Михаил Веллер - Накануне неизвестно чего
Азия, могучая Азия заступает на наше место. Плодовитая, трудолюбивая, жестокая. Она будет рубить руки и головы и долго-долго не позволит наступать себе на хвост.
Все чаще Закон предпочитает права личности – правам общества. Налицо разрушительная тенденция <…>
С незапамятных времен – а с римского времени уже и с запамятных – проблема изначального происхождения Закона весьма возбуждала умы к поиску и размышлению. С одной стороны, это люди сами измысливают, вырабатывают и устанавливают законы. Как захотят, значит, так и сделают. Человеческий фактор.
С другой стороны, человеку изначально, от природы, свойственны некоторые потребности – питаться, размножаться, поступать к своей пользе – и удовлетворение их есть закон природы. Так что законы о частной собственности, семье и свободе распоряжаться собой необходимо вытекают из природной сущности человека. Возникает «естественное право».
И происходит чудесный процесс законотворчества. Люди выбирают по возможности самых умных и порядочных промеж себя – и доверяют им составлять законы. Законотворцы оправдывают доверие. Руководствуются справедливостью, равенством и всеобщим благом. И чтоб Закон был един и обязателен для всех, невзирая на. Поэтому дадим Фемиде аптечные весы, а глаза завяжем – чтобы взвешивала деяния на весах Закона, не подглядывая и не различая кто там именно совершил то, за что судят.
Дух Закона ясен, буква прописана – за работу, товарищи.
И тут начинаются противоречия, неискоренимые в принципе. Противоречия буквы и духа. Не всегда. Не в большинстве случаев – поначалу, по крайней мере. Но часто. Регулярно.
Вот Франческа да Римини устроила смерть отца – изверга, насильника, кровосмесителя – чтобы спасти род от несмываемого позора, отца же от позорной казни, или, как вариант, себя и прочих возможных невинных жертв от незаслуженных мук и смерти. И – дело тамошней уголовкой было раскрыто. Народ рыдал от жалости, палач сморкался, но голову несчастной отрубили. Хоронили – весь город в цветах. А что делать? Закон должен быть соблюден. Отцеубийца.
Закон – это такое прокрустово ложе, где со стороны головы пристроена гильотина.
Должен д’Артаньян по законам чести вызвать оскорбителя на дуэль? А як же. А должны ему по законам Франции отрубить за это голову? Увы. Он-то, конечно, с помощью Дюма выкручивается, но головы реальных дуэлянтов при Ришелье летели горохом. И все были против бы – но Закон, понимаешь…
То есть. Фемида заведомо не видит конкретного человека. Закон служит справедливости и благу как бы по «закону больших чисел». Служит народу и стране в целом. И в целом выходит все более или менее правильно. А частности – ну что ж делать, издержки производства. Лучше ничего придумать невозможно. Судить по уму и совести – так ум и совесть возможны в вариантах, а уж взятка раздвигает диапазон этих вариантов до бесконечности.
Так: пока все ясно, пока все понятно, все само собой, к чему это ведется? Еще полминуты!
Люди не хотят мириться с несовершенством и после каждого казуса думают, не внести ли в Закон поправки. И начинают вносить. Умные. Четкие. Помогающие и уточняющие. И поправок делается все больше. И они начинают частично кое-где перекрывать друг друга. А там и кое в чем противоречить одна другой. Их вырастает лес. Ежемесячно выходят юридические бюллетени. Профессиональные юристы их ворошат и трактуют. Оп! – Закон превращается в дышло, вращающееся на шарнире. Группа изощренных юристов за хорошие деньги способна при помощи груд поправок и лазеек доказать все что угодно. Сильные и богатые опять прорвали сеть Закона. Но это бы ладно. Это всегда бывает. Сама вот сеть запуталась.
И вот сегодня в цивилизованных странах мы имеем прекрасный, гуманный, либеральный, детализированный, отточенный веками, справедливый Закон. Прекрасен его дух и каллиграфически выписана его буква. И что? Караул, вот что.
Все знают (ну, все, кому надо) руководителей наркокартелей. Они зарабатывают на смерти миллионов. Но убить их нельзя. Они могут десятилетиями смеяться над Законом и обходить его – а их по Закону не прихватить: свидетели исчезнут и т. д., а адвокаты всегда найдут лазейки.
За кражу ящика консервов, если ты при этом сломал фанерную дверь в ларьке, в России можно огрести восемь лет. За зверское убийство, доказанное, тоже можно обойтись восемью годами.
