Фритц Петерс - Детство с Гурджиевым
33.
Моей единственной постоянной работой той весной был уход за маленьким огороженным садом, известным как Травяной Сад. Это было маленькое, тенистое треугольное пространство недалеко от оросительной канавы, которая шла через территорию, и, за исключением некоторого количества прополки, полива и рыхления мотыгой, там было не очень много работы. Остальное время я работал по обычному старому распорядку на различных проектах.
Мои работы, однако, были менее интересны для меня той весной, чем некоторые события и вновь прибывшие люди. Первым взволновавшим нас событием года была развязка "Дела Сержа". Мы узнали о нем через одного из американцев, который больше всех пострадал в том, что все мы считали "кражей". Когда американцы направили полицию на его поиск, хотя при нем не было найдено ценностей, он признался в краже, и некоторые из драгоценностей были найдены у араба, скупщика краденого, в Париже. Сержа привезли назад во Францию и заключили в тюрьму. Гурджиев не сделал никакого замечания относительно своих неудачных оправданий Сержа, и американцы, которые были обворованы, вообще думали, что Гурджиев сильно ошибся, позволив Сержу остаться в Приэре. Гурджиева защищали некоторые старые студенты, однако, их защита заключалась в указании, что драгоценности и деньги не были важны, особенно богатым людям, но что жизнь Сержа имела цену, и что его заключение будет вероятно, гибельно для его жизни, и привлечение полиции стало несчастьем для него. Очень многим из нас, однако, эти причины казались лишь попыткой поддержать положение Гурджиева, как всегда правого во всем, что он делал - обычное отношение "почтения". Так как Гурджиев не проявлял интереса к данному вопросу, и так как Серж был в тюрьме, мы потеряли интерес к этому делу довольно скоро.
На короткий период в конце весны меня снова назначили работать на газонах, но не косить их, а выправлять и выравнивать края и бордюры. К моему удивлению, мне даже дали помощника, что создало во мне ощущение себя как надежного, опытного "старого работника". Я был еще больше удивлен, когда узнал, что моим помощником будет американская леди, которая до того времени делала только случайные воскресные визиты в Приэре. Она сказала мне, что намеревается пробыть там целых две недели, в течение которых хочет быть частью "потрясающе ценного переживания", работая при этом, как она называла, "действительном" деле.
Она появилась для работы в первый день, выглядя очень эффектно и красочно; она была наряжена в шелковые оранжевые брюки, в зеленую шелковую блузку с ниткой жемчуга и в туфлях на высоком каблуке. Хотя я и забавлялся костюмом, но сохранял совершенно невозмутимое лицо, объясняя ей, что она должна делать; я не мог удержаться от намека, что ее костюм не совсем подходящ, но все же не улыбался при этом. Она не обратила внимания на мои намеки и приступила к работе по выравниванию бордюра одного из газонов с рвением, объясняя мне, что необходимо делать эту работу всем своим существом и, конечно, наблюдая себя в этом процессе - известным упражнением "самонаблюдения". Она пользовалась странным инструментом или орудием, которое не слишком подходило для работы: это был своеобразный резак на длинной ручке с режущим колесом с одной стороны и маленьким обычным колесом с другой. Режущее колесо, конечно, должно было резать край газона по прямой линии, в то время как другое колесо помогало поддерживать и балансировать аппарат и придавать ему силу. Использование этого орудия требовало большого усилия, чтобы резать что-нибудь вообще, так как его нож был не очень острым; кроме того, даже когда им пользовался сильный человек, было необходимо "выравнивать" край после этой машины садовыми ножницами, с длинными ручками и выпрямлять бордюр или край.
Я так заинтересовался ее подходом к этой работе, а также ее способом ведения дела, что очень мало работал сам и все наблюдал за ее работой. Она ходила очень грациозно, дыша деревенским воздухом, восхищаясь цветами, и, как она выражала это, "погружаясь в природу"; она также сказала мне, что "наблюдает" себя в каждый момент работы, и что она поняла, что одно из достоинств этого упражнения состоит в том, что оно может, хотя и с продолжительной практикой, сделать каждое движение собственного тела гармоничным, функциональным и, поэтому, красивым.
