Неизвестен Автор - Из-под глыб (Сборник статей, Часть 2)
ЧАСТЬ II (ВОПРОСЫ - ОТВЕТЫ)
А. СОЛЖЕНИЦЫН (предлагает журналистам задавать сначала свои вопросы; он, А. С., запишет их, сгруппирует, а затем будет отвечать. В основном он хочет комментировать круг вопросов вокруг сборника "Из-под глыб"): Господа, я начинаю отвечать с вопросов, которые прямо относятся к теме сегодняшней пресс-конференции. Это вопрос от "Дейли Телеграф": Есть ли у меня ясная политическая программа? Ну, у меня, и очевидно, у наших соавторов по сборнику. И примыкающий сюда вопрос от "Немецкой волны": Если будет развиваться дискуссия, к которой я призываю, не приведет ли это к новому кровопролитию в Советском Союзе? Я хотел бы подчеркнуть, что направление нашего сборника и программа соавторов нашего сборника ни в коем случае не политическая. Наша программа лежит в другой плоскости, не в той плоскости, где спорят демократы (у нас там направления: демократы, социал-демократы, либералы и коммунисты допотопные), а в плоскости нравственной. На днях я написал об этом в письме американскому Сенату - сейчас во всем мире самое распространенное рассмотрение проблем - политическое или юридическое. В этой плоскости очень малые возможности, это бедная плоскость. Эта плоскость сводится к "левому" и к "правому". Но эта схема вообще бессмысленна - левые и правые. Достаточно поставить вопрос, кто такие большевики, стоящие у власти в Советском Союзе, чтобы понять бессмыслицу этого деления. Когда-то большевики были крайне левые... ну, из крайне левых партий России. Но вот они захватили власть, и утвердились на полвека. И кто они теперь - левые или правые? Тут на Западе осталось прежнее понимание левых и правых, а у нас оно перевернулось, у нас теперь, кто власть поддерживает, тот правый вроде, а кто против них, вроде левый. Я думаю, что это бедное рассуждение, в политической плоскости. Вообще пора нам всем оставлять его и подниматься над ним. Вот то письмо Гюнтера Грасса, о котором меня просят ответить (я потом отвечу), оно в этой политической плоскости, оно все лежит двухмерное - левое и правое. Смысл нашего сборника состоит в том, что мы должны отказаться от примитивных политических решений. Сейчас в письме американскому Сенату я тоже высказал эту мысль, что кризис, в который вошло человечество, есть кризис неведомого рода, мы просто не знали таких кризисов, в которые входим сейчас, - и Восток и Запад вместе - а мы пытаемся применять старую методику, старые методы прошлых веков. Например, сейчас на Западе есть сложнейшие экономические проблемы, ну, как инфляция, которые (мое убеждение) имеют происхождение не экономическое, а глубоко психологическое, мировоззренческое. Я здесь уже об этом написал, что мы противопоставляем решение в нравственной плоскости решению в политической плоскости. Для того, чтобы создать доброе справедливое общество, надо сперва стать людям хорошими. Для того чтобы создать справедливое доброе человечество, для этого надо установить сперва сердечные добрые отношения между нациями, что невозможно без национального раскаяния, без национального самоограничения. Вот почему программу, которую я предлагаю для моей страны, я называю "нравственной революцией". Эту программу я изложил в документе "Жить не по лжи". Как я только что говорил вам, Шафаревич в своей последней статье указывает, что для России все тривиальные пути завалены, и я своих соотечественников призывал не к политическим действиям, а к действиям чисто нравственным. Я и не хочу физической революции в своей стране, и никому вообще не желаю физических революций в мире, об этом я много раз писал. Но кроме того, я и выхода другого не вижу - как революция нравственная. Различие между физической и нравственной революцией можно сформулировать, например, так: физическая революция - пойдем резать другого и наверняка установится справедливость. Нравственная революция: пойдем жертвовать собой, и может быть, установится справедливость. Или в применении к жизни человека. Физическая революция: убивай другого; может быть, убьют и тебя при этом. Нравственная революция: ставь себя в такие положения, что тебя могут убить, но другого не убивай. Я хотел бы подчеркнуть, что нравственная революция не есть революция в нравах. Нет, больше. Это революция в обществе, это революционное изменение общественного устройства, но не физическими методами, а духовными. Кому-то и когда-то надо выйти из этого обреченного ряда - что вот еще один переворот, еще один раз будем резать, а потом уже будет справедливость. Вот пришла пора поставить