Максим Калашников - Робот и крест. Техносмысл русской идеи
Потому заморские адмиралы вовсю говорят о таранной тактике и возвращении к древнегреческим трактатам по тактике морского боя, который теперь будет не на ручной, а на паровой тяге. Что же, пускай таранят, сказать об этом куда проще, чем сделать. Тем более, что и в Древней Греции не таранили корпуса кораблей, а ломали весла, которых теперь просто нет. А мы будем бить артиллерией!
За такое не грех и двести грамм выпить, вон вестовой уже несет. За русскую победу на море! С этого дня адмирал Степан Осипович Макаров получил гордый титул «Победитель брони».
Будущее Мирового Океана стало определено, и уже можно было себе представить морские бои близкого будущего. Пока противник строит свои броненосцы в клинья и ведет их на таран, русская эскадра выстраивается в линию, охватывает врага и отправляет его на морское дно едва он подойдет на дальность выстрела. То же самое Ледовое Побоище, которое предстоит многократно повторить на море, а вместо русских витязей и германских рыцарей станут корабли…
Секрет бронебойного снаряда вскоре стал известен противнику. Конечно, он купил его за денежные единицы у какого-нибудь ныне неизвестного адмирала русского флота. Конечно, не у Макарова, а у такого адмирала, который корабли видит только на бутылочных этикетках, а в жизни — лишь бумаги, перья, да чернила. После этого Россия была искусно стравлена с Японией, а последняя — снабжена секретом чудодейственных снарядов.
Русский флот, который в другой жизни убил бы так и не успевшую расцвести цивилизацию Мирового Рынка, безропотно лег на дно Цусимского пролива и Желтого моря, о существовании которого в те времена не все и знали. Вместе с ним в пучину далекого моря легло и тело изобретателя первого в мире бронебойного снаряда, Победителя Брони, адмирала Степана Осиповича Макарова. Иной судьбы у него быть не могло.
И вот в середине XX века как будто появился второй шанс победить уже окрепшую вражескую цивилизацию. Наступила эпоха сверхлинкоров, и Россия заложила 4 таких корабля. Действуя в союзе с Германией и Японией русский флот мог изменить ход истории, навсегда закрыв Мировой Рынок.
В химической лаборатории, относившейся к Наркомату ВМФ мирно перетекали жидкости, мигало пламя спиртовок, окрашивались в разные цвета растворы. Неожиданно эту привычную полутишь пронзил отчаянный щелчок малюсенького взрыва, похожий на удар пастушьего хлыста. Из дверей лаборатории вышел радостный человек в белом халате и затянулся папироской (сигарет в то время еще не было). Это — ученый-химик Евгений Ледин, автор нового взрывчатого вещества — гексогена. После определенных событий уже поздней истории это слово обрело зловещий смысл, однако почти никто не помнит, кто был его автором, и для чего оно изначально предназначалось.
Гексоген мог стать таким же русским «подарком» для противника, каким в свое время не стали бронебойные снаряды. Начиненные чудесной взрывчаткой снаряды главного калибра этих линкоров гарантированно отправляли бы на морское дно все, к чему они бы прикоснулись. Всего несколько операций в Атлантике — и весь находившийся там прежде флот противника делается жилищем для глубоководных рыб и моллюсков. Недаром программу строительства этих четырех линкоров именовали «Сталинский молот морей» …
Каким образом вражеской цивилизации удалось стравить Сталинскую Россию и ее соседа по Континенту, также противостоящего Цивилизации Океана — Гитлеровскую Германию, неясно до сих пор, хотя сам факт уже ни у кого не вызывает сомнений. Россия и Германия легли в руины, а русские моряки окрасили своей кровью поля и леса. Германия лишилась своего океанского флота, а Россия — времени, когда он мог быть применен. Цивилизация Океана вышла из своего очередного кризиса и обогатилась на военных поставках, сделавшись еще сильнее и получив возможность взять под свой контроль уже не фрагменты Мирового Океана, но целиком — Океан.
После войны Россия добилась еще некоторых успехов в строительстве океанского флота. Но появление ядерного оружия, фактически запрещающего большую войну, сводило эти успехи на нет. Цивилизация Мирового Океана же напирала потоком своих соблазнов, которых у нее делалось все больше и больше — именно за счет контроля над Мировым Океаном. В военном же отношении контроль противника над океаном, охватывающим Континент со всех сторон, вызывал у властей закономерное чувство осажденной крепости, что было вполне закономерным.
