Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6473 ( № 30 2014)
Розен стал печально кивать.
– Разве Белый генерал мог такое предположить? – продолжал Вяземский.
– Да… Михал Дмитрич… хотя он был светлая голова, думаю, он быстро расставил бы всё на свои места.
– Согласен, поэтому генерала Скобелева так все и ценили, не за одну только храбрость… – Вяземский был вынужден прерваться, потому что открылась дверь и в светёлку вошёл адъютант.
– Прошу! – обратился к нему Розен. – Мы уже обедаем. У вас новости?
– Мимо совершает променад рота пластунов, просятся рядом на ночлег, не будет ли каких распоряжений, господин полковник?
Вяземский вскинул глаза и произнёс:
– Это очень кстати, Константин Фёдорович!
Розен посмотрел на Вяземского.
– Это очень кстати, Константин Фёдорович! – повторил Вяземский.
– Да, да, конечно, пусть у нас переночуют, а заодно и покушают.
– Слушаю, господин полковник, разрешите выполнять? – спросил Щербаков.
– Выполняйте, голубчик.
* * *
Ветер согнал на сторону тучи, и над широким заснеженным полем повисла яркая луна.
«Будто электричество на Невском!» – подумал Вяземский.
«Аки факел на стенке!» – поглядывал на луну Четвертаков.
– Не заблудишься, Четвертаков? – спросил Вяземский.
– Как же, ваше высокоблагородие, скажете тоже. Коли я заблужусь, так мне в тайгу, домой-то, и вертаться будет заказано, хозяин уважать не станет.
– А то, что днём там были, ничего?
– А мне всё едино, што день, што ночь, вона, как луна вся вызверилась на небе!
Ровно под луной чернела деревня, а с северо-запада острым углом в деревню упирался непроглядный лес.
– Галопом ма-арш! – скомандовал Вяземский, тронул поводья и его чистокровная пошла махать по наезженной санями дороге между полей.
«Экий он всё-таки! – глядя в спину Вяземскому, думал Четвертаков. – Десятиаршинный, недаром, из кавалеров!» – слово кавалергард ему не давалось. Кешка видел таких на цирковых афишах в Иркутске и в Москве, только сам в цирк не попал, однако после увиденного и не надо было, а то вдруг там хуже?
Вяземский первым выехал на большую, залитую лунным светом поляну, куда вчера стреляла германская артиллерия, и подозвал командира роты пластунов. Четвертаков не отставал.
В лунном свете ротный и его конь представлялись, как нечто запанибратское: конь шёл вперёд, но голову повернул вбок, а ротный, хотя и сидел в седле, а смотрелось так, как будто бы он балансирует на подлокотнике кресла; и было совсем непонятно, как кубанка ротного могла держаться на его правом ухе, потому что над левым ухом ротного бушевал вихревой чуб.
– Ты погляди, а немчура своих так и не подобрала, – оглядывая поляну, промолвил Кешка Четвертаков. Ротный глянул на него и удивился, что унтер начинает разговор «поперёд» своего командира. Вяземский тоже посмотрел на Четвертакова, как тот понял, с укоризной. Он прикусил язык. Вяземский достал часы.
– Через пять минут, – сказал Вяземский.
После обеда и совещания у Розена, получив разрешение выполнить свой план, подполковник Вяземский набрал отряд добровольцев из состава полка и пригласил пластунов. Отдельно у ротмистра фон Мекка он испросил Четвертакова, как опытного следопыта и участника вчерашнего боя с прусскими уланами. Всего в отряде Вяземского получилось шестьдесят сабель, в числе которых было двадцать пластунов.
– Четыре минуты! – глядя на хронометр, вымолвил Вяземский.
Но только через семь минут вздрогнули кони, они первыми почувствовали, как под их ногами шевельнулась земля. Ещё через минуту отряд услышал звук артиллерийского залпа.
Вяземский подумал: «Опаздывают!» и посмотрел на Четвертакова.
– Тама! – махнул рукой Четвертаков на северо-запад и дал коню шпоры. Теперь он скакал впереди отряда.
По наезженным польским зимним дорогам отряд Вяземского скакал по три всадника в ряд. Луна светила ярко, снег отражал в полную силу, свет впитывался только в чёрные рощи и перелески.
Первые три всадника шли один за другим.
Четвертаков завидовал своей лошади, у неё были большие уши, он сейчас тоже хотел иметь такие большие уши, чтобы не ошибиться и не сбиться с направления.
Ротный пластунов тоже слушал, ему было важно определить расстояние до батареи и вовремя остановиться.
Четвертаков и ротный посмотрели на небо одновременно. С запада на луну наползали сплошные тучи и вот-вот должны были луну закрыть. На тучах снизу вспыхивали отсветы пушечных выстрелов.
