Вячеслав Миронов - Я был на этой войне
— Пошли спать. День трудный будет.
— Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.
— С какой это стати?
— Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.
— Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
— Вот и я говорю — паразит.
— Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь. Выйдем живыми — поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.
— Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко. Много их тут останется.
— «Навеки девятнадцатилетние», как у Бакланова.
— Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
— Ты сегодня не в карауле?
— Нет. Завтра моя очередь, и то днем.
— Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?
— Ваш сон, сами и сторожите.
— Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с коня стоя.
— Для стрельбы с коня стоя?
— Именно, а то уж больно языкастый стал.
— А высота коня?
— Три метра.
— Таких коней не бывает.
— Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?
— Понял, понял, — проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что если нас «достать», то мы можем многое сотворить.
Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках. Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки — на гвозде над головой. Пару гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБ — под матрас на уровне бедер, патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему напомню. Лампочка, освещающая наше помещение, висела у меня над постелью. Я выкрутил ее наполовину, все погрузилось в темноту. На прощание объявил:
— Отбой в войсках связи.
Закончился еще один долгий день очередной войны. Богу, Судьбе, Случаю было угодно, чтобы я остался жив. Помогите и дальше. Вся прожитая жизнь мало что значила, впереди был самоубийственный штурм Минутки. Господи, помоги! После этого мысленного обращения к Богу я уснул.
Глава 8
В семь часов прозвенел будильник. Ночь была спокойная. На нас никто не нападал. Спал сном младенца. Снов не было. Во рту, казалось, только что опорожнилась сотня-другая пионеров. В горле пересохло. Все-таки алкоголь подействовал на организм, жаль, что мозги остались ясными. Выпить бы сейчас рассольчику огуречного. Эх, мечты, мечты. Я встал, оделся. С Юркой вышли на улицу. Опять туман. Погода, значит, будет хорошая. Я несколько раз энергично взмахнул руками, кровь по венам и артериям побежала веселее. Умылись, перекурили. Пашка тем временем, встав немного раньше нас, приготовил завтрак.
— Что приготовил, сынок, своим отцам? — спросил Юра, когда мы вошли в кунг.
— Кофе, бутерброды с сыром и «братская могила» — килька в томатном соусе, чеснок, лук, — ответил Паша.
— Может, по стопочке опрокинем? — спросил Юра.
— Давай грамм по пятьдесят, — я был не против, хотя по утрам пил крайне редко.
— Водку, коньяк?
— Давай «конины», водка по утрам — это пошло.
— Пашка, доставай «конину». Предпочтительней французский, марочный, двадцатилетней выдержки, с юга Франции. У нас есть такой?
— Есть из Дагестана, сэр, — в тон Юре ответил Паша.
— Дерьмо, конечно. Но за неимением гербовой пишут на обычной бумаге. Придется давиться дагестанским, настоенным на клопах. Пашка, достанешь французского — все прощу. Можешь даже Родину продать. Я все прощу! — у Юрки было приподнятое настроение.
Пашка тем временем полез в ящик, где хранились продукты и выпивка, достал бутылку коньяка, открыл ее и разлил по стаканчикам. Только мы хотели выпить, как раздался стук в дверь, и она открылась. На пороге стоял наш сосед — замполит бригады Казарцев Серега. Он с порога начал в шутку орать:
— Вы, что, черти, охренели? С утра коньяк стаканами жрать. И этого малолетнего преступника спаивать! Подвинься! Ого, какую ты себе задницу отожрал. У подполковника и то меньше. Гонять тебя надо. А еще лучше — отправить в какой-нибудь батальон, там людей не хватает. Враз похудеешь, — Серега примостился рядом с Пашкой и взял у него стакан, понюхал.
— Во гады, пьют, а замполита не приглашают. Свинство это. Придется комбригу доложить, пьют штабные с утра. И, главное, что пьют — коньяк. А с меня еще вчера сигареты вымогали. Совести ни на грош.
— Будешь пить-то? Или ты хочешь нам настроение с утра пораньше испортить? — мне хотелось опрокинуть стакан, а замполит под руку трещал.
— Какой нюх у тебя, Серега! — Юрка не скрывал своего восхищения. — Не раньше, не позже, а только как налили, и нате вам.
