Джульетто Кьеза - Русская рулетка
Крайне маловероятно, что, решаясь на воину с Чечней. Ельцин советовался с Клинтоном. Тот, скорее всего, постарался бы его отговорить. Но весьма вероятно, что Ельцин сделал ставку — и не ошибся в этом, как последующие события доказали сполна, — на поддержку Запада или по крайней мере на его благожелательный нейтралитет. Ельцину, наверняка, вспомнился тот карт-бланш. который он получил от Билла Клинтона в начале 1993 года в послании, переданном через экс-президента Ричарда Никсона. Располагая заявлением о превентивной безоговорочной поддержке, Ельцин сначала спровоцировал Верховный Совет на сопротивление, а затем в октябре 1993 года разогнал его вооруженной рукой.
Борису Ельцину нельзя отказать в хитрости, но во многих случаях он демонстрировал непроходимую тупость. Если бы не поддержка извне, он давно бы лишился власти. Так что вряд ли по заслугам воспеты его интуиция и легендарная жизнестойкость. Об этом ярко свидетельствует чеченская война, причем не только ее кровавый и бесславный финал. Для нее характерна сплошная череда ошибок, которая началась еще с того момента, когда Джохар Дудаев, фальсифицировав результаты выборов, захватил в 1991 году власть и был поддержан, как либерал и противник грозненских «коммунистов», Геннадием Бурбулисом и Сергеем Шахраем, принадлежавшими в то время к ближайшему ельцинскому окружению. Она продолжилась, когда генералу Дудаеву, начавшему проявлять строптивость, была противопоставлена оппозиция, оказавшаяся бессильной и продажной. Ставка на эту оппозицию привела к полномасштабной войне, которую легко можно было избежать, либо согласившись на переговоры, которые предлагал Дудаев, либо задушив его чисто экономическими мерами, либо продвинув его в новую московскую номенклатуру. Достаточно было просто не захотеть этой войны, чтобы ее не было. Но с ней, как мы уже знаем, связывалось слишком много надежд. Она была развязана и проиграна. Поражение во всех отношениях оказалось сокрушительным — таким, которое могла «соорудить» собственными руками только команда дефективных. В связи с этим вновь вспоминаются слова Роберта Музиля о мире, находящемся в «состоянии, близком к идиотизму, что является единственным приемлемым объяснением событий, которые в нем происходят», как прямо относящиеся в данном случае к России.
Война в Чечне — самая крупная военная операция российской армии со времен Афганистана. В ней участвовал экспедиционный корпус из 40 тыс. человек (под конец, и августе 1996 года, российских солдат и офицеров, вовлеченных в чеченскую мясорубку, стало уже 220 тыс.), все еще мощная авиация, более чем 1550 единиц бронетанковой техники, элитные подразделения МВД и ФСБ. И вся эта армада не смогла справиться с теми, кого официальный Кремль продолжал именовать не иначе, как «незаконными вооруженными бандами», численность которых не превышала 15 тыс. человек. Итог подвел генерал Александр Лебедь в тот короткий период времени, когда он занимал должность секретаря Совета безопасности: от 80 до 120 тыс. погибших (военных и гражданских): превращенный в груду развалин город Грозный: уничтоженная до основания экономика одной из российских республик; 200 тыс. русских, вынужденных спасаться бегством: непомерные финансовые затраты на восстановление жизнедеятельности на территории военных действий (фигурировала сумма порядка 10 млрд. долларов — и это в стране, чья экономика продолжает пребывать в жестоком кризисе!). Вдобавок ко всему — чувство унижения от сознания того, что российская армия представляет собой фантом, не способный воевать, даже имея подавляющее превосходство в силах и средствах.
В любой нормальной стране ответственные за подобный финал с президентом во главе немедленно отправились бы в отставку. Ведь они не поняли не только, в какую игру играют, но и даже то, что им противостоит целый народ, а вовсе не шайка бандитов; они не смогли уразуметь (таков был их отрыв от собственной страны), что солдаты и офицеры воюют плохо, потому что не верят в необходимость и праведность этой войны. Нельзя же за пару дней заставить людей проникнуться чувством ответственности за родину, нельзя внушить им мужество и гордость. Они рассчитывали на русский патриотизм и не заметили, что простые люди давно смекнули, что к чему, и ни в грош не ставят то чучело государства, которое им навязывают как знамя. Двадцать два месяца унизительных поражений обозначили крах российского военного могущества, явственно продемонстрировав всему миру, что Россия не способна и. видимо, долго не будет способна проводить какие-либо внешние военные акции, не прибегая к ядерному оружию. (Можно в связи с этим напомнить, что в последующие два года США беспрепятственно, не опасаясь какого-либо серьезного недовольства России, осуществили решительное политическое наступление, завершив первый этап операции но расширению НАТО на восток.) Создавшейся ситуации, как показано и в других разделах данной работы, активно способствовали российские власти. Так что в ответ на громогласные антизападные выпады, которые время от времени делает очередной представитель российской политической элиты (и число которых в послеельцинскпй период, несомненно, значительно умножится), уместно заметить, что тяжелое положение, в котором оказалась Россия, ее поражения, ее унижение перед Западом — все это не что иное, как побочные эффекты ее собственной политики.
