Сильвио Гезель - Естественный экономический порядок
"Рейхсбанк обещает оплатить имеющему эту банкноту 100 немецких марок по золотому стандарту" - вот такая вот надпись! А монетарная теория декларировала, что эти банкноты будут приниматься к оплате только из-за этой надписи с обещанием заплатить. Но ведь сама надпись прямо запрещает то, что эта банкнота действительна в качестве законного средства платежа! И всё же эти банкноты в ходу. Как такое возможно? Немецкий крестьянин, к примеру, решил продать свою корову за 1000 серебряных марок, которые, если их переплавить, составят только 400 марок, если пересчитать их в деньгах (стоимость отлитого слитка серебра будет 400 марок), и что, так ли он захочет отдать корову в обмен на банкноту, которая и с точки зрения материала, и с теоретической точки зрения представляет для него кусок бумаги!
Надпись на бумаге должны быть приведена в соответствие с фактами. И на бумаге, так же, как и на золотых или серебряных монетах должно быть просто написано: 10, 20, 100 марок. Остальную часть надписи, особенно "оплатить", следует убрать. Слово используется для обещания заплатить в векселях, расписках и т. д.; сами банкноты ничего обещать не могут. В США, к примеру, если написано "обещаю оплатить", то по такой бумаге можно получить не только деньги, но и проценты, как по банковскому вкладу; но с банкнотами всё наоборот, тот, кто выпускает их, тот и имеет свой процент.*
(*Выпуская, эмитируя 10 миллиардов марок, государство получает ежегодно 500 миллионов марок только в виде процентов.)
Эмитент банкнот, т. е. государство, является кредитором, а обладатель банкноты - должником. "Рейхсбанк обещает оплатить имеющему эту банкноту..." должно быть изменено на "Это есть 100 марок." Банкноты, несмотря на все свои надписи, в принципе не могут ни обещать, ни платить. Договор о кредите с включённым процентом, при такой ерунде, написанной в нём, как на банкнотах, можно и не оплачивать. Но где ещё, кроме как на банкнотах, можем мы найти кредитора, которому обладание бумагой стоит процентов, а получатель этих процентов - должник, и в то же время такая бумага равна по обязательствам долговой расписке с выдачей долга под проценты? Германский имперский займ, который приносит держателям 3% ежегодных процентов, стоит сегодня (в 1911 г.) 84,5 марки; а немецкая банкнота, которая приносит ежегодно её обладателю 4, 5, 6, 8,5% процентов, равнА этому имперскому займу. (*Рейхсбанк дисконтирует коммерческие бумаги вне зависимости от того, в чём они выписаны - в банкнотах или в золоте. Он получает процент с обоих. И всё же банк считает золото как часть капитала, а вот банкноты - КАК часть ДОЛГОВ!) Закон и монетарная теория сегодня - обои! - относятся к бумаге одинаково, считая эти бумажки обещанием оплатить, обещаниями, сделанными всё те же должником!
Подобная юрисдикция и псевдо-научная теория полные ерунды - должны быть выброшены и забыты.
Целлюлоза банкнот, так же как медь, никель, серебро или золото - это всего лишь МАТЕРИАЛ, из которого сделаны деньги. Все различные формы денег, материалов взаимозаменяемы между собой и обладают одинаковой ценностью в виде денег. Они все есть субъект эффективного контроля со стороны государства. Никто не покупает деньги из бумаги за металлические деньги одного и того же государства; они МЕНЯЮТСЯ: один номинал - на такой же номинал, только исполненный в ДРУГОМ материале. Обещание платить на банкноте должно быть устранено, нужна вот такая надпись: "Это 10, 100 1000 марок немецкого стандарта."
Банкнота находится в обращении наравне с металлическими деньгами не потому и не вопреки надписи на них.
(*Когда бумага (стоимость её) падает ниже уровня стоимости металлических денег, то, по закону Грэшема , металл уплывает из страны. А в стране остаются только бумажные деньги.)
Какие силы, спрашиваем мы, делают изготовителя банкнот (эмитента) кредитором, получающим свой процент, а держателя банкнот - лицом, уплачивающим долг? Без сомнений этот мираж возникает только по одной причине: такие бумажки обладает привилегией БЫТЬ ДЕНЬГАМИ. Поэтому мы должны исследовать природу этой привилегии более подробно.
