Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №10 (2002)
В дверь требовательно постучали. Вошел Мукаров. Зыркнул на Тыковлева по обыкновению своим недобрым черным глазом и сказал, что звонили из редакции журнала “Профиль”, спрашивали, нет ли официального текста высказываний Горбачева на вчерашней встрече с печатью. Но “Профиль” это ладно. Там люди серьезные. Что мы им скажем, тому и поверят. Но пару минут тому назад позвонили из “Курьера” и прямо просят подтвердить, что Горбачев считает колхозный и советский строй устаревшим и недостаточно эффективным. Он сказал якобы, что и в целом в СССР приходит время реформ. С “Курьером” шутки плохи. Газета бульварная, скандальная. Скорее всего, поместят и свое сообщение, и наше опровержение, чтобы шуму больше было. Что делать?
— А чего ты меня спрашиваешь? Я на этой встрече не был. От нас кто-то был?
— Был от соседей Алферов. Говорит, что можно было так понять Михаила Сергеевича. Он словоохотлив, не очень следит за формулировками.
— Алферов, Алферов, — разозлился Тыковлев. — А пленка с записью есть?
— У нас нет. У них — может быть, — сухо ответствовал Мукаров.
— Пока ничего не отвечайте австрийцам. Подождут часок-другой. Не сдохнут. Надо с Михаилом Сергеевичем посоветоваться, как действовать. Он вот-вот должен вернуться.
— Слушаюсь, — ехидно улыбнулся Мукаров. — Молчим как рыба об лед.
Настроение у Тыковлева резко испортилось. Этого ему еще не хватало. Он вполне мог представить себе дальнейший ход событий. Австрийские газеты напишут. В Москве их сообщение разошлют по закрытому ТАСС. Мишку вызовут на ковер. Он, разумеется, будет все отрицать и говорить, что это провокация. Придет запрос совпослу в Вену. Что писать в ответ? Поддержать Горбачева? Можно. Но что напишет по своей линии Мышкин? Что донесут военные? Договориться с ближними и дальними? Можно. Но большой риск. Подставят да еще доложат, что посол предлагал Мишку покрывать. И на кой хрен этот балабол разоткровенничался? Нашел время и место. Идиот ставропольский. Главное, что его сразу не снимут. Только что назначили. Неудобно. На заметку, конечно, возьмут, а по шее, в конце концов, получит посол.
В кабинет Тыковлева вошел радостно улыбающийся и блестящий лысиной Горбачев.
— Здорово! Хорошо покатались. На всю жизнь память будет. Представляешь, даже на могилку к этой Марии зашли. Цветы кто-то кладет. У ней что, родственники остались еще?
— Рад, что понравилось, — поднялся из-за стола навстречу Горбачеву Тыковлев. — Чайку или кофейку? Чаю с молоком, как обычно? Ну, и я тогда тоже. Вопрос тут возник небольшой. Австрийцы звонят и спрашивают, что им писать о вчерашней встрече с прессой. В общем, они тебя поняли так, что ты не одобряешь колхозный строй и предвидишь какие-то реформы в советской системе.
— Это не соответствует, — заторопился, изменившись в лице, Горбачев. — Что ты, не понимаешь, что я такого сказать не мог? Это провокация...
— Будем писать официальное опровержение? — глядя в глаза Горбачеву, спросил Тыковлев. — Давай звать стенографистку. Это надо поскорее сделать, а то не успеем их задержать.
— Да, да! — энергично закивал Горбачев. — Надо опровергнуть. Это они вырвали из контекста и исказили. Так надо и сказать. Исказили. Передержку допустили.
— Нет уж, — завозражал Тыковлев. — Если отрицать, то все и наотмашь. А то только новые вопросы вызовешь своими контекстами и передержками. В Москве не поймут.
— Не поймут, — скис Горбачев. — Слушай, а нельзя ли, чтобы они вообще ничего не публиковали? Скажи им, что это глупости и писать не о чем. Ты же посол здесь, советский посол. Тебя уважать должны. Иначе, что ты за посол? Давай сделаем так, чтобы ничего в газетах не было. Я тебе очень признателен буду. Незачем Москву колготить. Вопрос на пустом месте создавать. Мне не надо и тебе не надо. А?
— Легко сказать, — покачал головой Тыковлев. — Во-первых, я не один отсюда в Москву пишу. Есть еще писатели. Сам знаешь. Во-вторых, если я даже уговорю австрийцев, кто даст гарантию, что не напишут немцы, англичане, итальянцы, американцы. Кто им-то скомандует? Я им не указ.
— Слушай, я тебя очень прошу, — взмолился Горбачев. — Придумай что-нибудь. Ты лучше меня знаешь, как и что. Ну, что им с того, что мне нагадят. Что я им плохого сделал? Наоборот, везде мне говорили, что рады смене поколений в ЦК, свежим взглядам, новых подходам. Ну, не полные же они дураки. Какая сейчас смена колхозного строя? Чушь! Газетная утка без продолжения. Зачем им это?
