Ларри Коллинз - Горит ли Париж?
Оберштурмбаннфюрер несколько секунд молчал. Затем спросил Хольтица: не считает ли тот, что французы могли уже перевезти гобелен в какое-нибудь другое место? Нет, нет, возразил Хольтиц, зачем бы им это делать? Со стороны Лувра вновь донеслись выстрелы, и эсэсовцы еще раз выразили сомнение в том, что гобелен все еще в Лувре. Фон Хольтиц, который теперь наслаждался каждой минутой пребывания своих гостей, вызвал пожилого офицера, имевшего, вероятно, самую эвфемистическую должность в штабе. Этот капитан отвечал за «охрану французских памятников и произведений искусства». Он торжественно заверил офицеров СС, что гобелен действительно находится в Лувре.
Чтобы облегчить им задачу, Хольтиц предложил эсэсовцам бронемашину и отделение солдат, которые прикроют здание с улицы, пока четыре офицера будут добывать гобелен.
Изуродованный шрамом оберштурмбаннфюрер, видимо, был сбит с толку. Он заявил, что свяжется по радио с Берлином для получения дальнейших указаний и вернется через час. Еще раз выкрикнув гитлеровское приветствие, он удалился.
Четверка никогда более не попадалась фон Хольтицу на глаза. Драгоценный гобелен, который им было приказано спасти от союзников и на котором был изображен уникальный момент в истории, остался в Лувре. На 84 квадратных ярдах ткани придворные дамы Вильгельма Завоевателя девять столетий назад вышили сцену, которую так и не удалось запечатлеть кинооператорам Адольфа Гитлера: вторжение в Англию.
25
Небольшой яблоневый сад недалеко от Экуше был окутан такой же непроницаемой тьмой, как и та, что двое суток назад помогла незаметно уехать подполковнику Жаку де Гийбону. В штабном фургоне под увешанными плодами деревьями, из которого он наблюдал отъезд де Гийбона, генерал Жак Филипп Леклерк прислушивался к перестуку пишущей машинки: канцелярист допечатывал последние слова только что продиктованного им приказа из восьми пунктов. Всего через шесть с половиной часов, в 6.30 утра, Филипп Леклерк и солдаты его дивизии начнут преодолевать последние 122 мили путешествия, которое он начал 4 года назад: в пироге через реку в британскую Нигерию, граничившую с французским Камеруном. Леклерк вновь пробежал глазами приказ: «Я требую, чтобы на этом марше, который приведет дивизию в столицу Франции, все вы приложили максимум усилий, что, я не сомневаюсь, вы и сделаете». Леклерк взглянул на часы, затем подписал приказ и поставил дату. Была полночь.
Бургдорф, Фегелейн и эсэсовский помощник Гитлера гауптштурмфюрер Гюнше в мрачном молчании слушали генерал-оберста Йодля, который, вытянув на столе руки, докладывал ситуацию на Западном фронте. Гитлер вновь потребовал, чтобы этот доклад предшествовал сообщениям с Восточного фронта. Фюрер, отмечал позднее в своем дневнике Варлимонт, слушал Йодля сидя, при этом его правая рука, лежавшая на карте, слегка дрожала.
Когда Йодль закончил, Гитлер дернул головой. Хриплым от злости голосом он спросил: «Где мортира?» На этот раз у генерала Варлимонта были для него приятные новости. «Карл» и состав с боеприпасами достигли Суассона — менее 60 миль от Парижа. Еще через сутки, доложил Варлимонт Гитлеру, «Карл» будет во французской столице.
При мысли, что эта пушка, обладающая колоссальной разрушительной способностью, вскоре будет в Париже, Гитлер удовлетворенно пробурчал что-то. Затем бросил: «Йодль, пишите». Слова понеслись таким бешеным потоком, что степенный Йодль едва поспевал записывать.
— Оборона парижского плацдарма, — заявил Гитлер, — имеет наивысшее значение для военных и политических планов. Потеря города может привести к утрате всего побережья к северу от Сены и лишить нас площадок для запуска ракет, предназначенных для дистанционной войны против Англии.
— Вся история свидетельствует, — продолжал он, — что потеря Парижа неизбежно приводит к потере всей Франции.
Гитлер напомнил верховному командующему на Западе, что для обороны города он выделил две бронетанковые дивизии СС. Он распорядился, чтобы восстание в Париже было раздавлено любыми мерами, включая «полное уничтожение целых городских кварталов», что будет значительно легче сделать с прибытием «Карла», и «публичную казнь главарей восстания».
— Париж не должен попасть в руки противника, а если это случится, то он должен найти там лишь одни развалины, — закончил он.
