытой» речи не соответствует истине, а реабилитационные справки и доклад Поспелова ничуть не меньше искажают события прошлого, то весьма вероятно, что уничтожению подверглось и множество других документов.
Поистине титаническая работа была проделана с привлечением большого числа архивистов и тех, кто следил за их ра][188ботой. Думается, масштабы изысканий оказались столь велики, что сил только Руденко и Поспелова явно не хватало. Поэтому к работам привлекался значительный штат архивистов и должностных лиц, включая всецело преданных Хрущеву партчиновников. Естественно, всем им было доподлинно известно, какие именно свидетельства Хрущев пытался скрыть или уничтожить.
Александр ЩербаковВ январе 1938 года Хрущев был снят с поста первого секретаря московского городского и областного комитетов ВКП(б) и назначен руководить ЦК компартии Украины. Освободившуюся должность через некоторое время занял Александр Сергеевич Щербаков.
В своих воспоминаниях Хрущев пишет о Щербакове с большой неприязнью, а причины такого недоброжелательства не ясны. В недавней биографии Щербакова, написанной А. Н. Пономаревым и изданной Главным архивным управлением Москвы, исследуются истоки такой враждебности. Как там указывается, антагонизм к Щербакову прослеживается с того времени, когда тот вопреки нажиму Хрущева наотрез отказался раздувать на бумаге отчетные цифры о «рекордном» урожае, полученном за счет двойного учета семенного зерна.[304]
Еще больше неприятностей сулила начатая в Москве проверка жалоб и апелляций от исключенных из партии в 1937—1938 годах: за тот самый период, когда во главе московского городского и областного комитетов стоял Хрущев, из 12 000 письменных обращений до 90 % дел разрешилось в пользу заявителей. Однако Пономарев умалчивает, что значительное число из тех исключенных были казнены, а апелляции поданы уцелевшими членами их семей.[305]
Конечно, Хрущев входил в состав репрессивной «тройки» и лишь изредка уступал в ней место одному из своих замес][189тителей. Все остальные члены московской «тройки» по приговору суда были казнены за проведение незаконных репрессий. Логично полагать, что в силу столь серьезных компрометирующих обстоятельств Хрущев чувствовал себя чрезвычайно уязвимым. В конце концов, лишь на очень немногих из первых секретарей можно возложить такую же меру ответственности за массовые противозаконные деяния, в том числе за исключения из партии, отправки в лагеря и казни десятков тысяч неповинных людей,— как на Хрущева.
Пономарев приводит свидетельство, показывающее, что Щербаков в свою очередь тоже весьма прохладно относился к Хрущеву. На XVIII съезде ВКП(б) Щербаков выступил с докладом и ни разу не упомянул в нем своего предшественника. Для сравнения: Г. М. Попов, второй секретарь как при Щербакове, так и при Хрущеве, расточал многие похвалы в адрес последнего — факт, который особенно выделяется на фоне щербаковского молчания.[306]
