Павел Мельников-Печерский - Очерки поповщины
Чтобы положить конец раздорам и несогласиям из-за этого предмета, собрался в 1779 году в Москве собор. На этом соборе, открытом ноября 1-го в доме московского купца Ямщикова, собрались представители поповщинских общин и ветковского и дьяконова согласий, из Москвы, Стародубья, Скопина, Керженца,[188] Иргиза, Галича и других мест. Собрания происходили в домах Ямщикова, Павлова и Мальцева до половины февраля. Большинство решило «перемазывать», то есть ветковское согласие взяло верх. К этому пристало московское общество, представители Керженца, Иргиза и др. мест. Перемазывание означало большое удаление от господствующей церкви. По каноническим правилам, перемазывают схизматиков или раскольников, а подцерковников, то есть не отделившихся от церкви, а только уклонявшихся от нее, принимают лишь по проклятии ересей. Меньшинство (дьяконовщина), во главе которого был Никодим, не соглашалось посредством перемазывания удалиться от господствующей церкви и признать ее таким образом расколом. Произошло разделение. Партия перемазанцев хотя и желала архиереев, но полагала, что «нужды ради» можно как-нибудь и без них обойтись. Мира без архиерея сварить нельзя — так сварил его на Рогожском кладбище поп Василий. Никодим с своей партией отвергал такое миро и желал епископа.
Никодим уехал из Москвы в свой монастырь, что в Стародубье, подле Злынки; но единомышленники его остались и в Москве, и в Торжке, и даже на Керженце и Иргизе, хотя и малочисленные. Между ними происходили частые и деятельные сношения по предмету искания архиерейства.
Еще до собора, бывшего в Москве, в том же 1779 году, Никодим, поп Михаил Калмык, купец Кузнецов и другие ревнители старообрядства, дьяконова согласия, жившие в Стародубье, решились, по прежним примерам, искать себе архиерейской хиротонии на Востоке. Война с турками кончилась — проехать было можно. И снарядили они посольство в Грецию и Палестину, чтобы пригласить кого-либо из греческих православных епископов перейти в старообрядство и поселиться в Стародубье. Мало сохранилось известий об этой посылке, но и по отрывочным известиям, до нас дошедшим, видно, что она была задумана точно на таких же основаниях, на каких десятка три лет тому назад московские старообрядцы снарядили посольство для отыскания архиерея и водворения его в Белой-Кринице. Монах Иоасаф, принадлежавший к ветковскому согласию, из главного стародубского монастыря Покровского, что в слободе Климовой, и другой стародубский инок, по имени Рафаил, отправились на Восток. Современник этой посылки монах Виталий[189] в своем сочинении «О церкви и раскольниках» рассказывает, что Иоасаф, завидуя богатству и славе попа Михаила Калмыка, бывшего в то время как бы патриархом старообрядства, обратился к дьяконовцам с предложением ехать в многотрудное путешествие для отыскания какого-либо восточного архиерея, а сам думал о том, как бы самому надеть омофор. У Рафаила то же было в уме. Оба посланца, разъезжая по Востоку, не очень хлопотали о приглашении тамошних архиереев в Россию, в среду старообрядцев, а больше искали хиротонии собственно для себя. Не с одной тысячей стародубских червонцев отправились они в Константинополь, но тут не нашли желаемого. Из Царьграда поехали на Афон; здесь, в 1781 роду, епископ Герасим посвятил Иоасафа в иеромонахи, но преподать ему архиерейскую хиротонию без патриарха не решился. Из Афона стародубские паломники отправились в Иерусалим. Видя, что ни один митрополит или епископ греческий не посвятит их в архиереи, решились они обратиться к самому патриарху. В Иерусалиме был тогда патриарх антиохийский Даниил. Не имея понятия о русском расколе и желая побольше денег «на выкуп христиан из турецкой неволи», как объяснил он свою симонию, патриарх Даниил посвятил Иоасафа в архимандриты, но в архиереи не посвятил. «Привезешь другую тысячу червонцев, — говорил он, — посвящу и в архиереи». Столько денег у Иоасафа налицо не было, и он воротился в Россию за червонцами в ноябре 1782 года, когда в Стародубье о заграничном епископстве уж и думать перестали по причине совершенно изменившихся обстоятельств.[190]
Виталий, из сочинения которого мы заимствуем этот рассказ, не говорит о дальнейшей судьбе Рафаила. Теперь известно, что он, вероятно, имея не одну тысячу червонцев, получил от патриарха Даниила хиротонию, но, возвращаясь в Россию, умер где-то в Турции.[191]
В то время, когда Иоасаф и Рафаил странствовали по Востоку и без согласия стародублян добывали для себя в Иерусалиме архимадричьи шапки и архиерейские омофоры, поп Михаил Калмык и Никодим, думавшие уже, что посланцы их где-нибудь запропали, получили из Ветки, тогда уже вошедшей в пределы империи, известие, что в Подолии,[192] в местечке Немирове, временно проживает греческий митрополит Евсевий, который не прочь посвятить для старообрядцев епископа. Рядом с Немировым расположены по берегу Буга старообрядческие слободы: Борская, в которой некогда проживал Афиноген, Курник, Перепеличье и другие. Они находились еще под владычеством Польши. Ветковские отцы из монастырей Лаврентьева, Пахомиева и Макариева писали в Злынку к попу Михаилу Калмыку и Никодиму, чтоб они вошли в сношения с Евсевием и уговорили его за известную плату посвятить какого-либо старообрядца в епископы. Никодим, с свойственною ему энергией, схватился за этот нежданный, негаданный случай. Бог знает, воротятся ли Иоасаф с Рафаилом, думал он, а если и привезут они епископа, лишний не помешает. И начались в стародубских и ветковских слободах совещания, кого бы послать к Евсевию в Немиров для получения хиротонии. В совещаниях прошло немало времени. Наконец избрали находившегося в Малиновоостровском монастыре, что неподалеку от Злынки[193] и близ монастыря Никодимова, беглого иеромонаха Иосифа и послали его в Немиров. Но он не застал Евсевия в этом местечке за десять дней до его приезда, митрополит уехал в Грецию.