— Он за дверью стоял, подслушивал, наверное.
— Пить будешь?
— А то! — Серега еще раз посмотрел в стакан, который забрал у Пашки. — Мал еще, алкоголик. За, что пьем, мужики?
— За удачу. Нам она всем понадобится в ближайшее время, — Юрка был серьезен.
— За удачу, так за удачу, — Серега тоже стал серьезен.
Выпили. Коньяка было налито у всех немного. Пашка остался без своей порции спиртного и поэтому с завистью смотрел на нас. Начали закусывать.
— Ночью было принято решение отправить часть руководства и штабных офицеров в батальоны, — сказал Серега, жуя бутерброд.
— На хрена?! — моя реакция была мгновенна и неподдельна. — Мы же будем только мешать работать. Командир роты и батальона не сможет полноценно руководить, командовать. Мы же как балласт будем у него на КП болтаться. Как не пришей к голове рукав.
— Действительно, Сергей, на какой ляд мы там нужны? — Юрка тоже был удивлен.
— Хрен его знает, мужики, что они там планируют, приказ пришел с «Северного». Кстати, сегодня ночью наши взяли Ханкалу, и поэтому штаб переезжает туда.
— А смысл? Самолеты там все равно не сядут, так? Только «вертушки». Перепахать все на «Северном», самолеты, которые там остались, либо перегнать на Большую землю, либо уничтожить, и головной боли меньше. Это целый полк будет охранять аэропорт, а еще полк снимай с боевых позиций и кидай на охрану Ханкалы! Маразм! — я искренне не понимал смысла всех этих перемещений.
— А что такое Ханкала? — в разговор вклинился Пашка. — Много слышал, а что это?
— Ханкала — это, — начал Серега по замполитовской привычке отвечать на все солдатские вопросы, — бывший аэродром ДОСААФа, там сосредоточены учебные самолеты чешского производства. Дуда пытался переоборудовать их в боевые, но не успел. По слухам и данным разведки…
— Что одно и то же, — встрял Юрка.
— Точно, — продолжал Серега, — несколько самолетов ему все-таки удалось переоборудовать под боевые и перегнать куда-то. Недалеко от Ханкалы находятся ракетные пусковые установки. Раньше тут баллистические ракеты находились, ну а когда нас поперли, может, и пару боеголовок с носителями мы могли оставить. Я уже ничему не удивляюсь. Плюс на Ханкале находятся постройки. Скоро поедем за гуманитаркой, вот и поглядим на новый командный пункт командующего.
— Серега, хрен с этой Ханкалой, расскажи лучше, на какой х… нас кидают в батальоны. Как с боевых единиц от нас толку ноль. Взвод, роту нам не дают. Да и мы переросли эту ступень. Смысл?
— Не знаю. Команда Ролина. Максимум управленцев и штабных — на передовую.
— Ладно, от нас еще толк будет, а от зама по тылу? — Юрка тоже кипел от негодования.
— Не засерайте мне мозги, мужики. Приказ есть приказ. Мы с вами идем во второй батальон.
— Вместе? Это хорошо.
— Сам попросился с нами?
— Да. Сам.
— А для чего?
— Курево не хочешь отдавать?
— Лучше с вами, отморозками, чем с каким-нибудь гнусом.
— Ага, Серега, признал наши заслуги!
— Вы хоть и придурки — Пашка, закрой уши — но вы не побежите, не бросите ни меня, ни людей. И на рожон не полезете.
— Правильно. На рожон мы тебя пошлем. По второй?
— Давай, и идем в штаб на совещание. Штурм назначен на сегодня на полдень.
— Звиздец! — я был шокирован.
— Они что там, на «Северном», гребанулись совсем? — Юрка покраснел от злости.
— Звиздец бригаде! — выразил общее мнение Пашка.
— Заткнись, дурак, не каркай! Наливай лучше, и, пока будем на совещании, заполни фляжки коньяком и водкой. Одну фляжку — спиртом. Сам знаешь, где бутылка спрятана. И никому ни слова, что здесь слышал. Ты понял? — Юрка уже не говорил, а кричал. Злость, страх, бессилие, — все это читалось на его лице.
— Да понял я, понял, что орать-то, — бурчал в ответ Пашка.
