Ефим Гофман - Необходимость рефлексии. Статьи разных лет
Вернёмся, между тем, к 1991 году. Распад Союза будущие оранжисты без обдумывания воспринимали, как неизбежное и необходимое условие внедрения «либеральной» панацеи. Тем более, что того же мнения придерживались не только модные тогда московские депутаты-межрегионалы, но и другая (как мы уже выяснили) авторитетная для «либералов» инстанция: руководство США. В итоге подобные настроения волей-неволей толкали таких киевлян в объятия украинской идеи.
СССР рухнул. Началась эпоха «незалежности». Тут-то и проявились в полной мере три существенные и выразительные социально-психологические особенности русскоязычного Киева, ключевые (на наш взгляд) для атмосферы будущего оранжизма:
1) Готовность к отказу от изначальных духовных и культурных устоев в угоду сиюминутной политической целесообразности.
Во второй половине 90-х годов тот факт, что украинская власть взяла твёрдый курс на национализм, сомнения ни у кого не вызывал (президентом страны, между прочим, тогда был как раз Кучма, позднее столь ненавистный оранжистам). В определённых кругах киевской общественности возникла потребность сформировать альтернативу настораживающим тенденциям, выразить иную точку зрения на животрепещущие для страны проблемы. С этими целями и пытался политолог и правозащитник Владимир Малинкович вместе с группой единомышленников создать Клуб творческой интеллигенции. Под эгидой этого Клуба предполагалось проведение различных дискуссий, тематических вечеров и других интересных интеллектуальных акций. Учредительное заседание Клуба состоялось в июне 1997-го года.
Актовый зал киевского академического Института математики был заполнен до отказа. Аудитория пестрила выразительными, живыми лицами записных книгочеев, концертно-вернисажных завсегдатаев, очкариков и неформалов. Ожидалось, что именно такие люди будут склонны поддержать новое сообщество.
В своих выступлениях члены Клуба говорили о наболевшем. О том, что своими действиями власть хоронит подлинно демократический проект мультикультурной Украины, способной обеспечить равенство возможностей для украино– и русскоязычного населения. О том, что новое законодательство, препятствующее получению образования на русском языке, перекрывает тем самым путь к профессиональной, творческой, духовной реализации для значительной части граждан страны. Особо запомнился рассказ историка и искусствоведа Сергея Мамаева (безвременно скончавшегося в 2007 году) о борьбе за открытие в Киеве музея А.С.Пушкина; о том, как подвижническое стремление людей культуры представить киевлянам уникальную экспозицию, состоящую из подлинных вещей, документов и книг пушкинской эпохи, наталкивается на симптоматичный чиновнический ответ: «Ще скажіть, щоб вам в Україні влаштували музей Гомера» («Ещё скажите, чтобы вам в Украине устроили музей Гомера»).
Что же представлял из себя отклик на эти выступления? Расплывчатые, витиеватые монологи украинских интеллектуальных мэтров, уклонившихся от оценок непростой ситуации. А также – две провокационные «домашние заготовки»: поднявшийся с места ангажированный журналист горделиво заявил, что, хотя он – человек русскоязычный, во всех социологических опросах тем не менее сознательно пишет, что его родной язык – украинский (то есть – лжёт!); вышедший на трибуну подросток ледяным самоуверенным тоном сообщил аудитории, что ему безразлично, в какой школе учиться – русской или украинской, поскольку он готов идти навстречу интересам руководства страны (!).
Как же реагировали на происходящее упомянутые выше умники-очкарики, книгочеи-завсегдатаи? Да никак. Не проронили ни единого звука. Лишь после того, как заседание окончилось, они подали голос, обрушившись со шквалом упрёков и недовольства в адрес… инициаторов создания Клуба. Будущие оранжисты обвиняли их в политическом экстремизме, в большевистской непримиримости.
Разумеется, в подобной атмосфере Клуб смог протянуть немногим более полугодия. Даже формальной регистрации своего детища активисты добиться не смогли.
Итак, как мы видим, склонности и интереса к обсуждению острых проблем «либеральные» киевляне не проявили. Зато всё более явственно просматривалась в этих кругах совсем иная тенденция —
2) Воля к сотворению кумиров.
В конце 90-х годов будущие киевские оранжисты дружными рядами ринулись на лекции московского мыслителя и теоретика культуры А. «А. – это пророк!», – подобные экзальтированные характеристики активно ходили в тот период по городу, передаваясь из уст в уста.