точку и сказать: эпоха физических революций должна быть закончена! Десятки физических революций прокатились по миру и ничего не решили, хотя все обещали. Я нарочно здесь формулирую в таких общих выражениях, которые относятся и к Западу и к Востоку. А если говорить только о моей стране, это совершенно конкретная задача: люди должны выполнить нравственный подвиг, не политический, нравственный - прекратить поддерживать идеологическую ложь. И в результате этого нравственного шага десятков тысяч и сотен тысяч - даже не миллионов - идеология у нас упадет, ей не на чем будет держаться. А это приведет к коренному изменению всего, что делается в Советском Союзе. Меня спросили: не будет ли бОльшего кровопролития от дискуссии? Большего кровопролития, чем было от нашей покорности, не произойдет никогда. Мы потеряли 40 - 45 миллионов только на Архипелаге ГУЛАГе, а вместе с голодами целых областей, как Поволжья или Украины, вместе с уничтожением вне лагерей, по подсчетам нашего статистика Курганова, мы потеряли 66 миллионов человек. Этo нехватка по статистике, обратный расчет. Да, конечно, для властей это крайне неприятно, если будут отталкиваться от идеологии. Да, конечно, они могут не остановиться перед тем, чтобы за идеологическую, так сказать, ересь (с точки зрения властей) и убивать, как они сегодня убивают, только не прямо на улицах, не прямо пулеметами... То, что я предложил - "Жить не по лжи", моя программа предлагаемая - она так и построена: человеку не надо выходить на улицу, не надо брать оружия. Ему надо только отказаться ото лжи. Совсем недавно мне рассказывали московский эпизод: несколько человек поздно вечером ждут автобуса на остановке, там, на Профсоюзной улице. И какой-то чуть-чуть пьяный рабочий говорит: "А всего-навсего, сказал же Солженицын, надо не аплодировать". Вот, не аплодировать надо, и это уже почти половина дела, потому что онемеют партийные руководители, когда им не будут аплодировать. Более бескровного пути не могу предложить. Да, конечно, для властей это крайне неприятно, если будут отталкиваться от идеологии. Да, конечно, они могут не остановиться перед тем, чтобы за идеологическую, так сказать, ересь (с точки зрения власти) и убивать, как они сегодня убивают, только не прямо на улицах, не прямо пулеметами... То, что я предложил - "Жить не по лжи", моя программа предлагаемая - она так и построена: человеку не надо выходить на улицу, не надо брать оружия. Ему надо только отказаться ото лжи. Совсем недавно мне рассказывали московский эпизод: несколько человек поздно вечером ждут автобуса на остановке, там, на Профсоюзной улице. И какой-то чуть-чуть пьяный рабочий говорит: "А всего-навсего, сказал же Солженицын, надо не аплодировать". Вот, не аплодировать надо, первое самое - не аплодировать, и это уже почти половина дела, потому что онемеют партийные руководители, когда им не будут аплодировать. Более бескровного пути не могу предложить. Конечно, риск для тех, кто пойдет на это. Наши соавторы сборника, как видите, на это идут. И спрашивают здесь, является ли появление сборника частью разрядки? Нет. Никакого отношения к ней не имеет. История развития нашей страны в течение более полувека показывает, что единственный путь нам делать историю, это самим становиться на ноги. Что дожидаться того, что следующее поколение руководителей будет мягкое, как советуют допотопные коммунисты у нас, типа братьев Медведевых, безнадежно. Вот в нашем предисловии к сборнику написано: "Ожидая от истории дара свободы и других даров, мы рискуем никогда их не дождаться. История - это сами мы, и не минуть нам самим взволочить на себя и вынести из глубин ожидаемое так жадно". Это мужественный поступок бесстрашных людей, которые рискуют высказать свое мнение, как оно сложилось независимо от марксизма-ленинизма. Вопрос - чем можем мы им помочь? Если под словом "мы" понимать живущих на Западе западных людей, то ответ очень ясный: нравственной поддержкой, публичностью, тем, что мы запомним имена, которые я здесь писал, и будем следить за их личной судьбой. Вопрос "Экономиста": Как я оцениваю наш сборник относительно "Вех"? Было бы нескромно с моей стороны пытаться здесь производить сравнения или оценки. Я думаю, пройдет время достаточное, и кто-то другой оценит на историческом расстоянии. Могу только напомнить, что когда появились "Вехи", они были встречены бешеной атакой большинства русской интеллигенции. Я не говорю уже о большевиках, социал-демократах, эсерах, не говорю. Но кадеты, наши либералы, восприняли с гневом. Милюков, вождь