Бартон Бланш - Тайная жизнь сатаниста. Авторизованная биография Антона Шандора ЛаВея
Представьте себе хранилище энергии, созданной некими генераторами, а потом забытой. Это своего рода паровой котел, который только и ждет, как кто-нибудь даст ему выпустить пар. «Вот я, — манит он, — вся моя энергия ждет тебя, и тебе только и нужно, что открыть дверь. Из-за своей алчности человек низвел меня до состояния сомнамбулического существования и заставил жить мечтами о древних временах, хотя некогда я был столь важен для него». Подумайте об этом. Песня, которая некогда была на устах миллионов, теперь звучит только из вашего рта. Что в ней? Что пробуждают, к чему взывают вибрации этой конкретной мелодии?
Что они открывают? Старые боги лежат в спячке, они ожидают своего времени».
В качестве метафоры для использования отчуждения в высшем своем выражении ЛаВей использует образ вампира. Он начал исследования вампиров в 40-х и 50-х годах и включил эту тему в свои еженедельные лекции. Флореску и МакНелли (авторы книги «В поисках Дракулы») и Леонард Вулф (автор книг «Аннотированный Дракула» и «Сон Дракулы») связались в ЛаВеем в самом начале разработки своих проектов, потому что на то время он был единственным, кто исследовал вампиров. В 1988 году в немецком журнале Tempo ЛаВея назвали «Главным идеологом современного вампиризма». После того как Церковь Сатаны ушла в подполье, его пригласили вести «Дракулатуры» в Трансильвании, но он отнесся к этому предложению сдержанно. Заинтересованные лица хотели, чтобы он выступал под прозванием «Дьявольского человека». В 1969 году ЛаВей использовал номерные знаки с надписью «VAMPYR» (на дополнительном значилось «NOS4A2»,[50] и, конечно, это именно он впервые ввел термин «психологический вампир» в своей «Сатанинской Библии», — это выражение прочно вошло в повсеместное употребление.
Когда ЛаВей вел свою колонку «Письма Дьяволу» в национальном таблоиде конца 60-х годов, у него не раз был повод объяснить традицию, окружающую вампиров, и также поговорить о более глубоких смыслах, лежащих за этими представлениями. Корни питья крови лежат в поглощении объекта любви. Кровь, или «базовые соли», являлись приемлемыми эвфемизмами для обозначения жидкостей, связанных с сексуальной секрецией (спермой или влагалищными выделениями) в XVII–XVIII веках. Наша жажда метафорической крови также представляет тягу к запретному, к тайному, к спрятанному, и она шокирует именно потому, что запретна. Тайное восхищение вампирами становится более интенсивным по мере развития технологического общества. Коновалы и мясники не всегда воспринимались с отвращением, их считали просто профессионалами. Все видели тогда и большее количество крови — убивали друг друга, вели войны с помощью мечей, видели склепы и погосты. Все то, что отдалено от нашего каждодневного опыта, ныне становится более шокирующим, более неотразимым и привлекательным. Мы сейчас защищены, изолированы. Мы никогда не видели крови в своем чистом, стальном и каменном, хромовом и стеклянном окружении. Но по мере того как мы уходим в сторону все большей конфронтации с кровью, знания о вампирах утончились. То, что мы признаем сейчас чертами, характерными именно для вампиров, является относительно недавним феноменом, почерпнутым в основном у Брема Стокера, а затем в Голливуде.
В своих статьях ЛаВей объяснил причину того, почему вампиры не смотрят (или не отражаются) в зеркалах; почему родная почва, родина так важны (он указывает на современный аналог в виде жилых автоприцепов, используя которые, люди тем самым стремятся взять в дорогу с собой свои дома); что может вызывать неприятие чеснока и солнечного света; рассмотрел благотворные аспекты формы гробов (плотность и звукоизоляция благоприятствует «способности выходить» по ночам). Последующие исследования, проведенные в этих направлениях, подтвердили большую часть того, что написал ЛаВей. Версия возможности того, что люди, которых когда-то заклеймили «вампирами», на самом деле страдали от редкой болезни крови, вызвала не очень большое доверие.
«Люди предпочитают думать о вампирах как о паразитах, но это не так. Настоящие вампиры (в отличие от психологических вампиров) всегда имеют нечто, что они могут предложить, — бессмертие. Именно поэтому настоящий современный вампир должен иметь высокое положение в обществе или должен был сделать что-нибудь, что даровало ему бессмертие так, что он в свою очередь может передать его своей жертве. Бессмертие является метафорой власти. Но истинные вампирические отношения никогда не являются улицей с односторонним движением. Страсть и жизнеспособность дарованы хозяину вампира в равной мере.