Незаменимость денег и равнодушие людей к материалу денег
Свойства денег: незаменимость и наше людское равнодушие к их материалу такие потому, что в мире давно налажено разделение труда - мы производим больше, чем потребляем. Освобождённые этим самым от насущных нужд по выживанию, мы может посвящать время, наши устремления и работу усовершенствованию и увеличению как средств производства, так и самих продуктов. Без разделения труда мы бы никогда не смогли накопить столько богатств (столько средств производства и продуктов), а без средств производства наш труд никогда бы не смог достичь даже одной сотой того, что он нам сейчас приносит, практически - изобилие. Получается, что подавляющее большинство населения зависит ныне напрямую от разделения труда. 60 миллионов из 65 живущих в Германии существуют ныне только потому, что есть разделение труда.
Те продукты, получающиеся в результате разделения труда, не являются тем, что мы тут же потребляем. Эти продукты являются товарами, т. е. вещами, которые нужны производителю для обмена. Сапожник, плотник, генерал, учитель - все они не могут употребить свой труд, как потребительский продукт. Даже фермер может употребить не всякий свой продукт. Все они должны продать то, что продают - свой труд и его результаты. Сапожник и плотник продают свой труд и результаты напрямую потребителю; учитель и генерал продают свои услуги государству; наёмный работник продаёт свой труд работодателю.
Большинство продуктов должно быть продано, это - абсолютная истина; любой индустриальный продукт должен быть продан вообще без исключений. По этой причине работа может быть прервана, если в процессе продажи продукта (получающегося из этой работы) наступает вынужденный перерыв или продукт тяжело или невозможно продать. Будет ли портной шить костюмы, если он не сможет найти на них покупателей?
Но продажи, т. е. обмены продуктами, могут происходить только при помощи (через) деньги. Без денег, без их существования, ни один продукт так и не дойдёт до потребителя.
Некоторые продукты можно, разумеется, обменять напрямую, используя бартер, но бартер - штука долгоиграющая, требует многих предварительных обговоров и проговоров, включая договоры; производителям проще вообще остановить работу, чем заниматься продажей своих продуктов, используя бартер.
Прудон и его банки продуктов труда являлись попыткой ввести бартер на качественно новой основе. Современные универмаги - очень похожи на его банки, потому что, чтобы мне найти то, что нужно, нужно было найти продавца с этим товаром и договориться об обмене моего продукта на его. Но универмаг, чтобы предложить всё, что угодно, должен сначала купить это всё что угодно. В таком случае, это единственное условие для нормальной процедуры бартера было бы выполнено, и в стенах такого универмага билетики с ценой на тот или иной товар с лёгкостью заменили бы деньги, при условии, что все покупатели одновременно являлись бы и продавцами.
(*В своё время в экономической литературе было изречено много глупости по поводу того, что вот, мол, если вместо денег запустить такие билетики с ценой внутри универмага, то деньги сразу сравняются с ценой этих билетиков.)
Но деньги - это независимый товар, а его цена должна определяться каждый раз, когда деньги используются, т. е. при покупке-продаже, каждый раз, когда деньги переходят из рук в руки. Продавая свой продукт, получатель денег никогда со 100%-ной вероятностью не знает, А ЧТО ОН СМОЖЕТ получить за деньги потом. Это самое "потом" он сможет определить только в результате другой покупки-продажи, обычно и в другое время, в другом месте и с другими людьми. Если бы вместо денег использовались билетики универмага, то надо, чтобы количество и качество товаров, покупаемых на них, в точности соответствовало тому, что там написано, либо было заранее обговорено в виде эквивалента. А как это сделать? Ведь билетики это и есть чистый бартер, сами билетики выступают в роли единиц подсчёта, а не средств для обмена, универсального агента для обмена. Для краснодеревщика, к примеру, предлагающего изготовленные им стулья в такой универмаг, всё равно, сколько шляпа, которую он бы хотел приобрести, "стоит": 5 или 10 чего-то там, но он, разумеется, найдёт способ пересчитать эти 5 или 10 чего-то в ту цену, которую он бы хотел получить за стулья. Он бы все товары в таком универмаге пересчитывал бы в "стульях".
В социалистическом государстве, где цены утверждаются государством, подобные билетики могут заменить деньги. Но в таких государствах надо бы предусмотреть и комитеты, куда люди могут обращаться с жалобами и предложениями по поводу бартерных обменов. Человек получает билетик за свой продукт и сразу - жалобную книгу в придачу! В экономической системе, основанной на деньгах, место такого комитета и жалобной книги при нём занимает сам процесс торговли, когда две стороны: покупатель и продавец договариваются о цене. Разница во мнениях может выясниться прямо в обсуждении, двумя сторонами. Закон в таких случаях призывать на помощь не надо. Либо сделка не происходит, либо - сделка становится действительной без всякой возможности апелляции.
