Александр Гогун - Между Гитлером и Сталиным. Украинские повстанцы
В противостоянии 1943–1944 гг. повстанцев с красными партизанами не было победителей и побежденных. Безусловно, советские «герои невидимого фронта» были более грозной в военном отношении силой, чем повстанцы. За красными партизанами стояла вся страна Советов, они были хорошо вооружены, обучены, у них не было сложностей с офицерским составом, да и боевого опыта у красных было больше, чем у повстанцев.
Например, командующий 1-й партизанской дивизией им. С. А. Ковпака Петр Вершигора в радиограмме в УШПД от 03.02.1944 г. отмечал: «На УПА хорошо учить людей воевать, тут можно поднять большие запасы оружия. Основная цель — расчистка пути Красной Армии для тылов, которой УПА может представлять более серьезную угрозу, чем для партизан, знающих их тактику… УПА действует не только своей силой, сколько слабостью советских партизан»[203].
Но зато у повстанцев была поддержка западноукраинского населения. Именно благодаря этому фактору, в 1944 г. УПА также сорвала оперативный план Украинского штаба партизанского движения.
В феврале — марте 1944 г. УШПД попытался вывести в тыл немцев в Станиславскую, Львовскую и Дрогобычскую области свыше 17 тыс. красных партизан. Сила более, чем весомая — на тот момент во всей Повстанческой армии было не более 20 тыс. человек, в Галиции же повстанцев было не более 10 000. Но из-за противодействия УПА и абсолютного нежелания большинства партизан идти незваными гостями к галицким националистам, этот план не был реализован[204].
2.4. „Антипольская акция"
Если хлопцы не прихлопнут, то парубки порубят
Пословица.
Украинские повстанцы вели борьбу не только против коммунистического и нацистского режимов и их союзников. В 1943–1944 гг. на западно-украинских землях разгорелся кровавый межэтнический украинско-польский конфликт, в котором УПА, наряду с Армией крайовой, играла главную роль.
Этот конфликт оказывает большое влияние на историческую память двух соседних народов, его оценка до сих пор является
хоть и второстепенной, но политической проблемой в отношениях между Украиной и Польшей.
Вместе с тем, российскими исследователями эта война изучена очень плохо, вернее, совсем не изучена.
Например, архивист Павел Аптекарь в одной из своих работ указывает, что «во время германской оккупации западных областей Украины некоторые повстанцы оставили о себе печальную память беспощадными расправами с мирными жителями, особенно с евреями и поляками. Пытались они, правда не слишком успешно, бороться и против появившихся в конце 1942 г. советских партизанских отрядов и диверсионно-разведывательных групп, а также подразделений Львовского округа Армии Крайовой»[205].
Как было показано выше, красным партизанам повстанцы противодействовали относительно успешно. Причины акции УПА против минного польского населениея и успех ее действий против «подразделений Львовского округа АК» как раз и будет рассмотрен в этой главе.
Представители ОУН и УПА всячески отрицали свою ответственность за развязывание украинско-польской резни, указывая на вину польской стороны. Ряд украинских историков даже заявляют о том, что случаи убийства поляков были неконтролируемым следствием борьбы УПА против красных и/или польских националистических партизан, а также польской коллаборационистской полиции.
Польские историки связывают в основном с инициативой ОУН и УПА. Например, ведущий специалист по истории польско-украинского конфликта Гжегож Мотыка утверждал, что гром грянул «средь белого дня»: «Вначале ничто не говорило о том, что Волынь станет местом таких трагических событий. Ещё на переломе 1942/1943 гг. ситуацию в этом регионе позитивно оценивало польское подполье»[206].
Оригинальный тезис выдвинул американский полонофил Тимоти Снайдер о том, что причиной украинско-польской резни стал Холокост, точнее, опыт украинских полицаев в соучастии в этом преступлении, перенесённый в УПА[207]. Однако, документальных подтверждений гипотезы до настоящего момента не приведено.