За дать по морде можно получить два года. За грамотно украсть миллион не получают ничего. Создатели пирамид обокрали миллионы людей безнаказанно. Но если ты с дробовиком пришел вышибить из гадов свои кровные деньги – ты в тюрягу и сядешь, да лет на десять спокойно.
Все это знают, нового тут ничего, кроме ответа на вопрос: как же это так получается, что народ выбирает себе правительство – и народ же получает законы, с которыми никто, никто не согласен?! То есть все согласны в том, что: да, так быть не должно. А дальше – расхождение: народ говорит: «Карать по справедливости!» – а власть сочувственно разводит руками: «Мы вас понимаем, но Закон не позволяет…»
А заменить законы нельзя? А почему-то не получается. Законодатели объясняют: измени – только хуже будет, другие злоупотребления полезут. А народ плюет злобно и мечтает о судах Линча, и к киллерам за справедливостью обращается.
А теперь переходим к выводам. ООООО. Леонид Ильич, это олимпийские кольца…
Мы имеем неискоренимое, имманентное отчуждение Закона от человека. Вроде мы создаем его и сами, а вроде невозможно создать именно то, что мы хотим. Неизбежно получается немножко не то.
Вот это «немножко» – зазор, люфт между человеком и системой. Личностью и Государством.
Через человека и посредством человека государство создает законы для себя.
Надличностная структура порождает надличностный Закон. В свою очередь, надличностным Законом (традицией, обычаем, психологической установкой) порождается надличностная структура.
Пчела будет строить соты, муравей – муравейник, человек – государство. И плевать государству на любого конкретного человека, лишь бы их побольше и делали то, что надо.
Неизбежно надличностная сущность Закона – один из лучших показателей надличностной сущности Государства.
Контра
С вершины все тропы ведут вниз. Много лет я повторяю себе эту сентенцию.
Контркультура. Контрискусство. Контридеология. Контрмораль. Контрсоциум. Контрцивилизация.
Станция Березайка, кому надо вылезай-ка.
1. Родоначальником всей нынешней контркультуры по чести и совести следует назвать Ницше, этого Ваньку Каина европейской философии. Феномен Ницше нуждается в отдельном изучении. Причина его не столько в авторе, сколько в адресате. Образованный класс разросся вширь и ополз внутри себя. Появился класс образованщины. Вечные студенты, амбициозные учителя, тщеславные социалисты и эмансипированные курсистки. Позиционируя себя моральной элитой общества, они ревниво рвались законодательствовать во мнениях. Передовые социальные взгляды обязаны были соотноситься с передовыми интеллектуальными взглядами. Уровень доступности этих передовых интеллектуальных взглядов должен был импонировать писателям и журналистам, этим выразителям и поучателям информационного восстания масс в эпоху подъема масс-медиа. Так легитимизировалась субъфилософия, понятная гимназистам, террористам, нигилистам, милитаристам и онанистам. Именно ницшеанства алкал Раскольников. Гнилой интеллигенции выписали индульгенцию: будь суперменом, подтолкни падающего, женщине плетку. Страдающий маниакально-депрессивным психозом и содержимый сестрой Ницше сублимировал, воспевая то, что было ему и близко недоступно. Так червь призывает червей быть как орлы! Червям жутко понравилось: будем как солнце!
Воробьиные грезы о ястребах и альбатросах расправляли грудки пугливых интеллигентов. Замызганные феминистки декламировали о грозной страсти прекрасных тел. Хилые лузеры вдохновлялись призывом к жестокости и силе. Идиоты балдели от своей философской образованности. Эрзац-элита получила эрзац-идеологию.
Ницшеанство выступило как анти-все. Анти-христианство, анти-мораль, анти-добродетель. Анти-общество и анти-культура.
Бог умер. Это означало исчезновение любых надличностных ценностей. Вредно и лживо все, что не идет на пользу лично тебе, раз ты сильный.
Н у, моральные уроды встречались всегда. Иногда им били морду; иногда изгоняли из племени, иногда расстреливали перед строем. Не ново. Ново то – что это моральное уродство приветствовалось образованной прослойкой!
Вот это и надо понять.
2. Де Сад! Де Сад! Он первый, он! за сто лет до Ницше! Убивать, резать, мучить, истязать самых родных людей – это прекрасно! это в душе человека!
Черт возьми. Наполеон убил массу людей! Но не потому, что ему нравилось убивать. Он имел идеалы и стремился к благу, а вышло как всегда. Де Сада Наполеон велел держать в дурдоме. Иногда он был гуманист.