кадетов, бросил все остальные занятия и несколько месяцев делал турне по России со страстными лекциями против "Вех". Большевики, по своему обычаю, поносили их последней, площадной бранью. Но вот, отошло то время, и "Вехи" через 60 с лишним лет и сегодня стоят как Вехи, действительно показывают нам путь. Вопрос Радиостанции Свобода: Почему я назвал Демократическое движение "недавним". Если вы читали статью Житникова в Самиздате, статья эта называлась: "Закат Демократического движения". Она подводила итог, что Демократическое движение прошло какую-то фазу, какой-то этап. И вот пришло этому движению историческое окончание или какое-то изменение историческое. Во-первых, это выразилось в том, что почти половина деятелей его эмигрировали. Во-вторых, оно потеряло свои распространенные формы, в которых оно существовало, вот - письма-протесты. Демократическое движение было таким движением интеллигенции, еще нерасчлененной, когда вся задача была только говорить: "не можем жить под этим режимом", и это создавало видимое единство, так что с Запада казалось, что все инакомыслящие думают одинаково, одинаково друг с другом, и не так, как правительство... И вот Житников, на которого я ссылаюсь, написал тогда, Что такое впечатление, что какая-то пауза наступила перед новым развитием русской общественной мысли. И действительно, за последние два года проявилось несколько направлений русской общественной мысли. Можно некоторые из них назвать, но я этим не берусь все перечислить. Во всяком случае, есть направление, как я называю допотопных коммунистов, есть направление либерально-демократическое, которое отмечено именем Сахарова, ярким именем Сахарова... Сам Сахаров ярко нравственный деятель, ярко нравственный. ВОПРОС: А допотопные коммунисты, это Медведевы? СОЛЖЕНИЦЫН: В основном, Медведевы, да. Знаете, Александр Галич недавно пошутил, что в Советском Союзе только осталось, говорит, два человека, которые придерживаются этого мнения - два брата Медведевых. Ну, он несколько приуменьшил - не два, но действительно, не на много больше. Это все направление тех коммунистов, которые ничему не научились от всей истории нашей страны, которые считают величайшим преступлением Сталина только то, что он опорочил социализм и разгромил свою партию, больше ничего. Они искусственно создают видимость какой-то массовости движения коммунистического у нас, преувеличивают число своих сторонников. Но это все бывшие партийные функционеры... ну, не братья Медведевы, а те, старики, которые к ним примыкают и кого они выражают, которые вот оплакивают разгром коммунистической идеи в глазах русских людей. Я могу сказать, что нигде в мире коммунистическая идеология не потерпела такого поражения в глазах людей, как у нас в стране. Рой Медведев недавно заявил, что по его мнению, у Православной Церкви нет будущего. Посмотрим. А вот у марксизма в нашей стране, действительно, на десять поколений нет будущего. Потом вот - наше направление, которое сегодня я здесь представляю, как направление нравственное и с опорой на религию, и с большим уважением к национальному самосознанию, и с желанием национального возрождения всякому народу, который населяет нашу страну. Ну, и потом я называл национал-большевиков. (Этим не исчерпываются, конечно, направления, ну вот, некоторые.) Так, я возвращаюсь к ответу на вопрос: Почему я говорю, что не было до сих пор раскаяния? Мол, были статьи как раз об этом. Вы знаете, я настаиваю, что эти статьи как раз и были больны отсутствием совиновности, это самый тяжелый, самый тяжелый порог - говорить: виноваты "мы", а не "они". Легче всего говорить "они". Этой памфлетностью полна не только публицистика, и у нас в стране, и в мире но часто даже художественная литература. Если вернуться к моему личному опыту, то вот, например, мои оппоненты используют то, что я пишу о себе в "Архипелаге ГУЛАГ". Я считаю, что и я, и каждый должен по мере возможности всегда указывать на вины и пороки свои, своей нации, своего общества, своей партии. И я буду так делать и дальше. Но конечно, для легких оппонентов это представляет большую находку. Они могут говорить: смотрите, вот что сами они о себе пишут! Надо иметь мужество перешагнуть и идти дальше. Пусть используют. Я бы не хотел отвечать на вопрос об оторванности интеллигенции от народа, вот почему: это один из любимых русских вопросов, ему посвящено в моей статье, здесь в сборнике, страниц 15 - просто это будет там... И прилегающий вопрос: есть ли у меня сведения, как читают "ГУЛАГ" в России? Ну, что слушают передачи "Свободы", Немецкой