Мы работали вместе на этой работе несколько дней, и, хотя я должен был подравнивать все края и бордюры после нее ножницами, ползая на четвереньках, я получал от этого большое удовольствие. Я давным-давно отбросил идею, что работа в Приэре должна производить ожидаемые результаты (за исключением, конечно, кухни); эта работа делалась для пользы своего "я" или внутреннего существа. Я часто находил очень трудным сосредотачиваться на этих неочевидных результатах, и мне было значительно легче просто стараться выполнить видимую, очевидную физическую задачу. Мне просто доставляло удовольствие получать красивый, ровный край газона или цветочной клумбы. С леди все обстояло не так - ясно поняв, что я следую за ней и переделываю всю ее работу, она объяснила мне, что пока наши "я" или "внутренние существа" извлекают выгоду из того, что мы делаем, не имеет значения сколько времени займет работа, хоть целый год - в действительности, если мы никогда не закончим ее, это не имеет значения.
Леди нравилась мне; я, конечно, наслаждался, будучи ее временным "боссом" и должен был признать, что она красиво выглядела на газонах, была упорной и регулярно являлась для работы, даже хотя, казалось, не достигала там никаких видимых результатов. Также из всего, что я знал, она могла делать много полезной работы для своего "внутреннего существа". Я должен был признать, что она, очевидно, доказала свои слова, что действительные результаты - на земле, так сказать - не очень важны. Земля в Приэре была свидетельством тому - разбросанная в беспорядке, так как многие начатые проекты оставались незаконченными. Все работы по выкорчевыванию деревьев, разведению новых огородов и даже по строительству зданий, которые оставались незаконченными, свидетельствовали о том, что физические результаты не имеют значения.
Я был огорчен, когда наша работа на газонах подошла к концу, и остался доволен нашим с ней обществом, хотя и сомневался в пользе, которую она приобрела за эти несколько дней. Это дало мне несколько иную точку зрения на школу и ее цели. Когда я понял, что никакая работа, которую нужно было сделать, с простой точки зрения, никогда не считалась важной; что там была другая цель - вызвать трение между людьми, которые работали вместе, а также, возможно, другие менее ощутимые или видимые результаты - я также предположил, что действительное выполнение самой задачи имело, по крайней мере, какую-нибудь ценность. Большинство моих работ до того времени поддерживали этот взгляд: несомненно, имело значение, например, что цыплята и другие животные были накормлены, что тарелки, горшки и кастрюли на кухне были вымыты, что комната Гурджиева была хорошо убрана каждый день - с пользой или без пользы для моего "внутреннего я".
Каковы бы ни были мысли, которые были у меня обо всем этом и о леди она уехала через две недели и казалось чувствовала себя "неизменно обогащенной". Действительно ли это было так? Даже если ее посещение не дало ей ничего, оно усилило во мне необходимость переоценки Приэре и причин его существования.
34.
Моей следующей работой был ремонт крыши дома изучения. Конструкция крыши состояла просто из балок, помещенных таким способом, что они образовывали остроконечную крышу с расстоянием между верхушкой крыши и потолком в центре приблизительно восемь футов. Балки были на расстоянии одного ярда - вдоль и поперек - и были покрыты толем, начавшим протекать в различных местах. Работа оказалась возбуждающей и несколько опасной. Мы поднимались на крышу по лестницам, затем было необходимо идти, конечно, только по балкам. Было также необходимо нести с собой по лестницам рулоны толя и ведра или бадьи горячего гудрона. После нескольких дней прогулок по четырех или шестидюймовым балкам мы стали довольно искусными в этой работе и даже начали испытывать свое мастерство в беге по балкам с бадьей горячего гудрона, балансируя рулоном толя на плечах.
Определенно, наиболее смелым, искусным и безрассудно храбрым среди всех нас был один молодой американец, который находился в Приэре впервые и был не только очень энергичным парнем и большим любителем посоревноваться, но также думал что, все в Приэре было "собранием бессмыслицы".
Приблизительно через неделю он довел свою ловкость до такой степени, что никто из нас даже не пытался состязаться с ним. Даже тогда он оказался неспособным остановиться и перестать хвалиться и продолжал демонстрировать свое превосходство над всеми остальными. Его поведение начало раздражать и нервировать всех нас; мы не зашли так далеко, чтобы ожидать, что с ним может произойти несчастный случай - любой такой случай мог быть очень опасным, так как это была высокая крыша - но начали стремиться к чему-нибудь, что положило бы конец этой браваде.
