Особый отдел империи. История Заграничной агентуры российских спецслужб - Борисов Александр Николаевич
Я впоследствии очень жалел о том, что документ этот пропал, ибо если бы он находился в моем распоряжении, то, конечно, я бы положил предел всем тем интригам, которые делал Горемыкин».
За свои «протекционные хлопоты» Рачковский и его коллеги Ландезен, Гольшан, Лященко брали от западных инвесторов «комиссионные», однако и без них Рачковский получал хорошее жалованье — до 12 тысяч рублей в год — и имел в своем распоряжении крупные суммы на секретные расходы, доходившие в последние годы его пребывания во Франции до 90 тысяч рублей ежегодно. Этого было вполне достаточно, чтобы вести жизнь вполне обеспеченного и ни в чем не нуждающегося человека. Существует, впрочем, еще одна версия относительно состояния, которое якобы сделал Рачковский в Париже, — удачная игра на бирже. Доказать или опровергнуть ее не представляется возможным. Другое дело, хорошо оплачиваемая — 10 тысяч рублей в год — должность советника-консультанта по юридическим и административным вопросам в «Анонимном обществе железоделательного и сталепрокатного завода „Гута Банкова"», занятая им после первой отставки, что вполне могло рассматриваться как благодарность за оказанные им ранее услуги. Интересы П. И. Рачковского не остались в стороне и от предварительной подготовки важного для России займа 1906 года, чему в немалой степени способствовали его тесные связи с Делькассе и бывшим министром финансов, а позже — с премьер-министром Французской Республики Рувье.
Рачковский, этот «корыстолюбивый рыцарь провокации», по определению Л. А. Тихомирова, с присущим ему цинизмом писал своему подручному по финансовым махинациям Лященко: «Тебе известно, что я принадлежу к разряду людей, не имеющих ни акций, ни облигаций; ничего, кроме протертых штанов, у меня не имеется».
Правда, как видно из формулярного списка 1883 года, кроме «протертых штанов», у Рачковского все же имелось неизвестно как ему доставшееся родовое имение Марьяновка в 320 десятин в Переяславском уезде Полтавской губернии, а отсутствие сведений о нем в формулярных списках Рачковского более позднего времени показывает, что, скорее всего, это имение было продано.
Несмотря на уверенность Витте в том, что «Рачковский и компания» вели против него «какие-то интриги», он очень высоко оценивал этого «заведующего тайной полицией в Париже», и Рачковский занял почетное место в воспоминаниях бывшего председателя Совета министров:
«Когда мы сблизились с Францией и император Александр III вошел в соглашение с Французской Республикой, то параллельно с этим фактом значительно увеличилась и роль Рачковского в Париже. Во-первых, потому, что французы начали относиться совсем иначе к тем нашим революционерам, которые производили террористические акты в России и находили себе приют во Франции. Во-вторых, потому, что Рачковский, несомненно, был чрезвычайно умный человек и умел организовать дело полицейского надзора. Несомненно, как полицейский агент Рачковский был одним из самых умных и талантливых полицейских, с которыми мне приходилось встречаться. После него все эти Герасимовы, Комиссаровы, не говоря уже о таких негодяях, как Азеф и Гартинг, — все это мелочь и мелочь не только по таланту, но и мелочь в смысле порядочности, ибо Рачковский во всяком случае гораздо порядочнее, чем все эти господа.
Значению Рачковского содействовало и то, что он был в Париже при послах Моренгейме и затем Урусове, людях совершенно бесцветных и не могущих иметь никакого значения, так что Рачковский во многих случаях вследствие своих дарований мог оказывать большее внимание в сближении с Францией, нежели послы. Влияние это он оказывал или непосредственно через министра внутренних дел и дворцовых комендантов, или же при посредстве самих же этих послов.
Насколько Рачковский имел значение, можно видеть из того, что, как я помню, президент Французской Республики Лубэ говорил мне, что он так доверяет полицейскому таланту и таланту организации Рачковского, что когда ему пришлось ехать в Лион, где, как ему заранее угрожали, на него будет сделано нападение, то он доверил охрану своей личности Рачковскому и его агентам, веря больше полицейским способностям Рачковского, нежели поставленной около президента французской охране».
