Валерий Сдобняков - В предчувствии апокалипсиса
Когда в далеком 1974 году при газете решили создать литобъединение "Магистраль", мне предложили его возглавить в качестве литконсультанта. Каждый второй четверг месяца в редакции собирались начинающие поэты и прозаики со всего Минска. Заглядывали и маститые – на первую годовщину "Магистрали" мне удалось уговорить прийти народного поэта Беларуси Пимена Панченко, который после заседания, лукаво взглянув на меня, произнес: "У вас наверняка рукопись первой книги готова, и вы не прочь, чтобы я её посмотрел…" Я был на седьмом небе. Через несколько дней Пимен Емельянович пригласил меня в гости, долго расспрашивал, немало и сам порассказал эпизодов из своей богатой на события и встречи литературной жизни. Рукопись оставил у себя, а через несколько дней возвратил вместе с вложенной рецензией-рекомендацией: "Идите с этим в издательство, я всё же народный поэт, ко мне должны прислушаться. Книга, не сомневаюсь, выйдет очень быстро…"
Наивный Пимен Емельянович! Будь я пареньком из сельской глубинки, который пишет на белорусском языке, всё бы, не сомневаюсь, так и произошло. Мне же сказали другое: "Добрых дядечек у нас много… Тут вот один автор принёс рукопись сразу с тремя рекомендациями – от Шолохова, Михалкова и Гамзатова. Разве настоящему таланту под силу заполучить такое? Будем читать!.."
"Читали" целых три года… Сколько П. Панченко ни звонил директору издательства, несмотря на целых три положительных рецензии книга в набор не шла. Не шла до той поры, пока в дело не вмешался вышеупомянутый Михась Стрельцов. Не знаю, о чём он говорил с издателями, но через полгода мой первый сборник "Снегопад в июле" увидел свет…
Впрочем, это было только начало. Об остальном можно рассказывать долго и подробно, тогда этот рассказ займёт целую книгу. А можно просто сказать, что с той поры появилось двадцать книг с моей фамилией на обложке и две, в которых анализируются моё творчество и судьба. Надеюсь, напишутся и новые. Такова литературная жизнь…
B. C. Даже человеку, впервые прочитавшему о вашей судьбе, совершенно ясно, что биография у вас, как и у всякого большого поэта, яркая. Но ведь и сам факт существования в столь непростых условиях редактируемого вами журнала «Новая Немига литературная», и выпущенная несколько лет назад уникальная антология «Современная русская поэзия Беларуси», которую вы составили, свидетельствуют о том, что в отличие от многих современных писателей, любующихся только собой, вы немало заботитесь и о товарищах по перу. Подтверждением чему, к примеру, служат публикации молодых поэтов из Белоруссии в российских изданиях с вашим неизменным добрым напутственным словом, и обменные выпуски «Немиги…» с популярными литературными изданиями других стран. В результате, не только, скажем, читатели России знакомятся с неизвестным доселе автором из Белоруссии, но и читатели вашей страны получают возможность прочесть новинки русской литературы… Не могли бы вы сказать пару слов и об этом?
А. А. Понимаете, литература тогда становится Литературой, когда, кроме нескольких даровитых людей, существует то, что принято именовать литературным процессом – с книгоизданием, публикациями в периодике, критикой, полемикой вокруг лучших произведений… В станице Вёшенской жил сам великий Шолохов, но нельзя же утверждать, будто был некий «вёшенский литературный процесс». Как не было процессов «яснополянского» или «мелиховского», процесса «Константиновского»… Хотя в этих местах и жили Толстой, Чехов, Есенин… Что уж говорить о современной русской литературе Беларуси! Таланты есть и немало, я их выше частично перечислил, но сколько-нибудь серьёзного интереса к их творчеству в официальных литературных кругах как не наблюдалось, так и не наблюдается – даже русскую секцию в Союзе писателей создать так и не позволили. А ведь была такая! А за предложения о её создании нынешнее руководство СПБ даже пригрозило, совсем как в былые времена, исключить меня из писательского Союза… Кстати, вы сказали, что меня в минувшем году опубликовали около двух десятков изданий. Это верно, но среди них не было ни единого белорусского, если не считать частный журнал «Гаспадыня» («Хозяйка»). В 2009 году в Санкт-Петербурге вышла новая книга моих стихов «Август в декабре», на которую откликнулись пространными рецензиями и «Литературная газета», и «Московский литератор», и московская же газета «Слово», и киевская «Радуга», и таллинская «Балтика»… Всего около десяти изданий разных стран. Из республиканских же средств массовой информации на книгу отреагировал лишь президентский журнал «Беларуская думка» («Белорусская мысль») при полнейшем молчании наших литературно-художественных изданий… Разве это нормально, когда даже признанному автору дома негде публиковаться? Да ещё и от учредительства журнала «Новая Немига литературная» Союз писателей Беларуси недавно демонстративно отказался…
