Юрий Мухин - Россия гниет с головы. Проклятие власти
Но в 1939 году в том, что у них сил и союзников вполне достаточно, чтобы разгромить аналог царской армии, финны не сомневались. Это сегодня антироссийским силам выгодно утверждать, что СССР хотел захватить Финляндию, а в те годы агрессивность Финляндии была всем очевидна. Такой пример. Если СССР, начав войну, действительно решил захватить Финляндию, то остальные Скандинавские страны становились в очередь. Они должны были бы перепугаться, они должны были бы немедленно вступить в войну на стороне финнов, они должны были бы ополчиться против СССР всеми способами. Но… Маннергейм зло вспоминает: «Впрочем тут же снова обнаружилось, что Финляндия не может ожидать активной помощи от Скандинавских стран. Если такие страны, как Уругвай, Аргентина и Колумбия, на Ассамблее Лиги Наций решительно встали на нашу сторону, то Швеция, Норвегия и Дания заявили, что они не будут принимать участие в каких-либо санкциях против Советского Союза. Более того — страны Скандинавии воздержались от голосования по вопросу об исключении агрессора из Лиги Наций».
То есть Финляндия для своих соседей, Скандинавских стран, не казалась невинной девочкой, а СССР не выглядел агрессором. И это еще пример того, насколько низко прогнившая элита России опустила общественное мнение относительно способности России (СССР) к сопротивлению.
И 22 июня 1941 года немецкая армия, ведя за собой сволочь со всей Европы, смело напала на СССР. Британский профессиональный разведчик и историк Лен Дейтон сообщает, что ни одна западная разведка или штаб не верили, что Советский Союз устоит под ударами немцев больше нескольких недель: «Подобная уверенность имела под собой достаточные основания. Как только стало известно о начале операции «Барбаросса», практически все до одного военные специалисты предсказали скорый крах России. Американские военные эксперты рассчитали, что Советский Союз продержится не больше трех месяцев. Черчилля засыпали такими же неточными прогнозами: фельдмаршал сэр Джон Дилл, начальник Имперского Генерального штаба, дал Красной Армии всего шесть недель. Посол Великобритании в Москве Стаффорд Криппс считал, что она продержится месяц. Самыми неточными были оценки английской разведки: она считала, что русские продержатся не больше десяти дней».
А ведь все эти иностранные штабы в расчет брали именно Императорскую русскую армию. И брали потому, что стараниями наркомвоенмора (министра по военным и морским делам) времен Гражданской войны Л. Троцкого в Красную Армию потоком хлынули офицеры царской армии, неся с собою весь паразитизм прогнившей русской элиты, весь снобизм и отчуждение от солдат. Они же перетащили в Красную Армию отделенные от солдат (и от здравого смысла) воспитание и подготовку теперь уже советских офицеров.
Выше я привел цитату из «Die Welt», стенающую о репрессированных предателях в Красной Армии. А кто это был? Из 69 комкоров (генерал-лейтенантов), убранных из Красной Армии перед войной, 48 были штаб— и обер-офицерами в царской армии. И даже после этой чистки, и даже во главе фронтов Великой Отечественной войны их процент оставался значительным. Скажем, из 43 командующих фронтами в этой войне 17 были штаб— и обер-офицерами царской армии, скажем, генерал-полковник М. Рейтер в царской армии был уже полковником.
Не буду рассматривать все аспекты паразитизма военной элиты царской России, приведшие к ее падению, рассмотрю только один аспект — профессиональный — то, как эти светочи военной науки подготовили Россию к Первой мировой войне. Заметьте, что к Первой мировой они готовились, уже получив разгромное поражение от Японии — государства с втрое меньшим населением, нежели Россия, и практически без минеральных ресурсов.
Высоковоеннообразованные
По рекомендации одного из комментаторов своих работ просмотрел научный (по-другому не назовешь) труд активного белогвардейца, генерал-лейтенанта царской армии Н. Н. Головина «Военные усилия России в Мировой войне», и снова пришла мысль вернуться к вопросу о качестве российской элиты и ее интеллекте на примере российского военного образования и воспитания.
Головин был не просто генерал, он был профессор российской Императорской (Николаевской) академии Генерального штаба, то есть военнообразованный дальше некуда. Мало этого, в 1927 году он в эмиграции в Париже основал и возглавил Зарубежные высшие военно-научные курсы, которые являлись своего рода преемниками этой самой Императорской академии Генерального штаба.