На пятом году службы, в 1890 году, Рачковский завоевал также и полное доверие российского императора и получил почти неограниченные полномочия по вопросам безопасности, решаемым Заграничной агентурой в Европе. В частности, ежегодно Рачковский возглавлял — Отряд царских телохранителей, когда император России гостил во Фреденборге, во дворце своей тещи, королевы Дании.
ПРАВИТЕЛЬСТВА С НИМ СЧИТАЮТСЯ…»
Роль Рачковского в заключении российско-французского военного союза. — Подручный Рачковского журналист Ж. Гансен. — Создание отделений Заграничной агентуры в различных странах Европы. — Зарубежные награды Рачковского. — Известные эмигранты-революционеры под наблюдением Заграничной агентуры, — «Дело бомбистов». — Роль «сотрудника Л.» в провокации с динамитной мастерской. — «Доброе согласие» на основе провокации. — Хлопоты русского посланника Моренгейма. — Суд над бомбистами. — Правительственные награды Рачковскому за провокацию.
Своими провокациями, осуществляемыми зачастую с помощью «сотрудника Л.» — агента Ландезена, Рачковский, в конце концов, не только возвысил свой авторитет в Министерстве внутренних дел и избавился от многих беспокоивших его парижских эмигрантов, но и сумел завязать солидные связи в политических кругах Парижа. К этому времени, в частности, относится его знакомство, перешедшее позже в дружбу, с французским президентом Лубэ, который в своем президентском дворце предоставил Рачковскому особую комнату, где шеф заграничного политического сыска останавливался запросто, когда приезжал в Париж. Разумеется, французские министры и президент недаром завязали дружбу с руководителем русских сыщиков и провокаторов в Париже: она была нужна для того, чтобы повлиять на Александра III в сторону увеличения благожелательности к Франции. Суровый приговор французского суда 1890 года над русскими «террористами» смягчил сердце Александра III по отношению к Французской Республике, что выразилось в ускоренном заключении военного союза с Францией.
Для характеристики личности Рачковского и объяснения его дальнейшей судьбы небезынтересно отметить и другую сторону его деятельности в Париже. Как человек честолюбивый и склонный к авантюрам, он пытался построить на полицейской деятельности политическую карьеру. Будучи в курсе ведущихся переговоров о франкорусском союзе, Рачковский решил использовать эти переговоры в своих карьерных целях. Помощь в этом деле, в частности, оказал все тот же Жюль Гансен, который был постоянным сотрудником многих парижских газет и играл значительную роль в политических и журналистских кругах Парижа. Гансен состоял также корреспондентом петроградских «Новостей» Нотовича. Весьма вероятно, что в «Новости» его устроил Рачковский, который тоже в начале своей карьеры посылал корреспонденции Нотовичу из Архангельска. Гансен был очень близок с русским послом в Париже бароном Моренгей-мом, с которым познакомился еще в Копенгагене, где ранее Моренгейм был посланником. Эти сведения проливают свет на некоторые моменты зарождения франкорусского союза. Гансен и Рачковский играли значительную закулисную роль в его заключении. В начале века Гансен даже выпустил книгу о первых шагах творцов этого альянса. В сентябре 1891 года Гансен прибыл к русскому двору с секретным письмом от премьер-министра Франции, в котором предлагалось заключить военный союз между Францией и Россией. Рачковский в этот момент был подле императора, готовый на любые услуги.
С. Ю. Витте особо отмечал роль Рачковского при заключении военного союза между Францией и Россией и утверждал, что Рачковский сыграл более значительную роль в создании Антанты, чем все русские дипломаты, вместе взятые. Возможно, Витте был пристрастен — после создания Антанты французские банки с готовностью предоставили займы России, но, так или иначе, он был благодарен именно Рачковскому за его активную деятельность по созданию франко-русского союза.