волны и Би-Би-Си, это вы и сами знаете и не сомневаетесь в этом. Особенно "Свободу" слушают не в столицах, но ее слушают десятки миллионов по глухим углам. Однако, у меня есть сведения, что и читают гораздо больше, чем я предполагал. Рассказывают такие эпизоды: шофер, не помню - такси не такси, говорит: "Эту книгу надо вместе с паспортом выдавать в Советском Союзе". Рассказывают: "Лежало в палате шесть женщин. Из них четыре читали "Архипелаг". Ну, одна благодаря близости к таможне; одна - с Запада получила, а две вообще загадочным образом - читали, и все. Я то, собственно, всегда только и хотел, чтоб три тома "ГУЛАГа" прочли в нашей стране; я думаю, многое бы изменилось совершенно необратимо. Тут есть вопросы об эмиграции. Я, господа, конечно не отказываюсь на них ответить, но обидно, что позавчера на московской пресс-конференции, в связи с каким-то там пунктом, начались вопросы об эмиграции, и заняли половину пресс-конференции. Я не знаю, что они там сказали и какие были вопросы. Но из-за этого... понимаете, уже там, на той пресс-конференции обсуждение кардинальных вопросов было заброшено для вопросов об эмиграции. Я нисколько не отказывался бы, я мог бы ответить на все эти вопросы и даже больше их, но вообще сейчас так получилось, что смысл общественного процесса в Советском Союзе скрыт и подменен вопросом об эмиграции; как будто бы главный вопрос это: скольким людям и удастся или не удастся уехать из этой страны? А мне кажется, главный вопрос: как жить тем двумстам пятидесяти миллионам, которые остаются на месте? И наш сборник ставит себе целью найти путь для тех, кто остается в стране, а не для тех, кто уезжает. Андрей Дмитриевич Сахаров недавно сказал, что эмиграция есть первая среди равных свобод - из свобод первая среди равных. Я никогда с этим не соглашусь. Я просто не понимаю, почему право уехать или бежать важнее права стоять, иметь свободу совести, свободу слова и свободу печати у себя на месте. Никогда не признаю этого. Это случайно создалось и на короткое время. Этот акцент на эмиграции создался потому, что сейчас, реально хотят уехать из СССР какое-то число евреев и какое-то число немцев Поволжья (может быть, и все). Зная их многих по ссылке, я думаю, что да, все. Это естественно. Оба этих народа едут к себе на историческую родину. Но заслонять этим вопросом смысл жизни двухсотпятидесятимиллионного народа - нельзя. И когда Сахаров говорит: "Я подчеркиваю, что я также за свободный выезд литовцев, украинцев", - то я ушами литовцев и украинцев слушаю и скажу: по-моему, литовцам и украинцам хочется остаться у себя на родине и иметь ее свободной, а не уехать куда-то и мыкать горе десятилетиями. Я начал сегодняшнюю пресс-конференцию с того, что этот сборник в машинописном виде вышел позавчера в Самиздате. Я не знаю, конечно, сколько экземпляров, но думаю, что... Видите, преимущество Самиздата в том, что это новый вид литературы. Он не нуждается в книжной торговле, не нуждается ни в западной рекламе, ни в восточной пропаганде. На Западе иногда эти два сильных рычага - реклама и торговля, проталкивают книгу, не имеющую истинной духовной цены. А у нас Самиздат - или берет или не берет. Понравилось, интересно - берет. Без рекламы, без торговли, и не платя никто никому ничего. Я думаю, что за короткое время мы узнаем; начнутся споры вокруг этого сборника - значит, его читают. А на Западе в конце ноября будет книжечка. Она выглядит приблизительно вот так - здесь без начала, без конца, еще несброшюрованная - вот она, уже есть. (Напоминают о вопросах, еще оставшихся без ответа.) (А. С.): Я пока откладывал их, думая, что мы продолжим направление нашей пресс-конференции, очень мне не хотелось ломать, понимаете... Я хочу остаться в нравственной плоскости - меня усиленно поворачивают к привычной, политической... Я как раз и оставил такие вопросы, которые поворачивают меня в политическую плоскость. О разрядке? - я уже высказывался - это не первое мое высказывание, которое вы хотите получить. Я писал о разрядке, комитетам Палаты Представителей в апреле. Они просили меня высказаться по поводу того, как я понимаю разрядку. Еще раньше того, в прошлом году, я написал статью "Мир и насилие", опубликованную в "Афтенпостен". В этой статье я высказал свою главную мысль об этом. Главная мысль состоит в том, что у нас понимается такое только противопоставление: мир - война. Антиподами считаются мир и война. Если нет войны, значит мир. Увы, вопрос стоит гораздо тяжелее и глубже. Война - это только частный случай того, что противостоит миру. Выше