Илья Колосов - 26-й час. О чем не говорят по ТВ
— А что, кроме инфляции?
— Ты о чем?
— Ну что еще плохого в высоком курсе доллара, кроме инфляции?
— Здрассьте! Я об этом уже почти целую книжку написал, а ты спрашиваешь…
— Мне непонятно вот что. Ведь высокий или низкий курс доллара — это ж все относительно. Пусть бы установился на определенной отметке, хоть 35 рублей за доллар, но чтоб больше не мотыляло его вверх и вниз и чтоб ЦБ, Минфин и сырьевики перестали бы делить свеженапечатанные рубли. Тогда, глядишь, и наладилось бы все…
— Насчет относительности ты прав. Но не нужно забывать, относительно чего мы эту относительность вычисляем. Тот самый Паритет Покупательной Способности. Он и определяет недопустимость ситуации, когда валютный курс сильно отличается от паритетного. Пусть бы валютный был хоть 50, хоть 100 рублей за доллар. Но тогда ты сначала обеспечь население достаточным количеством рублей, чтобы паритетный курс был таким же, чтобы каждый мог купить нужный товар и поддержать своими деньгами производителя. Иначе у тебя денег не хватит вначале на импортные товары, а потом и на отечественные, потому что сырьевая составляющая в них будет рассчитана не по паритетному, а по завышенному биржевому курсу. Чтобы понять, как вся эта система отражается на конкретном производстве, лучше рассмотреть конкретный пример.
Допустим, имеются два металлургических предприятия. Чтобы далеко не ходить — пусть эти предприятия производят кастрюли. Одинаковые кастрюли. При этом первый завод на каждую кастрюлю расходует вдвое больше ресурсов (электроэнергии, сырья, сопоставимой рабочей силы), чем второй. То есть если первый завод на производство условной кастрюли стоимостью один доллар по мировым ценам затрачивает ресурсов на внутреннем рынке на двадцать рублей, то второй — всего на десять. Очевидно, что второй завод вдвое эффективнее первого. Допустим теперь, что по тем или иным причинам первый завод экспортирует свою продукцию и получает за нее доллары, а второй продает ее на внутреннем рынке. Первый, продав продукцию за рубеж на один доллар, возвращается с этим долларом в страну и получает на валютной бирже тридцать рублей. При этом ЦБ печатает и вбрасывает на рынок лишние рубли, чтобы удержать валютный курс на таком уровне. В результате этот завод получает на каждые потраченные двадцать рублей — тридцать рублей дохода, то есть 50 %-ную рентабельность на каждом цикле, и процветает.
Второе, вдвое более эффективное, предприятие, которое решило делать кастрюли для своих сограждан, в лучшем случае работает в ноль. Потому что у покупателя, то есть у тебя, денег нет, чтоб купить его кастрюлю не то что за 30 рублей, а даже за 20, и даже за 5. Покупаешь ты ее только за 4. Но поскольку ЦБ искусственно держит высокий валютный курс и для этого проводит рублевую эмиссию, то стоимость кредита в стране уже гораздо выше, чем за рубежом. И в конечном счете, если стоит выбор между этими предприятиями, то второе закрывается, а первое удваивается. То есть побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто продает товар за валюту.
— Минуточку! А кто мешает второму предприятию тоже экспортировать свой товар? Никто не виноват, что там руководители мышей не ловят!
— Слушай, а нам что же, без кастрюль оставаться? Но не в этом даже дело. Чтобы разобраться досконально, возьмем тогда не кастрюльное производство, а продовольствие. Допустим, второе предприятие — это молокозавод, выпускающий, например, творог или сметану. Очевидно, что такой завод по целому ряду причин вынужден работать на внутренний рынок. На творог стоимостью один доллар по мировым ценам внутренних ресурсов у него уходит на десять рублей. Однако в конечном счете он будет закрыт, хотя вдвое эффективнее первого металлургического завода.
— А почему он будет закрыт? Его прямой конкурент тоже ведь не может свой творог на экспорт отправлять.
