Абрахам Фоксман - Евреи и деньги. История одного стереотипа
Как мы уже убедились, замечание Твена о том, что евреи в XIX веке неизменно были успешнее неевреев в бизнесе, не совсем соответствует действительности. Как и сегодня. Однако в его словах есть безусловное зерно истины: если неевреи принимают формулу «успешный капиталист = еврей», то отношение этих неевреев к евреям отражает всю неоднозначность их отношения к богатым людям в целом. А образ еврея становится громоотводом, притягивающим все смешанные эмоции людей по поводу денег, богатства и связанного с ним могущества.
Однако немного дальше в том же очерке («По поводу евреев») Марк Твен и сам совершенно четко проявляет подобную неоднозначность, когда пишет о Теодоре Херцле, первом сионистском лидере.
...Вы уже слышали о его плане? Он хочет собрать в Палестине евреев со всего мира и дать им собственное правительство – под сюзеренитетом султана, я полагаю. В прошлом году [1897] на конференции в Берне были делегаты отовсюду, и они поддержали это предложение. Я не султан, поэтому и не возражаю; но если в любом свободном государстве (за исключением Шотландии) вдруг возникнет опасность концентрации такого количества хитрейших мозгов в мире, то политикам необходимо этому помешать. Нехорошо, если эта раса поймет свою силу. Ведь если бы лошади узнали о своей силе, мы больше никогда не рискнули бы поднимать их на дыбы.
Видимо, эпитет «хитрейшие мозги в мире» применительно к евреям следует рассматривать как комплимент. Но сравнивать нас с лошадьми?
Уверен, что Твен говорил это с иронией. Однако стереотипы остаются стереотипами, и они причиняют нам боль.
В своей книге «В бережливость мы верим» журналистка Лорен Уэбер точно уловила смысл нашего неоднозначного отношения к деньгам.
...Для многих иммигрантов крайняя бережливость (часто вкупе с крайней бедностью) была вовсе не путем к независимости, который избрали для себя мелкие фермеры революционной эры. Нет, таким способом они хотели подключиться к показному потребительству, с которым для них ассоциировались Соединенные Штаты. Иммигранты (евреи, китайцы и другие) обычно экономили каждый грош не для того, чтобы обрести наконец-то собственный домишко где-нибудь в глуши.
Нет, они надеялись таким образом накопить на большой дом в престижном квартале (или послать своих детей в учебное заведение Лиги плюща, чтобы хотя бы они когда-нибудь пожили в большом доме в престижном квартале). Как и всех других иммигрантов, их тоже захватила американская «игра в йо-йо» – беспрестанное метание между бережливостью и расточительством. Тем не менее, находясь в плену массы порой противоречивых стереотипов, они не всегда могут влиться в общий поток американского общества.4
Нет ничего необычного в том, что общество выражает свое неоднозначное отношение к культурным и моральным ценностям путем выделения какого-нибудь меньшинства, которое служит объектом агрессии и тревог. Нечто подобное мы наблюдаем в сфере сексуального поведения. Большинство американцев говорят о своей вере в семейные ценности, в том числе и в единобрачие между представителями разных полов, хотя это не мешает им предаваться (часто тайно) сладострастным утехам, щедро предлагаемым нашим обществом XXI века, в котором чрезвычайно важное место отводится сексу.
Чтобы справляться с возникающими при этом мощными внутренними конфликтами, некоторые люди и группы избирают такой путь: выделяют некое меньшинство – геев, например – и делают их символом тех опасностей и безнравственности, которых сами боятся. Если же речь идет о противоречивом отношении американцев к деньгам, то мальчиками для битья часто избирают евреев.
Как отмечал Марк Твен, смешанные чувства по поводу богатства легко преобразуются в простую зависть к более успешным людям. Далее эта зависть быстро становится черной и ядовитой, если «наши люди» считают, что эти «другие», кому «просто больше повезло», получили свое богатство незаслуженно. В своей недавней книге «Капитализм, коммунизм и евреи: как мир стал таким, какой он есть» историк Джерри Мюллер заметил:
...[Экономист] Йозеф Шумпетер рассматривал такое негодование как почти неизбежный побочный продукт динамизма, характерного для капитализма; а [экономист] Фридрих Хайек отмечал, что именно евреям часто приходилось выдерживать основное бремя этого негодования. Неприязненное отношение происходило не только от низших классов, но и от членов некогда высших, когда они обнаруживали, что теряют свой относительный социальный статус при перетекании капиталов от прежних нуворишей к новым. В глазах прежних богачей создатели нового богатства являются по определению наглыми и агрессивными выскочками.5
«Наглые и агрессивные». Так и слышится голос антисемитски х предубеждений в этом столь привычном описании успешных евреев. Подобные речи часто произносят люди, которые в обычных обстоятельствах восхищаются теми, кто собственными силами добился материального благополучия. Но, очевидно, правила меняются, когда героем (или героиней) истории успеха оказывается еврей.