Дестабилизация, вызванная чеченской войной, в течение четырех лет после нее лишь продолжала усиливаться и охватила весь Северный Кавказ. Чечня стала местом рандеву для спецслужб, местом, где не прекращается ожесточенная борьба за овладение инициативой и за подрыв позиций противника. Эта борьба стоит и за похищением генерала Шпигуна, и за терактами во Владикавказе — типичными примерами стратегии, направленной на нагнетание напряженности. Она стоит за вылазками чеченских «банд» на российскую территорию, за убийствами российских милиционеров, за серией покушений в Дагестане, за попытками покушений на Аслана Масхадова. Чечня стала не только источником дестабилизации Северного Кавказа, но и удобным инструментом для ослабления позиций России и для удаления ее с «мирового перепутья». Она всегда под рукой, когда в кремлевских верхах вызревает очередной внутренний конфликт, когда нужна экспансия смуты, чтобы использовать ее в политических целях. Заинтересованность в этом различных российских группировок так перепутала их ходы, что почти невозможно уже различить цели и тактику тех чеченских групп, которые, к примеру, организуют похищения православных священников в соседней Ингушетии, или тех лиц, которые подогревают напряженность между Ингушетией и Северной Осетией или стоят за спиной радикальных националистических и религиозных движений, борьба которых раздирает в настоящее время Дагестан и ведет дело к его распаду. Даже Кабардино-Балкария и Карачаево-Черкессия, остававшиеся островками спокойствия, ныне под воздействием извне переживают неспокойные времена.
Пытается ли Москва что-то противопоставить нарастающей нестабильности на Северном Кавказе? Никаких признаков этого не видно. Напротив, Кремль склонен использовать кризис для укрепления своей власти: к примеру, связывая рост терроризма в России с чечено-дагестанским кризисом и подводя дело к возможности чрезвычайного положения. Никакой последовательной российской политики в том, что касается региона в целом, по крайней мере до середины 1999 года, не существовало. А этого было достаточно, чтобы лишиться Северного Кавказа и остатков влияния в регионе. Ситуация говорит сама за себя. Хотя de jure Чечня является субъектом Российской Федерации и ни одна страна не признала ее суверенитета и независимости, все ее связи с Москвой оборваны почти полностью. Чечня не подписала федеративный договор, и ее современный статус не определен никаким федеративным законом.
Достаточно одного факта: «внешняя» российская граница, совпадающая с границей Чечни и Грузии, не охраняется никем, а «внутренние» границы Чечни с Дагестаном, Ставропольским краем, Ингушетией стали для России но сути дела «внешними», и охраняет их армия. В действительности более или менее охраняется только граница Чечни и Дагестана (из-за постоянно вспыхивающих здесь военных действий), граница же с Ингушетией совершенно прозрачна. Поэтому зажать мятежную республику в тиски очень трудно, если вообще возможно. Разве что начать новую войну с Грозным.[13]
Как известно, двусторонним соглашением, подписанным в августе 1996 года Александром Лебедем и Асланом Масхадовым, предусматривается, что государственный статус Чечни будет определен позднее, в течение пяти лет. Этот компромисс устраивал тогда обе стороны: Москва получала возможность положить конец уже проигранной войне (заслуга А. Лебедя, которому пришлось потрудиться, чтобы сломить сопротивление кремлевских ястребов), чеченцы получали передышку, чтобы собраться с силами. Предполагалось, что за первым соглашением последуют другие договоренности по разным обоюдоважным вопросам. Однако с тех пор было сделано ничтожно мало для того, чтобы хоть как-то приблизить к Москве мятежную республику. Все эксперты считают весьма вероятным, что в случае нового обострения обстановки кризис не ограничится одной Чечней. Даже при ином варианте развития событий — при более или менее спонтанном начале гражданской войны в Чечне — противоборствующие стороны перенесут военные действия на прилегающую российскую территорию либо посредством терактов, либо с помощью рейдов, подобных тем, что совершались против Буденновска или Первомайского. Никто в России не гарантирован от акций подобного типа.[14]