этого стоит насилие. Война - это частный случай насилия, и вот в чем состоит ложное политическое направление тех, кто проводит разрядку поверхностно. Они считают, что если задержана война - я употребляю слово "задержана", ибо то, что произошло на Ближнем Востоке и на Дальнем Востоке - во Вьетнаме и в Лаосе, - это совсем не конец войны, не устранение ее... это временная задержка, шаткая. Так вот, считают, что если задержана война, то вот уже и мир. Но я там и написал, что существуют в наше время такие средства насилия беззвучные, когда душат миллионы, а внешне никакого стона не слышно. Так вот, я отказываюсь назвать эту ситуацию миром. Я понимаю так: если добиваться мира, то мира, который противоположен насилию, а не войне только. Не только войне, но и всякому насилию. Настоящая разрядка - не в том, что не стреляют пушки, а в том, что сердца не озлоблены и горло не сжато ни у кого. Настоящая разрядка только тогда будет иметь место, когда нигде в мире не будет насилия, особенно массового. Целые народы подавлены, а говорят - разрядка. Вот это опять беда нашего сегодняшнего дня - мы близоруко смотрим и все в политической плоскости. Если сегодня стон не слышен миллионный, то на этом мы можем строить якобы разрядку. Под властью самой страшной в мире идеологии, самой страшной потому, что она маскируется замечательно, и вот держится уже более полувека, когда другие сваливались за десять лет, за двенадцать... Под этой идеологией стонут десятки народов, а деятели поверхностной разрядки считают: вот она и разрядка! Я не перестану изумляться высказыванию двух лейбористских лидеров и действиям их. Один из них Вильсон. Он приехал в Прагу несколько лет назад и сказал: "Пора простить оккупацию. Пора нам забыть ее". Он не спросил, как думают чехи? Он с точки зрения разрядки решил, что пора это простить и переходить дальше. Его лейбористский брат в Австралии, новый премьер-министр Австралии, заявил: "Пора простить оккупацию Прибалтики". Его никто за язык не тянул. Но он хотел создать хорошие отношения с советским правительством, поэтому сказано было: "Австралийский представитель поедет в Эстонию, Латвию и Литву и там объяснит новую позицию австралийского правительства". То есть, это совершенно невозможно понять: кому он объяснит? Он приедет к ведущим коммунистам, которые оккупировали, держат эту страну под насилием, и им "объяснит". Это уровень премьер-министра материка, - Австралии! Вот почему о разрядке приходится говорить в другом освещении. И я, и мои единомышленники в России, и не наши единомышленники - все направление Андрея Дмитриевича Сахарова - мы конечно все за разрядку. Я уже сказал, что Сахаров предложил нечто гораздо более высокое, чем разрядка: щедрое, великодушное отношение между мирами. Но мы за разрядку необратимую, за такую разрядку, которую нельзя было бы тоталитарному правительству развалить в одну ночь; а разрядку, которая опирается только на улыбки и на подписи, можно развалить в одну ночь. Разрядка часто выглядит, как односторонняя уступка Запада Советскому Союзу, и все подразумевают, что Советский Союз может продолжать угнетение и дальше. Тут вселяются ложные надежды, что просто перестанут угнетать в советской сфере и народы и людей. Образцом такой дезинформации является выступление Жореса Медведева в иностранной комиссии Сената, у Фулбрайта. Там, что ни слово, то все дезинформация, совершенно ложное вселение ложных надежд. Я мог бы это разобрать подробно, но я не хочу переходить в политическую плоскость. Недавно Людек Пахман - чешский эмигрант, написал в "Континенте": "Единственный шанс свободы устоять, это самой добиться своего распространения". Если свобода не распространится, а более чем над половиной человечества будет царить насилие, это не разрядка. Ну вот, я не хотел отвечать на этот вопрос, потому что он уводит нас повторяю - в политическую плоскость. Спросили от "Экспресс", как такая разрядка отзовется на судьбе русской интеллигенции? Беспрепятственное признание угнетать, как оно сейчас имеет место, поможет дальнейшему угнетению советской интеллигенции и удушению у нас людей. Вот так отзовется, и никак не иначе. Ну, что ж, г-да, будем делать? Тут у меня есть несколько мелких вопросов, но они все лежат не в сфере нашего сегодняшнего разговора. Как вообще нам дальше организовывать? Я сегодня держу вас уже три с половиной часа! Я сам не устал, я могу разговаривать и дальше. "Ассошиэйтед Пресс": Вы сказали, Александр Исаевич, что в России уже кончена марксистская идеология, что ее уже больше нет. И вы как бы призываете