Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)
И Маша тем лучше Толстого и Достоевского, что она являет какой-то доступный, всем понятный, легкий образ русской удачи. Необыкновенно обаятельный, красивый русский образ. Глядя на нее, хочется быть русским.
Толстой с Достоевским - это не для всех; а Машу знают и любят все. Вспоминаются еще стихи: "Как будто будет свет и слава, Удачный день и вдоволь хлеба..." И не Маша она даже - а Надежда, Вера, Любовь.
Нынешняя неудача, вокруг которой шел наш разговор, - не космическая катастрофа, конечно, а только напоминание, что не будет легкой жизни ни для России, ни для Марии Шараповой. Праздник кончился, наступили суровые будни. Снова берем в руки лопаты и откапываем культурный слой.
О вреде табака
На сайте радио Свобода недавно появилось такое сообщение:
"На плакате, приуроченном к столетнему юбилею Жана-Поля Сартра, из рук писателя убрана сигарета. Плакат выпущен к выставке в Национальной библиотеке имени Миттерана, на которой будут представлены документы, книги, фотографии и личные вещи писателя, а также живопись художников его круга. Соблюсти историческую подлинность экспонатов удалось не до конца. Сартр был заядлым курильщиком и именно благодаря его фотоизображениям во всем мире укоренился образ французского писателя, не выпускающего из рук сигарету "Голуаз" или трубку. Ему же принадлежит фраза: "Курение - это эквивалент присущего человеку свойства разрушать порядок первозданного мира". Европейские законы запрещают рекламу табака в любом виде. Сартровская сигарета была убрана при помощи компьютерного ретуширования. На фотографии писатель остался с растопыренными пальцами".
И Карамзин сказал: законы осуждают. Но о курении и повсеместной в цивилизованном мире борьбе с ним мы еще поговорим. Поначалу же хочется сказать, что редактирование (скажем так) фотографий - сюжет далеко не новый для человека с советским опытом. Шедевр этого жанра был помещен ни более ни менее как в школьном учебнике литературы для десятого класса, в главе о Горьком: на этой фотографии Ленин был снят у Горького на Капри играющим в шахматы с Богдановым. Фотография была выбрана дельно, потому что в известных воспоминаниях Горького о Ленине как раз писалось, как будущий вождь пикировался с махистом Богдановым, играя с ним в шахматы. На представленной фотографии всё было изображено чрезвычайно наглядно: и Ленин за шахматами в котелке (на улице играли, а раньше выходить из дома простоволосым не полагалось), и Горький рядом стоит, и жена его тогдашняя Андреева, уже сильно располневшая. Всё чин по чину, только Богданова нет: убрали махиста, заретушировали, и без всякого компьютера. Получилось, что Ленин играет в шахматы сам с собой; этакий, прости Господи, Нарцисс.
Самое смешное, что эта фотография в те же времена воспроизводилась сотни раз в сотнях изданий, и на многих Богданов был на месте (между прочим, без шляпы). Я даже не уверен, был ли этот отцензурированный снимок именно в школьном учебнике: может быть, как раз там и присутствовал Богданов, а в исправленном варианте появлялся где-то еще.
Несколько лет назад в Америке выпустили целую книгу и документальный фильм по ней сделали - об извращенной большевиками иконографии советских лет. Были продемонстрированы совершенно акробатические номера: скажем, на снимке рядом с Лениным Троцкий, а потом на той же фотографии Троцкого вообще нет, а к Ильичу притулился Калинин.
Такие номера сейчас и на Западе в ходу, но связаны они исключительно с табаком, ставшим сюжетом более неприличным, чем порнография. Как раз во Франции такой же номер был проделан с другим писателем, Андре Мальро, у которого на фотографии убрали сигарету изо рта, так что никакой нелепости не случилось, но всё равно жаль, потому что с сигаретой он был совсем уж хорош. У Президента Рузвельта на одном изображении затушевали сигарету в длинном мундштуке - очень известный, можно сказать плакатный снимок. Демократическое государство заботится о здоровье граждан. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней: российская Дума тоже несколько лет назад приняла подобный закон об ограничении курения, о котором я знаю по колонке Игоря Иртеньева в Газете. ру. Она бы лучше провела закон о запрете на плевание, если не повсеместного, то хотя бы в самой Думе. Тут есть источник вдохновения - стихи Маяковского: "Ведь, сволочи, все плюются", - писал озабоченный советской гигиеной поэт.
