Журнал Русская жизнь - Будущее (август 2007)
III.
Будущее у Стругацких и вправду чудесное - легкое, понятное, обаятельное. Обаяние это было всеобъемлющим. Ричард Барбрук, известный английский социолог, писал, что именно прелесть русской коммунистической утопии заставила американцев заняться выработкой концепции постиндустриального общества. «Американцы остро нуждались в будущем - у них было неплохое настоящее, но будущее у русских было лучше, вот в чем дело!» Кстати, в упомянутой концепции чрезвычайно продуманно будущее семьи - а как с этим делом было в коммунистической утопии? Да и вообще, утопическая и антиутопическая литература - это весь XX век, где же и искать очертания семьи будущего, как не там?
Поспешу заранее оправдаться: я знаю, что длятся еще споры о том, считать ли классическую советскую фантастику («Туманность Андромеды» и «Час Быка» Ефремова, тот же «Полдень, ХХII век») собственно утопиями; я знаю разницу между романами-гипотезами, романами-катастрофами, литературой «воображаемых войн» и антиутопиями. Более того, я уже даже знаю, чем различаются энтопии, дистопии, контратопии и практопии. Но позвольте обойтись попросту, без чинов. Жанровые тонкости дело великое, но я, например, уверена, что один из самых блестящих утопических романов прошлого века - это «Кавалер Золотой Звезды» лауреата Сталинской премии Семена Бабаевского. То, что роман этот - утопия, очевидно: речь в чудесной книге идет о чрезвычайно быстром построении райской жизни. Где именно? Ну, в послевоенном кубанском колхозе, хотя место, разумеется, имеет второстепенное значение. Это остров, островок будущего. Все в колхозе (вплоть, конечно, до электростанции) строится с той игрушечной легкостью и стремительностью, с какой в утопиях всегда происходят хозяйственные метаморфозы. Нерв строительства, его гений - Сергей Тутаринов, председатель райсовета, фронтовик, герой Советского Союза.
Сны у него совершенно утопические. «Белый сказочный город залит светом, и лежит он на высоком плато. Все на его улицах живет и движется, непрерывной лентой катятся автомобили, и видит Сергей, как одна машина подкатила к нему и остановилась. Из нее выходит пожилой генерал. Да ведь это же командир танковой дивизии!
- Гвардии младший лейтенант, - сказал генерал, - ты впервые приехал в Москву. Скажи, чего ты желаешь?
- Хочу побывать на Красной площади, - сказал Сергей.
- Хорошо! Посмотри на свою Золотую Звезду, и мы очутимся на Красной площади.
Сергей взглянул на свою Золотую Звезду, и перед ними уже лежала величественная Красная площадь, вся усыпанная цветами».
И в минуты бодрствования герой определенно футуристический человек. Его семья (по ходу повествования Тутаринов обретает подругу) - безусловно, семья будущего. Дело в том, что Сергей и его гражданская супруга Ирина решают «не записываться» (то есть не регистрировать свои отношения), пока молодица не станет достойна любимого и не получит специальность диспетчера электростанции. При этом пара, странствуя по району рука об руку, не позволяет себе ничего лишнего - а уж это одна из самых модных сейчас футуристических технологий. «Семья без секса» (правильнее было бы перевести «вне секса») -американская социологическая новинка, один из остроумнейших способов преодоления кризиса брачных отношений. Трудно найти сегодня такую же крепенькую, уютную утопию - разве вот роман-катастрофа «Астероид» Александра Кучаева порадует хозяйственным задором. И то: ужасное происшествие, случившееся в начале романа (астероид падает на Землю и уничтожает почти все человечество), явно идет на пользу главным героям - волжским рыбакам, отцу и сыну. История и география отменены, Волга прекратила свой бег, главные герои наугад бредут к Индийскому океану. Вот и конец пути - бухточка, прибой, песочек, пещерка. Началась прекрасная робинзонада. Отыскались и пчелы, и фруктовые деревья; появились невесть откуда парнокопытные; в рюкзаке странников нашлась горсть родного проса. Овечек удалось приручить - вот вам и сыр, и молочные продукты. А жаркое на пальмовых листьях, а самодельное вино, а финиковый самогон? Мыло земляничное сделали! Тут до поселенцев наконец добрались дамы с чудом уцелевшего швейцарского самолета, и началась настоящая утопия - построение величественной буколической цивилизации. Семья будущего в такой ситуации может быть какая? Радостно, осознанно полигамная. Мы оставляем наших героев, молодеющих с каждым годом (сказывается здоровая пища и свежий воздух), могучими патриархами, отцами библейского количества здоровых евразийских детей, воинами и добытчиками. Прекрасное чтение!
