Ласло Бито - Эвтаназия? Эвтелия! Счастливая жизнь — благая смерть
Иоанн, который в заключительных строках своего Евангелия утверждает, что был очевидцем событий, в предшествующих Тайной вечере эпизодах не раз ссылается на символику хлеба, но при ее описании не упоминает об освящении хлеба и вина. Предположительно, потому, что для него это было настолько естественной и привычной частью праздничной трапезы, которая и не нуждалась в особом упоминании. Зато он подробно описывает другой обряд Тайной вечери как кульминационный: Иисус омывает ноги своим ученикам — поочередно каждому! Даже Петру, невзирая на возражения последнего. Затем Иоанн приводит слова Учителя: «Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам»(Ин. 13:15). Стало быть, по Иоанну, Иисус завещает нам не обычный, повседневный обряд освящения хлеба и вина, а смирение и любовь, взаимопочитание, выразившееся в омовении ног, устранении земного праха. То есть, помимо наказа помнить («воспоминать») о Нем, Учитель даже в последние часы своего земного бытия наставляет учеников на путь высшего проявления человеческой сути.
Тогда к чему относятся приписываемые Лукою (в отличие от Иоанна) Иисусу Христу слова «сие творите…»? Только ли к освящению хлеба? И почему их как ключевые приводит лишь один евангелист из четырех?
Можно предположить, что грек-целитель Лука меньше всех прочих был знаком с обычаями евреев, а потому, со своей точки зрения, усматривал смысл Тайной вечери не в отдельных ее деталях, таких, как освящение хлеба и вина или омовение ног, а во всей их целокупности. Свободная, откровенная беседа за едой-питьем, что имело место во время последнего ужина с учениками, напоминала Луке симпозиум, игравший важную роль в эллинской культуре. Правда, «симпозиум» в буквальном смысле означает «совместное питие», но винопитие в компании тогда предполагало прежде всего раскованность души и языка, умение искренне говорить о чем бы то ни было и внимать словам собеседника.
По-братски разделенные хлеб и вино, откровенная беседа, приносящая очищение душе, — таков, пожалуй, смысл священного обряда, увековеченного в христианской литургии.
Все вышесказанное имеет, на мой взгляд, прямое отношение к эвтелии, поскольку каждый из нас заслуживает последней вечери — не поминальной трапезы, а прощальной встречи и беседы с друзьями и близкими. Уходящий из жизни должен иметь возможность высказать остающимся все, что было недосказано, а близкие — отпустить умирающего человека с миром, дабы не терзался он муками совести из-за того, что вынужден покинуть их, лишить своей заботы и опеки.
Но как бы ни толковали мы напутствие Иисуса «сие творите в Мое воспоминание», прощальная вечеря в предощущении смерти и готовности принять ее всем нам может послужить примером того, как до смерти близкого или знакомого человека сказать ему то, что еще не успели, а не горевать об упущенной возможности это сделать.
Какой прок устраивать на языческий лад поминки на кладбище или заваливать цветами гроб с телом, уже подверженным тлену! Ученики Иисуса Христа даже не присутствовали при его погребении, возможно памятуя слова Учителя: «…предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8:22).
Не перед незрячими очами и неслышащими ушами следует расточать слова любви и приязни. Таков важнейший принцип теории эвтелии, а прощальный ритуал Тайной вечери Иисуса может служить образцом достойного завершения бытия.
Именно с точки зрения эвтелии особое значение приобретает свидетельство Иоанна о последнем вечере, проведенном Иисусом с учениками. В отличие от синоптиков, сосредоточенных на описании ритуала пасхального застолья в духе иудейских традиций, Иоанн в ста семнадцати стихах четырех глав приводит слова прощания Иисуса со своими учениками и Его молитву. Там есть несколько таких положений, глубокий смысл которых, похоже, не сумели постичь Его последователи. Быть может, потому и не зафиксировали синоптики текст этой прощальной беседы, что некоторые части ее показались им чересчур радикальными. Они намного превосходили тогдашний уровень мышления, и их провидческий смысл стал понятен лишь в свете наших сегодняшних знаний в области эволюционного развития, молекулярной генетики и психологии, а также недавно оформившейся в самостоятельную науку танатологии.
Многие считают, что учение Иисуса Христа, собранное в Евангелиях, отличается от столпов веры Моисеева Пятикнижия с двух точек зрения: в нем подчеркивается благая, искупительная сила любви (прежде всего любви к ближнему) и проповедуется бессмертие души, ее воскресение после загробной жизни.