На Западе эта борьба с курением, принимающая законодательные формы запретов, вызвала острую реакцию, будучи воспринятой как посягательство на свободу и права личности. Контраргумент запретителей был и остается: ваше курение вредит другим; в Америке это называется секонд-хэнд смокинг, "куренье из вторых рук". Может ли таковое повредить кому-то, если я курю на стадионе или вообще в парке? Считается, что может. О барах и говорить нечего: поначалу их доходы упали до тридцати процентов. При этом возникла еще одна проблема: посетители баров выходят курить на улицу, громко разговаривают и смеются (для того и в бары ходят) - и тем самым мешают предаваться вечернему, а то и ночному отдыху живущим по соседству. Это уже не нам объяснять, что когда государство желает облагодетельствовать граждан, граждане подвергаются неудобствам.
Интересно, что как раз у Сартра в "Бытии и ничто" есть рассуждение об этом. Он говорит о "подводном парадоксе всякой либеральной политики, который еще Руссо определил одним словом: "я должен принудить Другого быть свободным". Далее Сартр пишет:
"Если я утешаю, если я успокаиваю, то это для того, чтобы оградить свободу Другого от опасностей или страданий, которые ее омрачают. Но утешение или успокаивающий аргумент является организацией системы средств с предполагаемой целью действовать на Другого и, следовательно, интегрировать его в свою очередь как вещь-орудие в систему. Более того, утешитель устанавливает произвольное различие между свободой, которую он уподобляет использованию разума и поискам Блага, с одной стороны, и дискомфортом, который ему кажется результатом психического детерминизма, с другой. Речь идет, следовательно, о том, чтобы отделить свободу от дискомфорта, как отделяют друг от друга две составляющие одного химического продукта. Считая, что свобода может быть отсеяна, он, исходя лишь из этого, трансцендирует ее и совершает над ней насилие; занимая такую позицию, он не в состоянии постигнуть ту истину, что сама свобода создает дискомфорт; следовательно, действовать, чтобы освободить свободу от дискомфорта, - значит действовать против свободы".
Это, конечно, не по поводу запрета на куренье, но у Сартра есть и об этом. Но контекст, в который юбиляр ставит проблему табака и борьбы с ним, уже крайне профессионален, вводит нас в самый центр его великого философствования. Сейчас я процитирую соответствующее место (фрагмент которого был приведен выше), а потом постараюсь объяснить, что всё это значит в целом сартровской философии, знаменитого его экзистенциализма.
Сартр говорит, как он пытался бросить курить:
"...я был обеспокоен не столько вкусом табака, от которого я собрался отказаться, сколько смыслом акта курения. (...) Быть-восприимчивым-к-бытию-встречаемому-мной-курящим - таким являлось конкретное качество, универсально распространяющееся на вещи. Мне казалось, что я собираюсь от них оторвать это качество и что в среде этого универсального обеднения едва ли стоит жить. Итак, курение является разрушающей реакцией присвоения. Табак есть символ "присвоенного" бытия, поскольку оно разрушается в соответствии с ритмом моих затяжек способом "непрерывного разрушения", поскольку оно переходит в меня и его изменение во мне обнаруживается символически преобразованием потребленного твердого вещества в дым. (...) Это значит, следовательно, что реакция разрушающего присвоения табака символически равнозначна присваемому разрушению всего мира. Посредством выкуриваемого табака горит и дымится мир, растворяясь в дыму, чтобы войти в меня".
Самое важное здесь слово - "присвоение". Что такое собственность, что такое действие и обладание? Что такое разрушение, что такое иметь и быть? Табак здесь - только повод для весьма философичного разговора.
Почему Сартр говорит, что курение разрушает мир, что сжигание табака в трубке, превращение его в дым есть символический субститут присущего человеку желания разрушать мир?
Прежде всего, потому, что человек хочет присвоить мир, обладать миром, более того - самому стать миром, точнее бытием-в-себе, в отличие от бытия-для-себя, которое есть человек как конечное и обладающее сознанием существо: экзистенция. Но главное свойство сознания, по Сартру - и он здесь идет от великой философской традиции, не столько от современников Хайдеггера, Гуссерля, сколько от Спинозы и Гегеля, - главное свойство сознания - негация, отрицание. Определение значит отрицание, говорил еще Спиноза: определить вещь - дать ей определение, предел, границу, отделяющую ее от других, то есть всё это другое мысленно отбросить, уничтожить, подвергнуть негации, или по-французски у Сартра неантизации, ничтожению. Сознание есть этот процесс неантизации, разлагающий недифференцированную целостность бытия-в-себе, или, для простоты скажем, мира вне человека. Сознание и есть ничто у Сартра. Но парадокс человека в том заключается, что он не удовлетворен таким способом бытия-для-себя, он хочет быть бытием-в-себе, или, по-гегелевски, не субъектом хочет быть, а субстанцией. Старое философское понятие субстанции: то, что есть причина самого себя, causa sui; в религиозных терминах - Бог. Вот Сартр и говорит, что фундаментальный проект человека - быть Богом, приобрести независимость от посторонних детерминаций, что невозможно, а поэтому человек - это бесплодная страсть.