— Потому что кастрюльное производство фактически зафиксировало некое соотношение, которое не имеет ничего общего с нормальным и которое в конечном счете разбалансирует всю систему. Мы вывезли из страны товара на 20 рублей, а получили за это доллар. При том, что нормальное соотношение — 4:. Мы продали ресурсы нашей страны гораздо дешевле. То есть, по большому счету, страна работает себе в убыток. Это во-первых. Во-вторых, металлургический завод узаконил сверхрентабельность при неэффективности. И кредитовать банкиры будут именно его, а вовсе не молокозавод, который останется в итоге без кредитов. И в-третьих, молокозаводу теперь тоже приходится работать в условиях, где ресурсы, реальная стоимость которых 10 рублей, отечественный сырьевик может реализовать в стране не за 10, а за 20. И значит, творог этого молокозавода — в цене которого и корм скоту, и удобрения, и электроэнергия, и упаковка — тоже будет обходиться со временем не в 10 рублей, а в 20. А емкость рынка — не забывай! — все та же. Не продашь ты свой творог дороже, чем за 4. И тогда — все. Сворачивай лавочку.
Соответственно, работники молокозавода и всей цепочки производителей до него потеряют работу, предприятие — прибыль, общество — налоги и так далее.
— И что, все мы без творога останемся?
— Ну что ты! Конечно, нет. Творог или сметану к нам завезут из Финляндии. Только стоить они будут подороже и покупать их будут только те, у кого есть валюта и кто сможет ее поменять на рубли по завышенному курсу.
В результате лучшие предприятия страны не работают, специалисты отпущены, оборудование разворовывается или продается за бесценок, часто на металлолом, здания ветшают, технологии утрачиваются, наука разгромлена. Те, кто еще работает, не возвращают в нужном объеме амортизационные отчисления, то есть не обновляют производственный фонд, а проедают ранее накопленный потенциал. Они обречены. Как Саяно-Шушенская ГЭС.
При этом главнейшей проблемой, возникающей в качестве последствия, является то, что пирамида рентабельности, если так можно выразиться, поставлена с ног на голову.
— Что такое пирамида рентабельности?
— Это когда твой доход напрямую зависит от сложности продукции, которую ты выпускаешь. Если твоего умения и образования хватает лишь на то, чтобы выкапывать из земли руду или рубить лес, — то ты и жить должен не лучше, чем землекоп или лесоруб. Но если ты из этой руды делаешь самолет, а из бревен уникальные архитектурные сооружения — твой доход должен быть несравнимо большим. Почему? Да потому, что общество вложило немалые средства в твое образование, оно концентрировало материальные ресурсы для возведения авиапредприятия, оно создавало инфраструктуру района, в котором ты построил дом. И теперь, чтобы затраты эти были оправданы, правильно организованное общество получает с тебя налог. Но не такой, как с лесоруба, а уже как с инженера. Иначе все эти затраты — от образования до инфраструктуры — становятся пустой тратой времени и денег. А если страна не может получить с тебя такой налог, если доход инженера в разы меньше, чем у чудака с лопатой, то все общественные слои, которые в случае с инженером были востребованы, теперь не нужны. Ни преподавательский состав в школе, ни профессура в вузе, ни Автопром, ни авиация, ни космос, ни медицина, ни армия (как это ни странно, армия тоже перестает быть нужна, поскольку единственное остающееся богатство — сырье — мы сами отдаем, и завоевывать нас не нужно). Я, кстати говоря, тоже не буду нужен в таком обществе. Информация и публицистика редко бывает востребована землекопами. Развлекательные программы и сериалы — это да.
Итак. Пирамида рентабельности в современной России поставлена с ног на голову.
Вся продукция сколько-нибудь высокой степени передела имеет нулевую, а далее — отрицательную рентабельность.
Дело в том, что сырьевики, имея подаренную им якобы высокую прибыльность при продаже продукции на экспорт, пытаются довести цены на сырье в рублях на внутреннем рынке до экспортной цены. Причем цену эту они вычисляют по валютному курсу, то есть с учетом подаренной им надбавки. Мол, там мы получаем столько-то, а значит, внутри страны мы должны получить приблизительно столько же, может быть, за вычетом стоимости транспортировки за рубеж, иначе нам, мол, невыгодно продавать продукцию на внутреннем рынке. На самом деле, как мы показали выше, за цены «там» берутся цены как минимум удвоенные за счет дотаций внутри страны.
На этом фоне вовсю эксплуатируется тезис о якобы более низких в России, чем в мире, ценах на сырьевые ресурсы, в частности энергетические. Обман состоит в том, что в тех странах, которые мы отождествляем с мировым рынком, валютный и паритетный курсы приблизительно равны, и, соответственно, пересчет по валютному курсу несущественно отличается от пересчета по паритетному курсу.
Вообще не существует понятия мировой цены на отдельно вырванный из общего ряда продукт. Это лишь упрощение речи. На самом деле речь идет о мировой структуре цен, по крайней мере на базовые ресурсы.