Вампир не ищет отторгающую жертву; он может получить гораздо больше энергии от достойных жертв. Вампирам нужна свежая кровь, но особого вида. Хорошим обменом является тот, который предоставляет жертве возможность возбуждения, тогда как вампир получает энергию от того, кто, во-первых, исполнен энтузиазма и, во-вторых, фетишистски стимулирует вампира. Жертва же в свою очередь получает удовольствие от сакральной связи со своим гуру и инициатором, от неутолимого и непреодолимого влечения, от возможности быть призванной на большом расстоянии, от одержимой зависимости от вампира.
Вампир может подобрать достойную, но безответную жертву только для утоления своих садистских наклонностей. Тогда он выбирает кого-то, кто ищет возможности напугаться для забавы и преследующего его самого в этих целях. Достойная жертва может захотеть получить энергию от вампира, заставляя его причинить ей боль или наказать ее. Нельзя вытягивать энергию из никчемных людей — враждебность в отношении них может обернуться своей противоположностью, заставляя вампира испытать ощущение благополучия и спокойствия. Когда развитие событий подходит к тому пределу, за которым забавные ощущения преследующей вампира жертвы заканчиваются, становясь разочарованием, забавные ощущения начинает получать сам вампир. В противном случае его это нервирует. На самом деле большая часть взаимоотношений с людьми доводит вампиров до изнеможения.
Ныне, когда Врата уже довольно широко открыты, сказать, что вы вампир или интересуетесь вампирами, — надежный способ заставить людей посмотреть в вашу сторону. Но, как это всегда бывает, люди, которые работают над чем-то больше всего, меньше всего уподобляются тому, чем они вроде бы должны являться. Сходная ситуация у сатанистов, которые собираются вместе, чтобы заниматься коллективной деятельностью. Они просто жаждут вытягивать энергию из других (истинные психологические вампиры!). Люди, которые много говорят об этом, на самом деле этого не делают. Иногда люди, которые являются настоящими вампирами, вовлеченными в вампирические обмены к взаимной выгоде, даже сами этого не осознают».
В конце 50-х — начале 60-х годов ЛаВей собрал несколько досье о настоящих современных вампирах — например, о молодом человеке по имени Роберт Хаммерсли, о котором он упоминал только очень общо. Он так красноречиво говорит о предмете, что задаешься вопросом — являются ли все его рассуждения результатом объективного расследования, или ЛаВей видел какие-то вампирические тенденции в себе самом? Неудивительно, что существует несколько весьма заметных аналогий. У ЛаВея диагностировали фотофобию, у него была сильная аллергическая реакция на чеснок, и пик его максимальной рабочей активности всегда приходился на то время, когда нормальные люди спят. Он спал в гробу задолго до того, как кто-либо еще додумался до этого, обнаружив, что такой сон имел те же преимущества, что и ограниченное пространство, внутри которого человек лишен сенсорных ощущений. Люди, работающие рядом с ЛаВеем, могут засвидетельствовать, что он любит невыносимо холодный воздух, находит удовольствие в спокойной, темной обстановке и, как любой уважающий себя вампир, отторгает мейнстримовую культуру, создавая свой собственный мир. Хотя ЛаВей не пьет кровь, ему нужно сырое красное мясо, никакой иной протеин его не устраивает. Когда ЛаВея спрашивают об этом, он легко признает сходство: «Да, в вытягивании жизни из богатых энергией людей, в избегании света и реакции на некоторые виды еды вроде чеснока, который содержит влияющую на деление клеток радиацию… есть определенные общие элементы вампирической личности. В образе ящика с землей как символа родины, из которой я произошел. Мой дом очень важен — я высоко ценю знакомые виды, звуки, запахи, что, могу повторить, является противоположностью свободно заменяемому обществу.
Вампир — это душа, обреченная идти через вечность в поисках потерянной любви, потерянного прошлого, в поисках места, где он мог бы спокойно изолировать себя от тех, кто охотится на него и стремится убить за романтическую попытку вновь осознать прошлое и жить в блаженстве и великолепии давно ушедших веков».
«Я — все то, что есть ужасного, предосудительного и злого в мире», — усмехается ЛаВей. Как написал он в «Мизантропии»: «Я никогда не умру, потому что моя смерть обогатит недостойных. Я никогда не смогу быть настолько склонным к благотворительности».