Чувство осажденной крепости было болезнью позднего Советского Союза, и именно с ней связано все негативное, что в нем было. Например, осада (как я показал на примере осажденного Ленинграда 1941–1943 годов) требует централизации распределения практически всех жизненных благ. Потому в СССР упорно сохранялось планирование производства и распределения не только вещей, необходимых для жизни народа в целом, но всех потребительских товаров.
Несуразность последнего — однозначна. Спрос на потребительские товары всегда нелинеен, зависит от множества факторов, не поддающихся прямому учету. При этом он обладает высокой эластичностью, и при изменении цены меняется резко и нелинейно, часто даже парадоксально. Ассортиментный шлейф потребительских товаров (то есть — количество сортов) необычайно велик и способен постоянно расширяться. Следует добавить, что параметры рынка потребительских товаров могут изменяться практически молниеносно, быстрее, чем до него дойдет управленческое решение государства, что делает управление им вообще невозможным.
Возможно, в этой области есть что мобилизовать в случае войны. Можно, например, мобилизовать фабрику губной помады, и она будет производить взрыватели для мин. Но потери от вмешательства государства в эту область всегда будут большими возможных приобретений. Одни полицейские мероприятия по претворению государственных решений в жизнь (вроде борьбы со спекуляцией) могут перечеркнуть всю пользу, которую извлечет государство. К тому же даже в великом народе всегда имеются люди, призвание которых — не великие свершения и не героизм, но удовлетворение потребностей других людей за материальное вознаграждение. В правильно организованном обществе для них тоже должно быть место, ведь их область деятельности, безусловно — полезная.
А контролировать производство и распределение потребительских товаров можно и косвенно — через управление финансовыми потоками, через распределение природных ресурсов и энергии, через внедрение технических новшеств. Перечисленные области хозяйства, разумеется, должны контролироваться всем народом.
Рынок потребительских товаров виден в первую очередь, с ним соприкасается каждый человек. Потому по его состоянию люди закономерно оценивают и состояние хозяйства страны в целом. Ну а через эту оценку делают вывод и о состоянии системы управления страной. Все закономерно, и опровержения здесь бессмысленны. Потому в народе нарастало недовольство советской системой управления, которым умело пользовался противник.
Но главная беда была в том, что коммунистическая идеология не могла обозначить цели, во имя которой приходится держать оборону крепости — СССР. На протяжении десятилетий все ценности, которые были в сознании людей еще с давних времен Руси Традиционной, были старательно вытравлены. Единственной ценностью был объявлен коммунизм, воплощенный в советской системе управления. А сама система управления соответствовала управлению осажденной крепости. В итоге возникла парадоксальная ситуация — держать оборону крепости во имя сохранения системы управления, которая принята в ней. А управление осажденной крепостью, по своему определению, всегда будет сводиться к ограничениям потребления и соответствующей специализации производства.
Страх советского руководства, не позволивший воспользоваться даже экономическим опытом недавнего противника — гитлеровской Германии (где и в более худшем положении, чем положение СССР 70–80 годов, не было тотального планирования), сделался тем ядом, который отравил советское общество. Ну а к страху примешалась еще материальная заинтересованность некоторых лиц из того же руководства. Как говорится, кому война, а кому — мать родная. Руководство отраслями, производящими потребительские товары, позволяло жить отнюдь не бедно…
Понятно, что Советский Союз был обречен, и скованное паникой его руководство не могло воспользоваться новым оружием, родившимся в 80-е годы. Речь идет сразу о нескольких технологиях — финансовой технологии обрушения валютного рынка, компьютерной технологии разрушения мировых информационных сетей. Ну и, наконец, новой военно-морской технологией, вылившейся в создание принципиально новых кораблей — экранопланов. Имея высокую скорость, оснащенные ракетным оружием, практически неуязвимые для средств радиолокации, они могли быстро взять контроль над морским пространством, обойдя по всем качествам тихоходные корабли прошлых эпох. Их появление означало бы снятие вражеской осады уже в прямом смысле этого сочетания слов, но снятие осады для власти уже не требовалось. Она вела народ прямым ходом к капитуляции.