— Ну, так-то оно так, — процедил сквозь зубы Тыковлев. — Только говорить об этом надо не с австрийцами. Ты согласен?
— Ты лучше знаешь, с кем и как, — заюлил Михаил. — Надо кончить этот вопрос. Нету его. Понимаешь? Нету и не было. Сделай так, чтобы все исчезло. Постарайся!
— Хорошо, — кивнул Тыковлев. — Это твоя просьба, и я передам ее американцам. Они одни могут проконтролировать, чтобы нигде ничего не было. Согласен?
Горбачев неопределенно махнул рукой и взялся за свой чай с молоком. Его любимым приемом было соглашаться, не соглашаясь вслух. Он считал это высшим пилотажем. В конце концов, как-то само собой обойдется. Важно, чтобы ни за что лично не отвечать. Тыковлев, кажется, понимал, что от него требовалось сделать. Вот пусть и делает под свою ответственность. Он как секретарь ЦК дал ему только указание предотвратить появление клеветнической публикации. Выбор средств — его дело. Откуда ему (Горбачеву) знать, какие связи и возможности у Тыковлева. Он советскому послу полностью доверяет. Не может же он ему не доверять.
* * *
Паттерсон ответил на звонок сразу. Да, да, он свободен. Готов встретиться, где угодно. В парке Пратер, так в парке Пратер. Через двадцать минут? О’кей.
— Послушай, Джон. У меня к тебе небольшая просьба. У меня и у моего гостя — секретаря ЦК. Ты, наверное, слышал, что после вчерашней встречи Горбачева с журналистами по городу пошли разные слухи и спекуляции. Его неправильно поняли. Он ничего особенного не говорил. Правда, Джон. Он только что назначен. Зачем ему эти приключения? Как секретарь ЦК по сельскому хозяйству может выступать против колхозного строя? Это же основа сельского хозяйства СССР. Утка это. Сегодня ее опубликуют, а завтра она умрет. Кому это надо? Зачем вам ссориться с новым и перспективным руководством в ЦК? Да, честно говоря, и мне как послу вся эта история была бы весьма некстати. Глупая история, согласись...
— Пожалуй, ты прав, Александр, — ответствовал Паттерсон. — Но я слушал пленку. Он действительно сказал это и еще больше. Как ты понимаешь, я не один слушал. Это сенсация. Отнять у журналистов сенсацию — это очень трудно. Очень.
— А ты постарайся. Надо все же думать не только о сенсациях, но и о будущем. Оно важнее. Во всяком случае, я тебе был бы очень признателен. И он тоже. Я до сих пор ведь ни о чем тебя не просил. Сделай мне одолженье в личном плане.
— Хорошо, — кивнул Паттерсон. — Я постараюсь все уладить. Но у меня для тебя есть тоже маленькое сообщение. Ты откровенен со мной, и я буду с тобой откровенен. Нам будет трудно быть друзьями, если нам будут мешать. Мне так кажется. Поэтому тебя, наверное, через пару недель пригласят в австрийский МИД и попросят, чтобы ваш советник Мышкин уехал домой. Он уже давно сидит в Вене. Ему пора. Мы не будем делать скандала. Пусть он уедет сам. Думаю, что тебе он тоже не очень нравится.
— Ты понимаешь, Джон, что я не могу сказать тебе “да”, — глядя в сторону, промямлил Тыковлев. — Но, в конце концов, это дело австрийских властей, кто им нравится в Вене, а кто — нет. Об одном, однако, попрошу. Дайте мне сначала уехать в отпуск. Пусть австрийцы объясняются с Мукаровым.
— Идет, — ответил Паттерсон. — Уходи в отпуск. А что до Мукарова, то должен сказать, что он нам тоже неприятен. Больно задирист. Коммунистический ортодокс, человек, чуждый новому мышлению. Так у вас, кажется, сейчас критический взгляд на социализм стал называться? Сам молодой Громыко брошюры про новое мышление писать начал. Отрадное явление. Но для нового мышления старые кадры не годятся. Правда?
— С Мукаровым я обещаю разобраться, — улыбнулся Тыковлев. — Он не опасен. Он просто думает, что умнее и опытнее меня. Такое часто наблюдается у советников-посланников, если они не очень сообразительны. Я его выдвину куда-нибудь на ответственный пост в Москву. Это будет нетрудно сделать.
Мукаров встречал на улице перед подъездом к посольству. Открыв дверь и помогая Тыковлеву выбраться из машины, мрачно сказал:
— Через каждые пять минут звонят, ответа требуют. Что делать будем?
— Ничего не будем. Позвонят-позвонят и перестанут. Не волнуйся, — Тыковлев покровительственно похлопал Мукарова по плечу. — Зачем им утки публиковать? Себе дороже.
И, почувствовав немой вопрос во взгляде Мукарова, добавил:
— Думаю, что все улажено.
С этими словами Тыковлев заковылял наверх по гранитной лестнице, оставив стоять у машины опешившего Мукарова.
