Дмитрий Хмельницкий - Виктор Суворов: Главная книга о Второй Мировой
В. Суворов не замкнулся на одном 1939 годе, а рассмотрел все основные события вплоть до начала Великой Отечественной войны 22 июня 1941 г., увязав их в единое логическое целое: «Тайная мобилизация должна была завершиться нападением на Германию и Румынию 6 июля 1941 года… Тайная мобилизация была направлена на подготовку агрессии. Для обороны страны не делалось ничего. Тайная мобилизация была столь колоссальна, что скрыть ее не удалось. Гитлеру оставался только один и последний шанс — спасать себя превентивным ударом. И 22 июня 1941 года Гитлер — на две недели — упредил Сталина»[119].
Публикация книг Суворова разделила историков на две неравные группы. Подавляющее большинство — историки со стажем и именами, которые в своих трудах «освящали» просталинскую концепцию войны. Работая много лет под эгидой Института военной истории Министерства обороны СССР, они не смогли принять даже той половинчатой правды о войне, которая стала достоянием официальной гласности. Об этом свидетельствует провалившаяся попытка подготовить новую 10-томную «Историю Великой Отечественной войны советского народа». Но и те военные историки, которые (как, например, А.Н. Мерцалов и Л.А. Мерцалова) резко критикуют Сталина и сталинизм за неготовность советских войск к началу войны, за некомпетентность и произвол, безнравственность и жестокость[120], оказались не готовы к тому, чтобы спокойно обсуждать концепцию В. Суворова.
Объяснить это можно лишь тем, что суворовская концепция ломала не только устоявшуюся историографическую традицию, но и наносила удар по личным чувствам и представлениям о войне. Тем более что многие военные историки, как А.Н. Мерцалов, сами были ее участниками. Это не просто неприятие, но и нежелание понять. Книги В. Суворова, по их мнению, не заслуживают развернутых рецензий военных историков, потому что «с помощью «ледоколов» осуществляется конъюнктурный пересмотр важнейших моментов отечественной и мировой истории», бросается «тень на реальные исторические факты, которые давно и с научной точки зрения безукоризненно (! — И.П.) установлены мировой историографией»[121].
По мере распространения влияния книг В. Суворова на общественное сознание в России усиливалось и их отрицание. От замалчивания эти историки перешли к ругани и неправдоподобным обвинениям. Они заклеймили его как «не историка, не мемуариста, изменника, агента иностранных спецслужб». Оказывается, его книги «написаны разными людьми, скорее группами людей», участие В. Суворова «обнаруживается лишь в отдельных литературных приемах, жаргоне, междометиях»[122].
…. В отличие от своих маститых оппонентов, В. Суворов понял, хотя и не занимался специально, механизм власти сталинского режима, основной принцип деятельности Сталина в политике — по возможности не оставлять документов, не оставлять следов, окружать правду «батальонами» лжи»[123].
«В советское время историки не только не имели доступа к секретным материалам партийных и государственных органов, но и воспитывались на строгом соблюдении принципов партийности и классового подхода. Это предполагало следование той интерпретации событий, которая была заложена в самих источниках. В результате в трудах историков воспроизводилась идеология и логика документа. Основная трудность в преодолении советского историографического наследства заключалась в том, чтобы научиться вскрывать подлинный смысл событий, которые по-своему отражали оставшиеся документы советской эпохи — секретные и несекретные. Надо отдать должное В. Суворову, проявившему себя в книге «Ледокол» как историк-разведчик, сумевший раскрыть главную тайну советской военной политики и истории. Сделал он это, опираясь в основном на опубликованные советские источники, которые были им сопоставлены, переосмыслены, очищены от идеологической маскировки и маркировки»[124].
* * *В 1995 году в Москве в издательстве «Прогресс-академия» вышла книга израильского историка Габриэля Городецкого «Миф «Ледокола». Издана она была в Москве, но печаталась в Берлине, и весьма большим тиражом. Я узнал об этом случайно, просто оказалось, что жил тогда прямо напротив берлинской типографии, выполнявшей заказ, и в случайном разговоре сотрудники типографии о нем рассказали. Если московское издательство в середине 90-х заказывает печатание некоей книги в Берлине, значит, денег у него на эту книгу имеется немерено. И легко догадаться об источнике этих денег. Книга Городецкого рекламировалась как научное достижение иностранного историка, которому удалось сделать то, на что оказались неспособны российские. Городецкого пригласили в Москву работать в закрытых архивах и оказывали ему всяческую официальную поддержку. Расчет простой — в России традиционно верят больше иностранцам, говорящим нечто выгодное властям, чем собственным казенным ученым, поскольку их дрессированность и зависимость от власти заведомо очевидны.