Описывая на основании ряда публикаций эмигрантской украинской историографии пасторальное, просто идиллическое соседство украинцев с поляками в 1930-е годы, Марк Солонин оппонировал безымянным злокозненным манипуляторам «Клио»: «Теперь нас хотят убедить в том, что эти люди так сильно обиделись на польскую власть, что через четыре года поели разгрома и исчезновения 2-й Речи Посполитой “стихийно и массово” пошли резать, рубить топорами, колоть штыками, пилить пилами своих польских соседей? Причём произошёл этот “стихийный взрыв народного возмущения” именно там и именно тогда, где и когда появились вооружённые отряды УПА»[208].
Не ясна формальная логика повествования: стихийное народное возмущение почему-то отделяется от появления Повстанческой армии.
Но куда важнее выкристаллизованное здесь наивное представление, бытующее как в украинской, так и в польской историографии о том, что резня началась только из-за политических противоречий между руководством АК и ОУН(б). Более того, ряд «специалистов» указывает на мифическую провокацию немцев или советов.
При этом упускается из виду та простая закономерность, что едва ли не любое межэтническое или межрелигиозное побоище происходит вследствие не каких-то умозрительных конструктов высокого начальства, а в результате массовой ненависти «глаза в глаза».
Поэтому опишем конкретные механизмы поступательного украинско-польского взаимного озверения.
Истоки украинско-польской розни уходят корнями в глубь столетий. Негативные стереотипы сознания приводили к тому, что поляки виделись украинцам спесивыми угнетателями, а украинцы полякам — дикими головорезами. В двадцатом веке особого накала отношения между двумя славянскими народами достигли во время Гражданской войны, а также в период Второй Республики Польской (1919–1939).
Украинское меньшинство, проживавшее на Волыни и в Галиции, всячески притеснялось. Никакого подобия национально-государственной или национально-культурной автономии на территории Западной Украины создано не было. Административно польская Украина была поделена на те же самые воеводства, что и остальная часть Польши.
Получить высшее образование на украинском языке в 1921–1939 гг. в Польше было невозможно, плюс ко всему украинцы, в большинстве своем крестьяне, испытывали социальный гнет со стороны польских помещиков.
Все эти меры содействовали террору со стороны УВО-ОУН, который, в свою очередь вел к усилению польского террора, частично описанного в разделе, посвященной истории Организации украинских националистов.
На «восточные окраины» правительство Польши переселяло осадников — бывших солдат Войска Польского, долженствовавших «сберегать» и без них малоземельные восточнославянские территории в составе Речи Посполитой. Волынь до 1918 г. входила в состав России, поэтому поляков на этих землях в 1939 г. было не более 15 %, и среди них прослойка осадников была больше, чем среди поляков-галичан.
В Галиции, и часто на Волыни поляки и евреи составляли в городах большинство населения. Например, из жителей такого «бастиона украинского национализма», как Львов, в конце 1930-х гг. украинцев было только 14 %. Польское население Западной Украины составляло меньшинство, но меньшинство де-факто привилегированное.
Всё это «заискрило» в очередной раз в сентябре 1939 года в виде повстанческой деятельности ОУН в Галиции и на Волыни[209], а также отдельных нападений представителей украинского населения на разбитые польские части. Политические органы Красной армии фиксировали высказывания украинцев с пожеланием вырезать всё польское население региона. Были отмечены случаи, когда пленные польские офицеры и солдаты просили органы НКВД усилить охрану лагерей, т. к. опасались террора отдельных представителей украинского меньшинства[210].
Таким образом, уже в сентябре 1939 года многие западные украинцы предстали в глазах поляков как предатели, не только не испытывающие благодарности за защиту от большевиков, но и стреляющие в спину армии, дерущейся «с врагами рода человеческого» — «гитлеровскими варварами» и «сталинскими извергами».
По обе стороны от новосозданной германско-советской границы власти рассматривали поляков как нелояльную группу населения, носителя «буржуазной государственности». Первое время органы НКВД видели в польском националистическом подполье основного врага. При этом проводилась своеобразная «коренизация» управленческого аппарата, то есть привлечение в силовые структуры и на госслужбу местного населения Волыни и Галиции — прежде всего, украинцев. Таким образом, в милицию попало множество украинцев (в том числе и членов ОУН), которые не упускали случая выместить на поляках злобу за обиды 1920-30-х гг.