к пассивному сопротивлению, моральному подходу и к возрождению моральному. Как вы думаете, сколько лет для этого понадобится? Сколько поколений? Я вероятно неудачно выразился, если меня поняли так, что в Советском Союзе идеология кончена, ее больше нет, или, может быть, меня не так поняли... Я сказал только, что она потеряла сторонников в русской общественности, но она нисколько не кончена. И я благодарю спрашивающего. Я с удовольствием сейчас более подробно отвечу на этот, мне кажется, центральный вопрос, если вы не возражаете. Об этой идеологии несколько наших русских авторов за рубежом высказывались так. Один: "Именно идеологией в Союзе оправдывается все то, что делается". Второй; "У этой мертвой идеологии мертвая хватка". Третий: "В окостеневших формулах эта идеология держит всю жизнь". Четвертый: "Да, идеология мертва, но она распространяет трупный яд". Я сказал сегодня, что это одно из существенных расхождений между Сахаровым и мною: представляет ли идеология главную злую силу в сегодняшнем СССР или она уже обветшала, никто ею никого не направляет, и к жизни страны и к политике не имеет отношения, а только все притворяются? Андрей Дмитриевич мне возразил, зачем я призываю руководителей страны отказаться от идеологии? Они и сами, мол, в нее не верят! И общество не верит. И в общем, это не серьезно, идеология... все держатся только за власть, правительство держится только за власть. Но я настаиваю, что это не похоже на то, как держались за власть Цезарь Борджия или Наполеон. Властолюбцами полна человеческая история, но никто не устраивал такого тоталитарного ужаса, как у нас в стране. Это мещанский примитив сегодня - сводить вождей к одному инстинкту власти. Это кажется так со стороны, и они могут сами себя понимать лишь как власть. Но они - рабы идеологии. Идеология направляет их. Подумайте вот: если народы вынуждены праздновать день своей оккупации как национальный праздник?! Какой просто власти это нужно, чтобы удержать власть? Это не нужно. Это нужно идеологии! Вспомним страшную, так называемую "самокритику" 30-х годов в Советском Союзе - человек выходит на трибуну и оплевывает себя и своих близких. Разве это нужно для власти? Власть и без этого держится. Или покаяние, такое же направление казенного покаяния в Китае? Вспомним государственные займы. Всего-навсего десять процентов зарплаты брали эти займы, и можно было эти десять процентов взять любым способом. Нет, заставляли выйти и самому, как бы от избытка, отдать то, что необходимо, т. е. душу искривить! Идеология страшна тем, что она искривляет душу. Заставляли публично отрекаться от родителей, от друзей! А уничтожение целых классов, произведенное в Советском Союзе - разве это для власти нужно? Или сегодня юмористический пример: происходит конференция по народонаселению. Выходит советский представитель и говорит: "Голод в мире от капитализма". Он сам так не думает, и кто послали его, так не думают. Но он выставляет себя как чучело на посмешку, на обсмеяние, только по службе идеологической. Американский представитель, или какой-то другой, ловит его: "Позвольте, а почему же Советский Союз все время покупает у нас зерно?" Конечно, разумнее было такой глупости не говорить, но идеология гонит всех, как рабов, и они вынуждены говорить эту глупость, чтобы служить идеологии. У нас идеология имеет именно мистическое значение, потому что именно она кривит души и заставляет быть покорной каждую душу. И сам Сталин не был бы таким абсолютным диктатором, если бы он не был как бы обожествленной истиной. И наконец, чем же заворожен Запад десятилетиями? Просто грубой кучкой властолюбцев - захватили власть? Откуда же такое сочувствие в нашей системе у западной интеллигенции полвека? Где же, когда сочувствовали просто властолюбцам?! Идеологии сочувствуют, настолько сочувствуют идеологии, что предлагали не раз забыть об Архипелаге, простить Архипелаг! На столько, что полтора миллиона человек отдали нам на расправу в Австрии англичане - чтобы идеология торжествовала. Такая напряженность идеологическая заложена в наш строй Лениным. В тайном письме его о разгроме церкви вы можете ощутить ее. Разве там желание захватить власть? Или держать власть? Там одержимая идеологическая ненависть. И вот с тех пор полвека она прошла как стержень; держит все наше государство и общество. Никакие бы властолюбцы не удержались, а идеология держит! И главный вывод "Архипелага" - такие злодейства массовые возможны только благодаря идеологии, потому что люди не могут... где-то граница есть людская - не могут, нельзя