Геннадий Герасимов - Общество потребления: мифы и реальность.
Национальная ассоциация за улучшение телепередач подсчитала: дети с 5 до 15 лет в среднем видят по телевидению 13 400 насильственных смертей. Повторяя друг друга и подсказку здравого смысла, социологи в ходе исследований приходят к выводу: чем больше ребенок видит насилия, тем больше он сам склонен прибегать к нему. Вот, например, еще один вывод: «Комиссия считает, что чрезмерно большое количество передач, посвященных преступлениям, насилию и жестокости, может способствовать и способствует распространению среди молодежи таких понятий и поступков, которые расчищают дорогу преступности среди малолетних» [172].
В американской печати периодически появляются сообщения, подтверждающие причинно-следственную связь преступления и телепередачи. Однажды, например, шел телефильм «Роковой рейс». В нем преступник подложил в пассажирский авиалайнер бомбу с взрывателем, автоматически приходящим в действие при снижении самолета до определенной высоты. Преступник требовал крупного выкупа, самолет летал по кругу, на экране развертывались полные драматизма события, рекламодатели были довольны широкой телевизионной аудиторией.
На следующие сутки было четыре попытки вымогательств по телефону в полном соответствии с увиденным на экране, на следующей неделе — еще восемь попыток. Федеральное агентство авиации официально осудило показ фильма. Но еще до показа, руководствуясь рекламными анонсами, против его демонстрации выступила Ассоциация пилотов гражданской авиации. Хозяева фильма — компания Эн-би-си — игнорировала их протест. Потом фильм показывали во Франции и в Австралии, и в обеих странах находились люди, пожелавшие воспользоваться предлагавшимися в нем преступными рецептами. Сам автор сюжета Род Стерлинг в итоге признал, что «бесконечно сожалеет», что написал этот сценарий.
Дети особенно склонны имитировать увиденное. И вот газеты сообщают, как две девочки задушили семилетнего мальчика, заманив его на чердак, совсем так, как это выглядело на экране. На вопрос о причине своего поступка ответили: хотели посмотреть, как выглядит смерть.
В самом деле, как? На телеэкране она всегда чистенькая, синтетическая, быстрая. Для щекотания нервов до конца надо сходить в кино, скажем, на фильм «Снафф».
Там юноша хватает длинный охотничий нож… Кровь бьет фонтаном. Нож уходит глубже и глубже…
В печати и по телевидению шли споры, снято ли в нем настоящее убийство, или это шедевр специальных съемок. Лица, имевшие отношение к фильму, но пожелавшие остаться неизвестными, заявляли, что все было «по-настоящему», убили проститутку, приглашенную на рядовые съемки обычного порнографического фильма.
В этом из ряда вон выходящем примере шокирует не только само возможное убийство, но — что даже сильнее — и «поиск истины» в печати и по телевидению вместо нормального человеческого возмущения, что такое можно вообще показывать в цивилизованном обществе.
Оказывается, можно, потому что прибыльно. В самом деле, рассуждает обыватель, раз уж кого-то зарезали, может быть, потратить пять долларов на билет и посмотреть, как это выглядит…
Как ни парадоксально, но такой ужас в американских условиях, возможно, даже полезен, поскольку, как только что отмечалось, смерть на телеэкране до привлекательности прибранная, почти домашняя.
Равным образом сцены изнасилования порой преподносятся даже привлекательно, как бы с точки зрения насильника, а не его жертвы. Психическая травма, наносимая жертве, затушевывается.
Тед Карпентер в сборнике «Книга телевидения» констатирует общеизвестное: «Хотя из года в год общественность протестует и нет конца тревожным итогам исследований последствий насилия на телеэкране, в ответ хозяева передач лишь изредка ухом поводят» [173].
Люди гибнут на экране, как если б они были оловянными солдатиками в детской игре. У телекомпаний есть объяснение: дескать, зрители не хотят рассматривать подробности агоний, особенно если это отталкивающие подробности. Скорее всего компании просто боятся потерять зрителя. Ведь садисты все же среди зрителей в меньшинстве.
Еще одно социально важное последствие процветания насилия на американском телеэкране — превращение его в глазах зрителей в универсальный ответ на любую проблему, во всеобщую отмычку. Еще в докладе Национальной комиссии по причинам и предотвращению насилия отмечалось, что телепередачи «создают у зрителя впечатление, что насилие, используемое как средство разрешения конфликтов или как средство достижения личных целей, является господствующей характеристикой жизни» [174].