Далее Мюллер процитировал комментатора Томаса Соуэлла, который, будучи афроамериканским консерватором, не понаслышке знает о социальных и психологических трениях, существующих между меньшинствами и основным населением.
...В то время как некоторые наблюдатели считают решимость и изобретательность успешных представителей меньшинств достойными восхищения и подражания, другие воспринимают подъем бывших аутсайдеров от нищеты к процветанию пощечиной, личным оскорблением. Ведь если признать достижения выходцев из низов, то возникает вопрос: почему люди ничего не достигли, хотя, в отдельных случаях, имели более благоприятные стартовые условия. Эго завистников не страдает от существования людей, родившихся богатыми; эти счастливчики не вызывают у завистников негодования или враждебности. Но совсем другое – враждебное – отношение к представителям меньшинств, которые сделали себя сами. И любой, кто предлагает альтернативное объяснение их успеха – например, назвав их «паразитами» или «кровопийцами» – во многих странах становится популярным. Кое-кто из таких толкователей даже делал себе на этой популярности целую карьеру, создавал целое движение. Когда людям предлагают выбор – презирать себя как неудачника или ненавидеть других за их успех, то они редко выбирают первое.
Последнее наблюдение Соуэлла – прямо в яблочко. Ненависть к «другим» во многом определяется неуверенностью в себе, сомнениями в собственных силах и стыдом за свои неудачи. Намного проще направить эти эмоции наружу, на вымышленного врага, чем самому себе признаться в том, что источник негативных эмоций – ты сам и твои слабости.
Повторю: напряженность между христианами и иудеями – а часто и внутри самой еврейской общины – связана с нашим неоднозначным отношением к деньгам. Если вы все еще сомневаетесь в этом, то предлагаю ознакомиться со статьей, опубликованной в издании Jewish World Review («Всемирное еврейское обозрение»).6 Поводом для ее написания стало несогласие автора с деятельностью Антидиффамационной лиги.
Автор статьи под названием «Евреи и деньги: когда антисемитизма нет» – раввин Ави Шафран. Он раскритиковал АДЛ за ее реакцию на ситуацию, о которой я говорил выше в нашей книге: два лидера Республиканской партии в штате Южная Каролина пытались сделать комплимент сенатору Джиму Деминту, консерватору в финансовых вопросах, сравнив его с финансово успешными евреями. Слова Эдвина Мервина и Джима Алмера имели такой смысл: согласно поговорке, богатый еврей не рубли копит, а копейки, а уж копейка сама рубль бережет. По мнению ребе Шафрана, директор юго-восточного регионального отделения АДЛ слишком бурно отреагировал на использование политиками этого национального стереотипа, даже несмотря на то что они впоследствии попросили прощения. «Не понимаю, зачем продолжать обсуждение неудачного комментария, если его авторы уже извинились», – заметил Шафран.
Я бы не хотел возобновлять дискуссию по поводу этого довольно мелкого инцидента (хотя и показательного). Однако меня заинтересовали следующие слова ребе Шафрана о противоречивом происшествии в целом.
...Самое удивительное в этой истории – для меня, по меньшей мере, – почему вообще возникла обида. Почему приписывание успешным евреям такого качества, как финансовая ответственность, оскорбительно?
Ведь южнокаролинцы не обвинили евреев в нечестности или скаредности. Они просто приписали нам, евреям, – материально успешным среди нас, – глубокое понимание того факта, что даже мелочи имеют свою цену. С каких это пор бережливость стала пороком?
Думаю, приблизительно с тех пор, когда вокруг нас воцарилась культура безудержного и расточительного потребительства, когда для людей идеалом стало умение «жить сегодняшним днем» (или, если не смягчать выражений, «не думать о будущем»). Но каким бы ни был источник этой распущенности, нет ничего постыдного в представлении о том, что все имеет свою цену. И действительно, это суть еврейское представление, ибо в Талмуде сказано: «От каждого гроша зависит большая сумма» (Бава Батра, 9Ь).