Городецкий таких тонкостей, вероятно, не понимал и искренне считал, что тиражи его книги, как и исключительно уважительное обращение с ним в Москве, объясняется пиететом перед его научным весом и эрудицией. Это видно из почти анекдотического ответа Городецкого на вопрос, появились ли после выхода книги в Москве оппоненты среди российских историков или военных.
Городецкий: «Презентация моей книги проходила в Москве. Должен сказать, что это было нечто монументальное. Она просто не сходила с экрана телевидения и со страниц газет. И историки, и военные — все повторяли одно: «Вы сделали за нас то, что мы не могли сделать. Очень, очень сильно». Вопрос, который повторялся все время: «Почему именно израильтянин решился на это — человек со стороны?» Во всем этом я ощущал очень сильный элемент самокритики с их стороны. Я ожидал, конечно, критических высказываний со стороны профессионалов, но критики не последовало. На презентации был один человек, связанный с Суворовым, — Борис Соколов. Так вот, 99 процентов присутствовавших на него буквально набросились. Вот вам разница в настроениях, которые царят на улице, и в настроениях тех людей, которые обладают необходимыми знаниями»[125].
Книга Городецкого и по сию пору остается наиболее научной по форме и респектабельной попыткой опровергнуть Суворова. Тем более на фоне макулатурных поделок всевозможных анонимов с очевидной кагэбэшной подкладкой.
Мне книга Городецкого показалась вопиюще неквалифицированной. Даже не в том дело, что Городецкий конечно же не смог опровергнуть Суворова, он там практически и не пытается это делать. Городецкий очень плохо понимает советскую историю вообще, не различает психологии и мотивов действий сталинской власти, которая управляла политическими событиями, не врубается даже в те немногие документы, которые приводит.
В израильской русскоязычной газете «Вести» в марте 1995 года появилось интервью с Габриэлем Городецким и убийственный комментарий к интервью и книге, сделанный известным израильским историком Зеевом Бар-Селлой. Вот несколько ключевых выдержек из статьи Бар-Селлы:
«Сам Сталин неудачи первого периода войны объяснял просто — внезапность! Гитлер, коварно злоупотребив доверием, вероломно напал на мирный Советский Союз. А единственное в мире рабоче-крестьянское государство, естественно, к войне готово не было. Точнее, Гитлер свою армию отмобилизовал, а Красная Армия отмобилизоваться не успела. Просто и внятно.
Только один вопрос возникает — неотмобилизован-ная Красная Армия в самые первые месяцы войны теряет только пленными более 4 миллионов человек! Откуда они взялись, эти солдаты, если мобилизации не было? Ведь после 22 июня мобилизовать и пригнать эту массу на фронт — за столь краткий срок и при известном состоянии русских дорог — было физически невозможно. Так, значит, мобилизация была проведена заранее? И значит, никакой внезапности не произошло? И Сталин страну к войне готовил? И если судить по количеству пленных, количеству захваченных врагом боеприпасов — 25 тысяч вагонов, числу потерянных в боях и брошенных танков, самолетов — многие тысячи, орудий — десятки тысяч, — Сталин страну к войне приготовил?! Тогда в чем же дело? Почему же все обернулось так, а не иначе?
В 1988 году ответ на этот вопрос дал Виктор Суворов, сотрудник Главного разведывательного управления, сбежавший на Запад. И ответ этот — чудовищный, не лезущий ни в какие рамки. Но ответ, не оставляющий места никаким вопросам. Сталин не был ни слепцом, ни дураком. Он был — преступник. И вины за развязывание Второй мировой войны на нем не меньше, чем на Гитлере. Да, Гитлер хотел войны и 1 сентября 1939 года ее начал. Но начать ее он смог лишь потому, что ему помогал Сталин. Сам же советский вождь помогал Гитлеру не из альтруизма и не по глупости, а потому, что сам хотел захватить и Германию, и Польшу, и Чехословакию, и Венгрию, и Румынию, и Финляндию, и Францию, и Италию, и Англию… И армию свою Сталин отмобилизовал и готовил ее к нападению на Европу, именно к нападению, а не к обороне. И тогда масса несуразностей и загадок получает свое объяснение и разгадку. И если кто-то, говорит Суворов, думает, что под Сталиным Европе было бы легче и лучше, чем под Гитлером, то это еще как посмотреть. Сталин к тому времени уничтожил, выморил голодом и загнал в лагеря уже четверть населения собственной страны. Полагать, что к европейцам он по какой-либо причине отнесся бы иначе, будет, по меньшей мере, неосмотрительно.