Кулак, нож, пистолет оказываются более эффективными, чем поиск правоты или обращение к логике и разуму. Вот что пишут Ф. Манкиевич и Дж. Свердлов:
«Почти любая телевизионная программа строится по одной и той же схеме. Ставится проблема. Это может быть угон скота, убийство главаря мафии, похищение, дело о наркотиках или невозможность для юноши заполучить собственный автомобиль. Проблема усугубляется, действие запутывается, но к концу передачи проблема решается. Преступник убит или ранен, в крайнем случае пойман после погони с насилием и дракой, добро торжествует, наркоманы излечены, а семья решает, что юноша может иметь автомобиль. Центральным событием, почти без исключения, является действие, включающее тот или иной вид насилия, внезапного, иногда длительного. Обычно способ решения проблемы включает использование пистолета или другого смертельного оружия» [175].
Сила как аргумент, арбитр и судья, в силе — право — эти идеи несут в Америке налет исторической традиции. Тут бытует и поговорка, что насилие — столь же американская вещь, как и пирог с вишней.
Хорошо известна также и ставка на силу в американской внешней политике.
— Зачем мне с тобой спорить, если я просто могу тебя пристрелить?
Эта сентенция — из телепрограммы «Насилие в Америке», показанной в 1977 году компанией Эн-би-си и сделавшей немало шума.
На экране — географические контуры Соединенных Штатов, разрубленные топором. Ведущий Эдвин Ньюмен говорит:
— Насилие проникло во все поры общества. У нас самый высокий уровень преступности во всем западном мире. Во всей Японии за год совершается меньше убийств, чем только в одном Нью-Йорке. Почему мы такие насильники?
Ньюмен обращается к мнению психоаналитика Зигмунда Фрейда, утверждавшего, будто агрессивность заложена в человеческой природе. Но вот, оказывается, в Венесуэле живут совершенно мирные племена. И далее по ходу трех передач этой программы зритель убеждается, что причины насилия — в характере общества, отягощенного к тому же такими историческими традициями, как беззаконие дикого Запада и рабство черных, а также истребление индейцев.
На экране — сцена в морге Детройта. Ведущий комментирует: если общество отвергает людей, они обращаются к насилию. Безработица, плохие жилищные условия, нищета, безнадежность.
Дает интервью молодая пуэрториканка, живущая в Южном Бронксе:
— Первое, чему я научу свою дочурку, это умению драться.
Видный психиатр говорит:
— Насилие — качество приобретенное. Особенно много преступников выходит из семей, где царят разлад и насилие, где детей унижают и избивают.
Заслуга в создании этой честной передачи принадлежит Ньюмену, и она явилась отрадным исключением. Однако компания Эн-би-си имела затруднения с поиском рекламодателей, которые были бы готовы оплатить эту передачу. Ее даже пришлось на неделю отложить, что на американском телевидении весьма редко.
Американское теленасилие стало важной статьей экспорта. Телесерии «Кэннон», «Кунг Фу», «Бонанза» знакомы жителям Мадрида или Бейрута не меньше, чем жителям Миннеаполиса или Сиэттла. Американское общество навязывает свои культурные «ценности» остальному миру.
Разгул насилия на американском телеэкране и в самой жизни можно объяснить и тем, что власть имущим выгоднее, чтобы люди грызли друг друга, а строй, мешающий им стать людьми, не трогали. Но насилие — обоюдоострое оружие. Натравливая людей друг на друга, столпы общества сами, бывает, становятся жертвами поощряемого ими насилия, от которого им не удается защититься никакими телохранителями. Американцы, конечно же, каждый лично для себя—против насилия, но, как они всегда были любезно готовы рассеять мое недоумение, мол, насилие и связанные с ним неприятности — своеобразная «плата» за ту безграничную «свободу», которую они ни на что не променяют Дополнительные издержки…
Люди ко многому привыкают. «Меня грабили столько-то раз», — сообщает американец тоном, каким говорят: «Я часто гриппую». Один мой знакомый профессор, ставший жертвой ограбления чуть ли не в центре Ньюарка, сожалел не столько о самом этом событии, сколько о грубости грабителей, заставивших его лечь лицом к земле, а также о потере памятных часов, которые он получил как участник Всемирного конгресса миролюбивых сил в Москве…