Бесспорен тот факт, что А. был одной из значительнейших фигур тогдашней российской интеллектуальной жизни. Одной из, но не единственной. Немало было и других, не менее крупных мыслителей. Существенно и то, что многие из них были далеко не во всём согласны с А. (равно как и друг с другом). Казалось бы, вполне здоровое для культуры положение вещей.
Новоявленным киевским поклонникам А. всё это было, однако, невдомёк. За годы «незалежности» живое ощущение московско-питерского культурного контекста в их среде изрядно поубавилось (так и не получив, между прочим, какой-либо адекватной компенсации). Да и тяги к подобной живой вовлечённости у них не было. А вот имитировать подобную тягу, убеждая не только окружающих, но и самих себя в том, что по-прежнему держат руку на пульсе современных интеллектуальных процессов, этим людям очень даже хотелось. Отчётливо проявлявшееся в выступлениях А. проповедническое начало, доходящее временами до откровенной дидактики, лишь способствовало их успеху у киевской аудитории. Смиренно внимать назиданиям, не затрачивая никаких усилий на индивидуальное осмысление проблем – для людей определённого толка ситуация вполне комфортная. Не служили помехой для восторгов аудитории даже совсем уж оторванные от современной реальности (и от конкретных устремлений многих будущих оранжистов) разговоры А. о нравственной пользе патриархальной семьи, пуританского образа жизни.
Вместе с тем, всякая агиография имеет свой краеугольный камень. Имя харизматической фигуры непременно должно быть связано в массовом сознании с чудом. Или, если не с чудом, то хотя бы с каким-либо событием, находящимся по ту сторону здравого смысла. Именно такое событие и стало ключевым для киевского триумфа А.
Киево-Могилянская академия присвоила московскому мыслителю степень почётного профессора. В связи с этим встал вопрос: на каком языке А. смог бы прочесть инаугурационную речь? Известно ведь, что выступления на русском в стенах этого учебного заведения запрещены. Украинским А. не владел. В качестве выхода из создавшейся ситуации устроители предложили почетному гостю… выступить на языке, неизвестном большинству аудитории. В результате А. прочёл свою речь на английском языке.
Хотя выступление А. и сопровождалось переводом на украинский (то есть всё же было таким хитроумным путём доведено до сведения слушателей), трудно, вспоминая эту историю, отделаться от ощущения натужной неестественности. Мотивы, побудившие А. принять предложение устроителей церемонии, обсуждать и оценивать не будем – хотя бы потому, что они нам доподлинно неизвестны. Гораздо существеннее другое. Аудитория сделала для себя в этой ситуации вполне определённые выводы: вот что значит поступок настоящего русского интеллигента, испытывающего чувство вины перед несчастной, многострадальной украинской нацией.
Так устроителям церемонии (в недалёком будущем – активным вдохновителям Майдана) удалось случайно (!) впарить в сознание русскоязычных киевлян установки, изрядно усилившие податливость последних идеологическим манипуляциям 2004-го года, на сей раз уже намеренным.
История с культом А. интересна, однако, не только сама по себе. Точно с таким же энтузиазмом будущие киевские оранжисты искали и политического Мессию, способного осуществить вожделенные рыночные реформы. Кандидатуры на эту роль время от времени менялись: в начале «незалежности» подобные надежды возлагались на Вячеслава Чорновила, затем – на Владимира Ланового, в итоге – сконцентрировались на фигуре Виктора Ющенко.
Вернёмся, впрочем, к теме нравственности. Показательным феноменом выглядит тот факт, что люди, охотно слушавшие благочестивые проповеди А., в серьёзных общественных ситуациях демонстрировали поразительную
3) Терпимость к человеконенавистническим умонастроениям.
В январе 2004 года Шевченковский районный суд города Киева вынес решение о прекращении выпуска газеты «Сшьсью BicTi». Основанием для позиции суда послужил факт публикации на страницах газеты зоологически-антисемитских измышлений, никак не опровергнутых редакцией.
Казалось бы, подобное судебное решение имело основания снискать поддержку в прогрессивных городских кругах. Не тут-то было. Хлынул поток негодований, причины которого просты: наказанная газета была органом Социалистической партии Украины, ставшей в скором времени одной из ведущих оранжевых сил (Майдан ведь был уже не за горами).