Когда Гитлер замолчал, в бункере повисла тишина. Слышно было только равномерное жужжание вентиляционного оборудования и шуршание карандаша в руках Йодля, лихорадочно пытавшегося зафиксировать последние слова фюрера.
* * *
В окутанном тьмой Меце, расположенном в каких-нибудь 35 милях от франко-германской границы, темные махины танков с лязгом катились по брусчатке мостовых, отшлифованная поверхность которых была почти истерта ногами трех поколений немецких завоевателей, рвавшихся по этой дороге к сердцу Франции. В трясущихся машинах пытались, насколько это было возможно, поспать солдаты, измотанные длинным маршем на юг от самой Ютландии. Это были солдаты, о прибытии которых Дитрих фон Хольтиц не был информирован, подкрепления, которые вынудили бы его сражаться за подчиненный ему район. Они представляли собой первые подразделения прибывавшей во Францию 26-й бронетанковой дивизии СС. Как и воины 2-й бронетанковой дивизии, расквартированной в яблоневом саду в Экуше, они тоже направлялись в Париж. Им оставалось пройти всего 188 миль.
26
Загорелый мужчина окидывал одобрительным взглядом пустые ряды сидений, поднимавшихся над головой до самой куполообразной стеклянной крыши огромного «Гран пале». Его звали Жан У к. Он был владельцем цирка в Швеции и приехал в Париж по делу. Для своего цирка он арендовал, за большие деньги, это обширное здание, расположенное между Сеной и Елисейскими полями, как раз через реку от могилы Наполеона. Это было одно из крупнейших зданий в Париже. С 1900 года его ионический фасад, в два с половиной раза превышавший длину футбольного поля, зазывал парижан на все крупнейшие выставки, которые устраивались в городе.
Через несколько дней, думал Ук, Париж будет освобожден, и этот самый фасад будет зазывать тысячи празднующих французов сюда, в его цирк, на единственное большое представление, которое будет даваться в столице. Это был самый крупный из всех оставшихся в Европе цирков, и он истратил все до последней кроны, чтобы привезти его сюда. У Ука было все. В голодном Париже его клетки были полны львов, тигров, пантер. У него были клоуны, лошади и акробаты на трапеции, которые могли соперничать с цирком Барнума. У него был даже клоун с новой программой по случаю освобождения; швед специально просил его подготовить эту программу. Это была пародия на Гитлера. В этом здании было все, чем владел Ук; даже те небольшие наличные деньги, что еще оставались у него, он упаковал в чемодан, стоявший в его кабинете. В это душное утро, в среду, стоя на посыпанной опилками арене, он уже представлял себе, как толпы зрителей вливаются в «Гран пале» и занимают места. Жан Ук был уверен, что освобождение Парижа сделает его богачом.
Под ареной, в подвале, принадлежавшем полицейскому комиссариату 8-го района, который занимал одно крыло «Гран пале», полицейский Андре Сомон следил, как под деревьями на Елисейских полях останавливается колонна немецких грузовиков. 20 минут назад коллеги Сомона организовали засаду на немецкую автомашину, ехавшую по этой широкой авеню, и уничтожили всех ее пассажиров. «Боши, — подумал Сомон, — собираются с нами рассчитаться». Вдруг Сомон увидел, что к зданию подползает странный, похожий на жука, аппарат. Он повернулся к пленному, которого охранял. Капитан Вильгельм фон Цигесар-Бейнес до войны, будучи капитаном конников германской армии, пережил в этом здании куда более славные моменты. «Что это такое?» — спросил его Сомон.
Фон Цигесар-Бейнес взглянул на направлявшийся прямо к их окну приземистый аппарат, выглядевший почти как маленький игрушечный танк. С восхитительным спокойствием он повернулся к Сомону и заметил: «Это специальная машина, напичканная взрывчаткой. Если мы не выберемся отсюда, то нас разнесет в куски».
Половина Парижа слышала, как взорвался цирк Ука. Когда грохот от разорвавшихся снарядов стих, из «Гран пале» заструился столб черного дыма. Чтобы завершить работу, начатую радиоуправляемым танком со взрывчаткой, немецкие танки открыли по зданию огонь зажигательными снарядами. Внутри дым, крики, топот бегущих ног — людей и животных — вызвали панику. Львы и тигры цирка Ука ревели от ужаса. Лошади табуном носились по пылающему зданию. В комиссариате полицейские поспешно открыли камеры, выпустив проституток, арестованных накануне ночью, и визг перепуганных женщин слился в дыму и пыли с воем перепуганных львов Ука.
![Ричард Пратер - Торговец плотью [= Торговец живым товаром]](/uploads/posts/books/248498/248498.jpg)