этого делать. Так вот, главное, что мешает нам всем жить, это именно идеология. И именно от идеологии мы должны отклониться, отстраниться. Спрашивают меня - называют в вопросе - что я предлагаю пассивное сопротивление. Вы знаете, за словом "пассивное сопротивление" скрывается неясность. Не очень-то пассивное, оно в том смысле пассивное, что не надо брать в руки винтовки, не надо стрелять и убивать. Но оно очень активное. При нашей 50-летней подавленности надо совершить большое нравственное, моральное напряжение, решиться на очень смелый шаг, чтобы только не аплодировать, только всего... только не подписывать того, что не думаешь, и не голосовать за кого не думаешь. Спрашивают меня: сколько понадобится на это поколений? Вот знаете, когда в нашем Самиздате выходы указывали такие: развивать культуру, думать, - вот на это нужно тысячу лет, чтобы таким образом сбыть советский режим". И когда братья Медведевы, или Рой Медведев предлагают, в общем, ждать смягчения, которое наверное наступит при следующем поколении руководителей вот там идет действительно счет на поколения. В том пути, который предлагаю я, счета на поколения нет, и тысячелетиями это тоже не измеряется, ни даже столетиями. Тут так вопрос: или начнется это нравственное движение, или не начнется. Если оно в ближайшие годы не начнется, я признаю, что я предложил неосуществимый путь, и тогда нечего его и ждать. А если оно начнется, хотя бы в десятках тысяч, то оно преобразит нашу страну в месяцы, а не в годы. Оно произведет лавинное движение, и будет именно не эволюцией, а революцией. Тут вопрос: Влияние западных идей - положительное или отрицательное? Будто бы я предлагал... то есть, создалось такое ложное впечатление на Западе, будто бы я предлагал Советской России отойти от Запада. Я должен сказать, я просто не помню случая, сам я не помню другого случая ни со мной, ни с другими, чтобы так ложно был понят документ, который напечатан черным по белому и можно его прочесть... Ну буквально - и на Западе, и многие у нас в Союзе (тут, я уже объяснил почему - потому что выгоднее было обсуждать это, чем "Жить не по лжи") - читают, и другое совсем видят, чем там написано. Можно же прочесть! Еще раз прочесть, проверить! Можно набрать в любой критике, хотя бы у Андрея Дмитриевича Сахарова - мест десять, как будто он не читал, или просто так вот пробежал скорей-скорей... Ну, просто ничего подобного нет, а он критикует то место. И не только он, а и другие. Просто нет и близко этого ничего. Видите как: обоснование моему "Письму вождям" - здесь, в этом сборнике, теоретическая часть вся здесь. Вождям Советского Союза я не мог обосновать на высоком уровне; в зависимости от моего адресата, я должен был снизить аргументацию всю. Исходя из принципа самоограничения наций, я считаю необходимым каждой стране и, в частности, нашей - в первую очередь все силы направить на внутреннее развитие. Для этого прежде всего уйти со всех оккупированных территорий, прекратить угрожать всему миру агрессией и распространением; уйти в себя для лечения нравственных своих болезней и физических. Но поразительно - сейчас же присутствующая здесь "Нью-Йорк Тайме" дает заголовок: "Националист, шовинист". Я предлагаю уйти со всех оккупированных территорий, никому не грозить, никого не завоевывать, всех освободить и заняться своими внутренними делами, - шовинист! А если бы я предложил наоборот - наступать, бить, давить?! Так разница есть? Надо осторожней пользоваться словами?! "Нью-Йорк Таймс" поручила комментировать "Письмо" своей парижской корреспондентке, которая может быть не была специалистом по философским и общественно-политическим вопросам. Так же точно вот и этот изоляционизм. Меня обвиняет Андрей Дмитриевич Сахаров: хочет прервать научные и культурные связи, отказаться от западной мысли и западной культуры... Да ничего подобного у меня нет! У меня сказано: наши силы бросить на наше лечение; мы тяжело больны. Нигде не сказано о пресечении культурных связей. Я и не имел этого в виду. Наоборот, я в моей Нобелевской лекции сказал о том, как связан мир, и как все взаимовлияет. Я еще один юмористический случай приведу. "Немецкая волна" любезно прислала мне свои бюллетени... В бюллетене, который комментирует мое "Письмо вождям", написано так: "Советские руководители стремятся к агрессии и расширению своего владычества". И потом от руки вписано вашим же автором: "Наверно об этом мечтает и Солженицын". И передают в Россию: "Солженицын мечтает о расширении империи". Ну как же можно так комментировать? Ну, все-таки