Юрий Мухин - Россия — не Сингапур. Какой ВВП нам нужен
Между прочим, это теория подтверждена практикой: в начале 90-х я внедрил эту систему на том заводе, на котором работал. Внедрил в цепочке: бригадир — мастер — старший мастер — начальник цеха — директор завода. До рабочих не дошел — не успел. Продлить цепочку наверх не имел возможности. Когда на «отвальной» коллеги, прощаясь, поднимали тосты за меня, то был и тост за то, что я внедрил эту систему оплаты труда и этим начисто исключил обычное противостояние между рабочими и ИТР и резко поднял стимулы к труду у ИТР.
Правительство Сингапура, естественно, не может вмешиваться в дела внутри предприятий — не может сделать то, что делал я, но зато оно способно было делократизировать систему управления в том месте, куда я не доставал, — на своем уровне. То есть делократизировать вот эту часть цепочки: «…начальник главка получает 15 % от того, что получают все его директора заводов. А председатель Госплана — 15 % от того, что получают все его начальники главков».
Замечу, что сингапурцы пришли к этому не сразу и даже занялись собственной делократизацией позже меня. Дело в том, что Ли Куан Ю и его товарищи были фанатики — они и без денег работали так, как обычный человек и за деньги не будет. Однако со временем они увидели, что для замены их в правительстве умных фанатиков в обществе катастрофически не хватает. Да и откуда им взяться, если весь мир помешался на деньгах? И отцы Сингапура приняли меры, которые выглядят так:
«В 1994 году, будучи уже старшим министром, я внес на рассмотрение парламента предложение о внедрении правительством системы, согласно которой пересмотр жалованья министров, судей и высших государственных служащих стал бы автоматическим, привязанным к сумме налогов на доходы, уплачиваемых частным сектором. Экономика Сингапура росла на 7–10 % в год на протяжении двух десятилетий, и увеличение заработной платы в государственном секторе всегда отставало от частного сектора на 2–3 года. В 1995 году премьер-министр Го Чок Тонг остановился на предложенной мною формуле, которая увязывала жалованье министров и высших государственных служащих с заработной платой работников сопоставимого ранга в частном секторе. Это позволяло автоматически увеличивать им заработную плату, поскольку доходы в частном секторе постоянно росли. Это изменение в системе оплаты труда, устанавливавшее заработную плату работников госсектора на уровне 2/3 дохода работников частного сектора сопоставимого ранга, показанного ими в налоговых декларациях, вызвало острую полемику. Особенно недовольны были специалисты, работавшие в частном секторе, ибо они считали, что зарплата наших министров, в этом случае, будет совершенно непропорциональна той, которую получают правительственные чиновники в наиболее развитых странах. Люди настолько привыкли к существованию государственных служащих, получавших скромное жалование, что им казалась неуместной сама мысль о том, что министр не только обладает властью, но что его труд также должен оплачиваться в соответствии с важностью его работы. Я помог премьер-министру обосновать эти изменения».
Поищите сведения о нынешнем премьер-министре Сингапура — и обязательно наткнетесь на сообщение, что он самый высокооплачиваемый глава правительства в мире (ну, так ведь и есть за что). Но закончу сообщение Ли: «Эта формула не означает ежегодного автоматического увеличения жалования, потому что доходы частного сектора то повышаются, то понижаются. Когда в 1995 году доходы в частном секторе снизились, в 1997 году было соответственно уменьшено и жалованье всех министров и высших должностных лиц».
Как видите, это один в один то, что следует из теории делократии, а в числах это даже меньше, чем я предлагал в своем гипотетическом примере.
Пороть и казнить
И еще пара примеров делократизации, но не касающихся экономики.
Делом каждого гражданина в обществе является выполнение правил человеческого общежития, иными словами, гражданин не должен совершать преступления. Поощрением от этого Дела является уважение остальных членов общества, а вот с наказанием у нас сильно напутано.
Преступления можно разделить на два типа. Одни совершаются собственно людьми. Совершаются ими по ошибке, или недомыслию, или в гневе, то есть такие преступления не имеют мотивами корысть или сумасбродство. А второй тип преступлений совершается согражданами, не способными вести себя как люди, по сути, такие преступления совершаются человекоподобными животными, поскольку имеют мотивом корысть или сумасбродство. Но разве лишение свободы является для животного наказанием? Кто сказал, что зверю в зоопарке хуже, чем на воле?
В 1995 году в «Науке управлять людьми» я задавался вопросом: «зачем мы, собственно, сажаем людей в тюрьмы? Я не говорю о том, зачем мы лишаем их свободы — это наказание. Но почему в тюрьмах и лагерях? Что это дает обществу?