Вот и приходится не только самому искать читателя за пределами Беларуси, что, вообще-то, для пишущего по-русски автора считаю совершенно необходимым, но и помогать делать это другим. В первую очередь – за счёт обменных выпусков с российскими журналами. Их было немало, назову только один проект, который мы осуществили, самый масштабный. С редакцией одного из авторитетнейших российских журналов "Дон". В одном из номеров "Немиги…" были помещены произведения почти двух десятков авторов "Дона", а следом и дончаки познакомились с творчеством большого числа авторов нашего журнала. Российская пресса осветила это событие достаточно широко, отечественная предпочла почти не заметить…
Недавно увидело свет знаковое для меня издание – сдвоенный юбилейный, пятидесятый номер нашего журнала, собравший под своей обложкой многое из того, что публиковалось в "Немиге…" за предыдущие двенадцать лет. Всего свыше семидесяти авторов – поэты, прозаики, публицисты… Получилась своего рода минибиблиотека русской литературы современной Беларуси. Библиотека, после выхода которой уже весьма сложно будет говорить о том, что русской литературы в нашей стране нет…
Минск. Январь – февраль 2011 г.Вера в Бога у меня от мамы
Владимир Георгиевич Цветков – известный русский публицист, автор многих статей в периодической печати, в литературных журналах и альманахах, а также около двух десятков книг, наибольшую известность из которых приобрели «Новый Друг», «Месть Хрущёва», «Русская доблесть», «Красивая кукла Троцкого», «Цена любви – смерть», «Посох для предпринимателей», «Православный вождь»… Главная тема историко-публицистических исследований Цветкова – Православие как основа русской государственности, русского мировоззрения, русского мира. Вот уже несколько лет Владимир Георгиевич тесно сотрудничает с нашим журналом и издательством «Вертикаль. XXI век», где в серии «Времена и Мнения» вышло несколько его книг и сборников статей. Сегодня мы беседуем с писателем вскоре после выхода его последней книги – «Родина старцев», которая, вне всякого сомнения, вызовет у православных читателей, да и не только у них, самый живой интерес.
Валерий Сдобняков. Но начать нашу беседу я, Владимир Георгиевич, всё-таки хочу с другой темы. Мы оба с вами выросли в Нижнем Новгороде, который в наши детские годы назывался Горьким, в стране именуемой Союз Советских Социалистических Республик, под большим давлением антирелигиозной и интернациональной пропаганды, исключавших память о дореволюционном историческом пути России. Откуда же в итоге в наших сердцах пробился росток любви к Родине, к России? Как в наших душах выпестовалась спасительная Православная вера? Относительно себя я в этой задачке попытался разобраться в очерке «Обретение России». Но, ведь я понимаю, у каждого свой путь, свой опыт.
Владимир Цветков. Ныне покойный Патриарх Алексий II (Редигер) сказал как-то, что сложность нашей ситуации заключается в том, что за годы Советской власти выросли поколения людей, «которым не к чему возвращаться». То есть в условиях государственного атеизма они не знали Православия. Со мной было по-другому. Я вырос без отца с одной матерью – Цветковой Евдокией Михайловной, 1907 года рождения. Она родом из Балахны и в детстве ещё застала царское время. А поэтому в гимназии изучала в качестве одного из предметов «Закон Божий», который отменили сразу же после революции в 1918 году. Естественно, что мама была православным, глубоко верующим человеком, с уст которого не сходило: «Господи, помилуй!», или «Как на Том Свете терпеть!» Эти слова я слышал в детстве постоянно и, по сути, впитал в себя. Да, и крестили меня уже большим, в три года, в нашем Высоковском Троицком храме, заменявшем в то время гонений на веру кафедральный собор. Их всего-то оставалось в городе, наверное, не более трёх – остальные были закрыты. Обстоятельства святого Крещения помнились все последующие годы. Тем более, что мне очень понравилось Причастие, которого я попросил ещё.