«Теперя не ошибусь!» – удовлетворённо подумал Четвертаков.
«Везёт с-сукину сыну!» – подумал про Четвертакова ротный.
«Молодцы, ребята, хорошо своё дело знают!» – подумал про обоих Вяземский и стал вспоминать оперативную карту. По карте за деревней Бяла Мазовецка, откуда стреляла крупнокалиберная гаубичная батарея, по её окраине проходила железная дорога. Для германских артиллеристов это было удобно: отстрелялись и передислоцировались. Перед батареей в нескольких сотнях саженей должно сидеть передовое охранение, а перед ним дозоры разведки, значит?..
– Верста! – крикнул ротный. – Осталася верста, вашскобродие!
Вяземский пришпорил Бэллу и возглавлял скачку. Всего германцы дали одиннадцать залпов. Вяземский засёк, между залпами проходило до двух минут. Сейчас после залпа прошло уже больше трёх минут, и получалось, что этот залп последний. Если так, то весь план подобраться как можно ближе к батарее, пустить вперёд пластунов, они вырежут разведку и охранение, а потом наскочить на батарею и забросать её гранатами может сорваться.
– За мной! По два в ряд!
Подполковник Вяземский пустился через поле, теперь он и сам знал, где находится германская батарея. Облака закрыли луну, светлым осталось заснеженное поле, землю подморозило, наст был неглубокий, здесь было просторно и снег сдувало ветром. Вяземский помнил, где на облаках отражались сполохи от выстрелов и правил Бэллу. О том, что его Бэлла могла споткнуться, не думал.
«Сейчас главное не осторожничать!» – думал он, слушал топот скачущих сзади драгун и смотрел вперёд. Увидел вспышки, это стреляли пулемёты, до них осталось саженей сто пятьдесят. Он глянул на ротного и на Четвертакова, те скакали на полкорпуса сзади и за ними скакали пять с лишним десятков всадников. Германским пулемётчикам было трудно попасть в темноте в узкую, только угадывающуюся на поле под плотным чёрным небом цель. Вяземский показал ротному на пулемёты и замедлил ход. Тот привстал в стременах, повернулся и козырнул, он обогнал подполковника, и пластуны потянулись за ним. Вяземский видел, как двадцать пластунов пополам разделились на две стороны, проскакали ещё саженей пятьдесят, соскочили с коней, повалили их и сами исчезли в снегу. Он услышал, как по ним стреляют, вспышек стало много, и он снова пришпорил Бэллу.
«Пройти охранение как шилом!» – стучала мысль.
«Проскочить охранение!» – понимал действия командира эскадрона Четвертаков и, скрываясь от свистевших пуль, склонился к шее Красотки. Иногда он называл её Чесотка, потому что кобыла была с норовом.
Охранение оказалось в две линии, первыми лежали стрелки, за ними закопались две пулемётные точки, а за спиной пулемётчиков была железная дорога.
«Значит, батарея за железной дорогой, значит, надо проскочить. Хорошо, что Польша такая ровная и нет высоких насыпей». Однако через рельсы и по шпалам пришлось переходить шагом. Батарея расположилась на скотном выгоне Бялы Мазовецкой, растянувшемся вдоль железнодорожного полотна. На ровной площадке ещё пока стояли четыре мортиры и вокруг них суетились тридцать или сорок человек артиллерийской прислуги и охрана, ждали платформы.
– Руби! – крикнул Вяземский и пошёл на дальнее слева орудие.
На него стал набегать германец с длинной винтовкой, Вяземский застрелил его из револьвера. Второго германца он зарубил шашкой, третьего сшибла Бэлла, несколько человек побежали в разные стороны, и гоняться за ними было некогда, он только двоих застрелил, остановился около орудия, к нему присоединился вахмистр Жамин, Четвертаков и ещё несколько драгун его эскадрона, они стреляли по бегавшим немцам и ждали. Через несколько минут к ним подскакал эскадронный кузнец, он заклепал замок орудия и сбил панораму. Стволы орудий уже были в опущенном походном положении, и в ствол последнего, четвёртого, Четвертаков для верности заложил ручную гранату, она взорвалась, получилось как выстрел и им оторвало полголовы у драгуна Ивова. Вяземский это увидел, а Четвертаков нет.
«Ну что с ним сделать после этого, с варнаком сибирским?» – подумал Вяземский, и только мысленно развёл руками, он знал, что ему на это сказал бы каждый солдат, мол, жаль убиенного, однако и самому по сторонам «глядеть надобно». Кроме Вяземского свидетелем этого несчастного случая были кузнец и вахмистр № 1-го эскадрона Жамин.