Смотрите, что при этом происходит. Огромную часть заключенных составляют скорее не преступники, а разгильдяи, которые шли на преступление неосознанно, по глупости, а частью и не хотели его. Скажем, водители, сбившие пешеходов, хулиганы. А мы сажаем их, как будто специально, вместе с закоренелыми преступниками. Для обучения, что ли?
Хороших работников сдергиваем с места работы и ставим на неквалифицированный труд в тюрьмах и лагерях. Разлучаем их с детьми, которым не всегда становится от этого лучше. Огромное число людей отвлекаем для конвойной службы».
В России сегодня охраняют тюрьмы и лагеря с заключенными 307,1 тысяч человек, что больше, чем армии Франции, Великобритании и Италии. В Великобритании, кстати, стоимость содержания в тюрьме одного заключенного около 45 тысяч фунтов стерлингов, что сравнимо со стоимостью обучения студента. Это следует считать разумным? Мы кого наказываем — преступника или общество?
Далее я писал:
«Мы тратим огромные усилия, чтобы лишить преступников свободы, наказывая их страшно дорогим и, главное, каким-то дурацким способом. Ведь никогда нет полной уверенности, что тюрьма исправила преступника, а не просто повысила его квалификацию.
Когда обязанность наказывать перейдет к общинам, я думаю, наказания разнообразятся, и вместо тюрьмы может появиться порка кнутом или розгами».
А в «Командировке…» я видел это так: «В начале делократизации страны, к примеру, Собор передал свое право наказывать преступников общинам. В общегосударственном Уголовном Уложении он только указал, какие виды преступлений должны пресекаться по всей стране, но не обязал общины считать этот список исчерпывающим и не определил наказания за преступления. По каждому виду преступления в общегосударственном Уголовном уложении вместо штрафов или сроков заключения стояло: "Пресекается наказанием". Общины сами разрабатывали свои уголовные кодексы и на первых порах увлеклись занесением в список преступлений своих обычаев. Но так как внутренние общинные законы других граждан не касались, и их нарушение могло вменяться им в вину только после специального предупреждения, то общины поняли, что выдумывают обузу сами для себя. В результате общинные кодексы быстро очистились от лишнего мусора, хотя кое-где в них и до сих пор присутствуют свои специфические обычаи. Так же быстро иссяк энтузиазм по выдумыванию общинных наказаний за преступления. Все общины довольно быстро пришли к мысли, что преступнику лучше не знать, как его накажут. Ему нужно знать только, что его накажут так, что другим будет неповадно. Общины просто определили виды наказаний, а выбирать их в каждом конкретном случае доверили своим судьям. Список наказаний обычно открывают телесные наказания, повсеместно применяемые к детям, подросткам и жителям общины, не имеющим детей. (Такие граждане, как правило, не считаются полноценными и в общине ограничены в правах, даже если при этом они являются полноценными гражданами страны.) Как правило, в качестве наказания применяется домашний арест, при котором наказанный не имеет права покидать свой двор, за исключением работы, и никто не имеет права его посещать. И обязательно в качестве наказания применялась смертная казнь. (В процессе построения гуманизма к преступникам относились крайне отрицательно, считая их разновидностью животных)».
Это было написано 15 лет назад, сейчас я вообще упростил бы наказания до принципа — животным порка и смертная казнь (если порка не помогает), людям — загладить свою вину (что-то вроде штрафа или алиментов). Разумеется, речь идет не о сегодняшней России, в которой нет ни народного правительства, ни судов. Вообще, начать нужно с приговоров нынешним членам правительства, судов и прокуратуры с назначения в виде наказания порки. Каждый месяц. И так лет 10.
Но в Сингапуре есть и народное правительство, и судьи. Они могут себе позволить делократизацию борьбы с преступностью. Правда, по иным основаниям, которые Ли излагает в книге так: «После того, что я увидел в годы лишений и трудностей в период японской оккупации Сингапура, я больше не воспринимал теорий о том, что преступник якобы является жертвой общества. Наказания были тогда настолько суровы, что даже в 1944–1945 годах, когда многие люди голодали, в городе не было краж, и жители могли спокойно оставлять двери домов открытыми днем и ночью. Устрашение действовало эффективно. Англичане использовали в Сингапуре телесные наказания: порку пятижильной плеткой или пальмовой тростью (rattan). После войны они отменили порку плеткой, но сохранили телесное наказание палками. Мы считали, что телесные наказания являются более эффективными, чем длительные сроки тюремного заключения, и ввели эти наказания за преступления, связанные с наркотиками, за торговлю оружием, изнасилования, нелегальный въезд в Сингапур и порчу общественной собственности». А пресса сообщает, что в Сингапуре по 42 двум видам преступлений судом назначается порка и еще по стольким же она может быть назначена. И, разумеется, за тяжкие преступления в Сингапуре вешают.