Проведение подобного различия между двумя этими учениями отчасти основывается на превратном толковании слов Иисуса, приписываемых Ему евангелистом Матфеем: «Вы слышали, что сказано: „люби ближнего твоего, и ненавидь врага твоего“. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас, и гоняющих вас» (Мф. 5:43–44). Между тем Тора учит тому же: «Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев. 19:18). Следовательно, и в книгах Моисеевых нет речи о ненависти к врагам.
Решающее отличие заключается в том, что в учении Иисуса Христа акцент сделан на взаимной любви людей. Когда Иисуса спросили: «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе?» (Мф. 22:36), — Он ответил: «„возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим“: сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: „возлюби ближнего твоего, как самого себя“. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф. 22:37–40).
Однако не следует забывать, что вопрос был задан фарисеями, намеревавшимися загнать Иисуса в ловушку. Стало быть, Иисус и цитировал по Торе обе важнейшие, с Его точки зрения, заповеди и в духе учения Моисеева выдвинул на первый план любовь к Богу. Однако из слов Его, обращенных к ученикам, вырисовывается иная картина: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою», — приводит Иоанн напутствие Учителя, произнесенное на Тайной вечере (Ин. 13:34–35).
Словом, последователей учения Христова можно распознать не по тому, носят ли они на себе крест, уменьшенную копию чудовищного римского орудия казни, или кладут ли поклоны перед золочеными алтарями в храмах. И не по тому, что взамен Его великого учения о любви и взаимопонимании принимают одно из толкований этого учения. Не следует забывать, что все христианские конфессии ссылаются на Него и лишь свою веру считают истинно правильной и благой. Однако единственный путь к искуплению, завещанный нам Христом, не нуждается в теологических толкованиях и не зависит от конфессиональной принадлежности верующего.
А вот каким образом в течение жизни обогатить душу любовью и как под конец жизни раздать накопленные запасы этой любви — этому должно учиться на примере Спасителя. Вспомним слова Иисуса, по свидетельству Иоанна прозвучавшие на Тайной вечере: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15:13). Здесь снова акцент ставится на любовь в первую очередь не к Богу, а к друзьям, к ближним. Долг каждого из нас как можно глубже осмыслить эти слова о всепоглощающей жертвенной любви, произнесенные на пороге добровольно избранной смерти. Тогда яснее станет и смысл, который мы вкладываем в понятие эвтелии.
Теперь, две тысячи лет спустя после евангельских событий, можно ли трактовать эту ключевую фразу так, что Иисус имел в виду лишь свою близящуюся гибель и открывал перед учениками богатый мир собственных чувств, думая лишь о самом себе? Возможно, но маловероятно. Себялюбие и выпячивание своего «я», присущее фарисеям, было совершенно чуждо Иисусу, который почти всегда говорил обобщенно, обращаясь ко всем нам. Даже в последующих разделах прощальной беседы (Ин. 14:15–17:26), где слова Иисуса приводятся от первого лица и подчеркивается местоимение «я», смысл сказанного относится к каждому из нас и обращен к нам. Из контекста этой ключевой фразы о любви и смерти и из непосредственно предшествующих ей — цитированных выше — строк («Сие есть заповедь моя…») следует со всей непреложностью, что это и есть прощальное напутствие Иисуса всем нам.
Стало быть, в приведенной фразе «…как если кто…» под коротким словом «кто» следует подразумевать любого из нас.
Нет никаких оснований предполагать, что прощальная беседа, которую, в отличие от синоптиков, приводит Иоанн, прозвучала не тогда и не так, как описывает евангелист. Ведь возможно, Иоанн был единственным из четверых подлинным очевидцем событий. Именно он был самым юным и любимым учеником Иисуса (упоминаемым под именем Иоанна), кто во время последней совместной трапезы находился подле Учителя, преклонив голову на Его грудь. А прощальная проповедь Иисусова не вошла в остальные три Евангелия, поскольку составитель общего для них источника не счел важной эту длинную речь. Или не уловил ее глубинного смысла. В этом нет ничего удивительного, если вспомнить прощальные слова самого Иисуса о том, что слышавшие Его слова вряд ли сумеют понять все, чему Он хотел бы наставить их. «Еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить», — приводит Иоанн слова Учителя (Ин. 16:12), а из попыток евангелиста истолковать их явствует, что Иисус молил Отца своего о пришествии Духа истины, когда и нам, простым смертным, откроется подлинный, сокровенный смысл провозвестий Его (Ин. 16:13). Надеемся, что эти времена настают.