В 1781 году Никодим и поп Михаил Калмык были в Вешенках, имении графа Румянцева-Задунайского, тогда главного начальника Малороссии, к которой причислялось и Стародубье. Разговаривая с ними о старообрядстве, герой Кагула коснулся необходимости для церкви архиерейского сана и подал собеседникам мысль искать епископа не крадучись, а путем законным, то есть просить императрицу и синод о назначении особого для них архиерея и таким образом воссоединиться с православною церковью. Никодим и Михаил сомневались в успехе, но Румянцев обнадежил их, обещая и с своей стороны ходатайствовать пред государыней и синодом. Начались у стародубской дьяконовщины совещания об этом предложении Румянцева, начались частые и деятельные сношения с одноверцами, не принявшими в 1779 году московского догмата о «перемазании» и жившими в Москве, Торжке, на Керженце, в Нижнем Новгороде и других местах. В сентябре 1781 года Никодим писал уже о намерении своем к знавшему его лично и любившему входить с ним в богословские споры, всесильному князю Потемкину. Потемкин, так же, как и Румянцев, обещал старообрядцам свое ходатайство и обнадеживал, что императрица и митрополит петербургский Гавриил непременно согласятся дать им особого епископа, для служения по старому обряду. В начале 1782 года Никодим был в Петербурге; Потемкин представил его Екатерине. Она также обнадежила его, что им дадут законных священников и архиерея для служения по обрядам дониконовским, если на этом условии они согласятся воссоединиться с православием. Никодим вместе с другими старообрядцами был не раз и у митрополита Гавриила и много говорил с ним об этом предмете. Наконец решились подать просьбу об епископе.
По возвращении из Петербурга, в том же 1782 году, Никодим и другие согласные с ним искали по России законного архиерейства. Они ездили в Новгород, в Новый Иерусалим, в Задонск, в Нижний Новгород приглашать к себе живших там на покое, оставивших свои епархии, русских архиереев. Прежде всего обратились они к епископу воронежскому Тихону, жившему с 1767 года на покое в Задонском монастыре. Благочестивая, истинно христианская жизнь этого святителя, его учительное слово были известны и старообрядцам. Вообще нерасположенные к православному духовенству, особенно к высшему, не могли они не отдавать полной справедливости святой жизни Тихона, и теперь Никодиму и его единомысленникам особенно хотелось, чтобы во главе их стал такой благочестивый святитель. К нему в Задонск приезжал из Москвы один саратовский купец и, говоря, что уже императрица согласна дозволить иметь особого епископа для служения по старому обряду, просил дать свое согласие на поступление к ним. Святитель Тихон не дал прямого ответа, но сказал: «К чему же я приступлю? Пока вы сами еще пусты!»
Другие старообрядцы ездили из Москвы в Новый Иерусалим, где в то время жил на покое бывший крутицкий епископ Сильвестр, но и от него не получили прямого ответа. Нижегородские старообрядцы обращались к проживавшему с 1778 года в тамошнем Печерском монастыре, бывшему рязанскому епископу Палладию. Этот также не дал решительного ответа, но сказал: «подумаю». Наконец из Торжка ездили старообрядцы в Новгород, где в Юрьеве монастыре жил Иоанникий, бывший викарий новгородского митрополита, епископ коломенский и кексгольский. Что отвечал им Иоанникий — не знаем, хотя новоторы и уверяли своих одноверцев, что он уж согласился перейти к ним.[194]