ответственность должна быть?! Кому я должен еще ответить? О выступлении Гюнтера Грасса против "Континента". Я считаю Гюнтера Грасса честным благородным человеком, но, к сожалению, лишенным глубины зрения на Восток. Увы, как и почти все на Западе. Когда западные люди обращаются на Восток - я имею в виду массовый случай, конечно, есть очень проницательные люди на Западе, ну, в массовом, в среднем - тут им зрение отказывает, они не видят в глубину. Синявский уже ответил Гюнтеру Грассу совершенно верно. Но он член редакции "Континента". Я не член редакции "Континента" и поэтому могу защищать "Континент" еще более объективно. Задавленной Восточной Европе, этим четыремстам (а может быть, и больше, не знаю, если нас всех посчитать) миллионам человек, вся жизнь которых раздавлена, неужели перебирать издательства, чтобы найти голос выразить свои страдания? У нас не просто посажено 40 человек, как в бывшей Греции, или 100 человек, как в бывшей Португалии, - сегодня, я думаю, там больше сидит. У нас 60, а где 30 лет разрушается вся физическая и духовная жизнь народа и сламывается физически хребет одной нации за другой. И все это на глазах западной интеллигенции, которая аплодировала нашим палачам полвека! Я напоминаю: мы с Востока никогда не аплодировали палачам, которые появлялись на Западе. А западная интеллигенция десятилетиями аплодировала нашим палачам. И вот сейчас стало модно такое "равновесие"... Это такой был советский анекдот в 30-х годах, что предприниматель один, ловкий деятель, продавал пирожки и говорил, что там только половина мяса, а половина дичи. Его спросили: как же вам удается достать, ведь ничего же нет нигде? Он говорит: "Ну, между нами говоря, я кладу в котел одного коня и одного рябчика. 50 процентов - 50 процентов: один рябчик, один конь, один рябчик, один конь". И вот сейчас распространен этот принцип мнимого равновесия. Например, в такой уважаемой организации, как "Эмнести Интернейшнл" - они строго следят, что если они помогут одному рябчику, то все равно, что и коню - и как будто ровно у них получается. И так же мыслят многие в западной интеллигенции, в том числе, очевидно, и Гюнтер Грасс, увы! Я тоже могу задать вопрос Гюнтеру Грассу и другим левым западным писателям: а как они допустили, чтобы приказчики и помощники наших палачей их печатали? Ведь западные писатели допускали, одобряли и счастливы были, что их печатают в Советском Союзе! А кто печатал их, хоть одно свободное издательство? У нас их нет. У нас все издатели - это помощники палачей, а они - печатались десятилетиями, приезжали туда и общались с палачами, встречались, дружили. И мы им ничего не говорили об этом, не упрекнули ни разу. И мы не писали им открытых писем по этому поводу. А теперь, спрашивает Гюнтер Грасс, я не ответил в печати просто потому, что Синявский ответил, достаточно - спрашивает: как мы можем печататься в издательстве, которое входит в концерн Акселя Шпрингера, который все равно, что... что кто? Я не изучал этого вопроса, и не знаю ничего об Акселе Шпрингере. Но я совершенно уверен, что Аксель Шпрингер не уничтожил 30 - 40 миллионов на Архипелаге ГУЛАГ, я уверен, что он не сослал десять миллионов или пятнадцать миллионов крестьян в тайгу. Я уверен, что несколько миллионов безжалостно погибших от голода на Волге и много миллионов на Украине не по вине Акселя Шпрингера погибли. И не Аксель Шпрингер расстреливал в Катыни. И не Аксель Шпрингер предал Варшавское восстание 44-го года. И не он подавил восстание в Берлине в 53-м. И не он подавил Будапешт в 56-м. И не он оккупировал Прагу в 68-м. Но с теми, кто так делал, западные писатели охотно сотрудничают. Я бы ответил так: если Восточная Европа, прежде раздираемая противоречиями, наконец нашла единый дружный голос, то стыдно в этот момент нас упрекать - где мы печатаемся! Это бессовестно! Кто желает, чтобы мы печатались в хорошем месте (как они понимают), устройте нам это, сделайте! Мы все подавлены, у нас нет на родине мест. Мы бы печатались на родине - нет мест! Я сказал в моем письме в "Континент", что вот наконец произносится, звучит слитный голос Восточной Европы и обращен к Западной. Если Западная Европа этого голоса не услышит, она уже никогда, ничего больше не услышит. Это последняя возможность. "Монд": Изменилось ли мнение Солженицына о Западе за время его пребывания здесь. В основных чертах - нет, и вот видно почему - потому что западное общество открыто и его можно рассмотреть даже с Востока; а вот восточное общество закрыто, и его с Запада не рассмотришь, оно все в темноте.