Объясняя в своем труде крайне убогие результаты высокообразованных российских генералов и офицеров в Первой мировой войне, Головин, понятное дело, валит все на некультурность русского народа и на ошибки военного министра Сухомлинова, при этом забыв упомянуть об образовании этого министра. А ведь В. Сухомлинов не только окончил Академию Генштаба по первому разряду, он еще в 1878 году был назначен правителем дел Академии Генштаба и в этой должности был ближайшим сотрудником начальника академии генерала М. Драгомирова, считающегося гением российской военной науки. И не каким попало сотрудником, а руководил практическими занятиями по тактике и занятиями дополнительного (3-го) курса, того самого, после которого слушатели и становились офицерами Генштаба. Одновременно Сухомлинов читал лекции по тактике в кавалерийском училище и Пажеском корпусе. Мало этого, он преподавал тактику и военную историю великим князьям, кроме этого, Сухомлиновым был написан ряд учебных пособий по тактике. А позже, когда Драгомиров был назначен командующим Киевским военным округом, Сухомлинов был у него начальником штаба, сумев в этой должности уклониться от войны с Японией детскими объяснениями, что он не знает театра военных действий (а кто его знал?). Зато позже Сухомлинов стал начальником Генштаба русской армии. То есть пока не было войны, Сухомлинов числился в самых образованных и гениальных генералах.
Хочу подчеркнуть, что Сухомлинов, как и Драгомиров, считался выдающимся тактиком, то есть тем, кто знает, как выиграть бои и сражения и как подготовить свои войска к этой победе.
Кроме этого, надо понимать, в чем суть офицеров Генштаба, которых готовили Драгомиров и Сухомлинов. Задача работников штаба рассчитать бои и сражения, то есть рассчитать, сколько нужно солдат, орудий, боеприпасов, сколько времени требуется на маневры войск и т. д. и т. п. Безусловно, мозгом войск является их командующий, но в расхожем выражении, что штаб является мозгом армии, тоже есть свой смысл.
Собственно говоря, и остальные российские генералы не лаптем щи хлебали — в первый год Первой мировой войны выпускниками Академии Генштаба были не только начальники штабов, но почти все командующие армиями и фронтами, 29 командиров корпусов и 46 начальников дивизий. То есть если бы надо было бить немцев, австрийцев и турок справками об образовании, то их бы одними дипломами забросали только российские генералы. Как, впрочем, и генералы нынешней Российской армии могут дипломами забросать любого противника.
И вот этим высоковоеннообразованным царским генералам надо было подготовить армию к войне. Но как они подготовили, об этом даже у Головина без слез читать нельзя.
Я не буду брать все необходимое для победы, возьму только самое необходимое: оружие и боеприпасы к нему.
Положим, что вы, необразованные, знаете, какой численности у вас армия, знаете, какой численности она станет после мобилизации, вы разработали тактику для боев будущей войны, то есть знаете, какое для этого оружие необходимо и знаете его расход и расход боеприпасов в этой войне. Как вы себя, необразованных, оцениваете — на сколько процентов вы можете ошибиться в расчетах потребности этих оружия и боеприпасов? На 20 %? На 50 %?? На 100 %?!
А вот теперь давайте узнаем у Головина, как ошибаются высоковоеннообразованные.
Винтовки
«Первым по времени своего обнаружения кризисом был кризис в снабжении винтовками.
Согласно мобилизационному плану, предполагалось:
а) иметь к началу войны в войсках и запасах 4 500 000 винтовок в готовом виде (на самом деле и их не было. — Ю. М.);
б) развить в течение войны производительность казенных заводов до 700 000 винтовок в год.
В действительности же потребовалось:
а) на вооружение армии по окончании ее мобилизационного развертывания около 5 000 000 винтовок;
б) для последующих призывов — около 5 500 000 винтовок;
в) для пополнения убыли, считая по 200 000 в месяц, в течение 3 лет войны — около 7 200 000 винтовок.
Следовательно, согласно мобилизационному предположению, было бы достаточно иметь: 4 500 000 + (700 000 х 3) = 6 600 000.
Оказалось же нужным: 5 000 000 + 5 500 000 + 7 200 000 = 17 700 000 винтовок.
Таким образом, действительные потребности армии превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150 %. 11 миллионов винтовок не хватало, и их откуда-то нужно было получить».