Но в целом дистопии последнего десятилетия обращают на семью преступно мало внимания. Какая там семья в модном романе Ильи Бояшова «Армада», если на кораблях флотилии, волею судеб единственной выжившей в целом свете, нет ни одной женщины? Брутальная цивилизация могучих урнингов и остров с обезьянами-самками. Дмитрий Глуховский в «Метро 2033» (после ядерной войны уцелели лишь те удачливые москвичи, которые успели воспользоваться метрополитеном; теперь на каждой станции свое маленькое государство) предлагает женщинам в качестве смысла жизни новую триаду. Взамен кухни, церкви и детской - тоннель, шампиньон и свинья. «Взращенные заботливыми женскими руками, буравили в тоннелях мокрый грунт белые шляпки шампиньонов, и сыто хрюкали в своих загонах свиньи».
Ольга Славникова, автор романа «2017», дает любопытные интервью: «Семья мутирует… Главный мутагенный фактор - рост продолжительности жизни. Сегодня нормальным считаются два брака за жизнь. Скоро нормой будут и пять, и шесть», - но блестящую литературную модель подвергшейся мутации семьи предложить читателям не спешит.
«Мечеть Парижской Богоматери» Елены Чудиновой, «На будущий год в Москве» Вячеслава Рыбакова, «Крепость Россия» Михаила Юрьева, «Демгородок» Юрия Полякова, не говоря уже о работах литераторов первого ряда (Сорокин, Пелевин, Толстая) - это, господа, политика. Не до семьи.
Меж тем весь прошлый век институт семьи утопическую литературу очень даже интересовал.
«В голове болезненно горели слова, обрывки фраз, только что слышанных на митинге Политехнического музея: „Разрушая семейный очаг, мы тем наносим последний удар буржуазному строю“, „Наш декрет, запрещающий домашнее питание, выбрасывает из нашего бытия радостный яд буржуазной семьи и до скончания веков укрепляет социалистическое начало“… Ноги машинально передвигались к полуразрушенному семейному очагу, обреченному в недельный срок к полному уничтожению, согласно только что опубликованному и поясненному декрету 27 октября 1921 года». Это Александр Чаянов, «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» (1920).
А вот Яков Окунев, «Грядущий мир» (1923).
«Она не доканчивает своей мысли; в ум ее врывается мысленный ответ Стерна: „Семьи у нас нет, мы свободно сходимся и расходимся“.
- А дети? Куда вы деваете детей? - горячо блестя глазами, спорит Евгения.
- Дети - достояние Мирового Города. Они воспитываются на Горных Террасах. Мы как раз летим туда. Вы увидите».
А вот Иван Ефремов, «Туманность Андромеды» (1957).
«Но мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом, - продолжала поглощенная своими мыслями астронавигатор Низа Крит. - Отдать его на воспитание, едва выкормив!
- Понимаю, но не согласна. - Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в ее душе. - Одна из величайших задач человечества - это победа над слепым материнским инстинктом. Понимание, что только коллективное воспитание детей специально отобранными и обученными людьми может создать человека нашего общества».
Наконец, вспоминается Аньюдинская школа-интернат, в которой растут юные герои «Полдня». Стругацкие вообще убеждены, что детям нужен не родитель, а Учитель. Помимо Чаянова, безусловного сторонника неопатриархальных династий, все процитированные создатели счастливых миров грядущего склоняются к мысли, что семьи в будущем не будет. Далее их, естественно, тревожит вопрос - а что же дети? И детей с большим или меньшим успехом отправляют на горные террасы.
Главную же интригу семьи будущего угадал один только российский литератор - Алексей Иванов.
Он придумал фамильон - группу, состоящую из неравного числа женщин и мужчин, сплоченных вокруг единого лидера (ну, обзовем его с вульгарной грубостью альфа-самцом; главное же, это руководитель, харизматик), связанных друг с другом сложными сексуальными отношениями - с историей, с нервом. И, естественно, с общей целью. Выжить, преуспеть, в идеале - воспитать детей.
Вот формула брачного кризиса от Иванова. «Попросту говоря, семья сделалась нежизнеспособной. Одного супруга слишком мало, а одного ребенка слишком много».
Нечто похожее изобретают хитроумные американцы. Например, совокупная семья. Эти семьи появятся в результате все большей популярности динамической полигамии, то есть, попросту говоря, увеличения числа разводов и вторичных браков. Дети от «бывших» браков воспитываются вместе то в одной, то в другой «новой» семье обоих родителей. Эмоциональные последствия развода (чувство вины, ощущение провала), скорее всего, будут изжиты в ближайшие пятьдесят лет, и вот семьи с многочисленными назваными родителями и многочисленными, в разной степени родными детьми объединяются в ближайшем соседстве или под одной крышей - для наиболее комфортного самочувствия маленьких ангелов. Эти гигантские, могучие династии станут основной формой семьи будущего.
