Иван Панаев - Очерки из петербургской жизни
— Я знаю, кто тебе дает эти советы!.. — кричал он. — Я все понимаю… Это твой друг, твоя приятельница!.. Да я им не позволю вмешиваться в наши семейные дела! Я твой муж, но знаешь ли ты, что жена, по закону, должна во всем беспрекословно повиноваться мужу. Ты хочешь идти против закона? Я тебя заставлю повиноваться мне… От сегодняшнего дня я требую, чтобы нога твоя не была в доме той госпожи, которую ты считаешь своим другом!
Василий Прохорыч махал руками, топал ногами, принимал угрожающие позы и стучал кулаком по столу.
Но когда Ольга Петровна решительно и твердо объявила ему, что она скорей оставит его, чем свою приятельницу, Василий Прохорыч вдруг, удивленный таким неожиданным отпором, присмирел.
Он понимал, что, если она оставит его в эту минуту, он потеряет совершенно кредит: Василий Прохорыч попросил у нее извинения за свою горячность и поцеловал ее ручку. Он не был зол, и если бы жена его в самом деле вздумала оставить его, он, наверно, огорчился бы этим и, может быть, пролил бы даже несколько слез об ней втайне, хотя вообще он не питал к ней ни малейшей нежности, редко виделся с нею и не мот не сознать, что она даже несколько мешает его разгулу.
Когда я однажды спросил у сестры моего товарища:
— Каким образом такая женщина может жить с таким мужем? — она отвечала мне, что Ольга Петровна несколько раз сознавалась ей в том, что ее положению очень тяжело, что она не любит его, но между тем невольно чувствует к нему что-то вроде жалости, потому что у него доброе сердце…
Деньги на колье Василий Прохорыч достал через добродушного ростовщикамолдавана более 50 на 100, и подарок был поднесен приезжей знаменитости после первого акта балета вместе с огромным и великолепным букетом.
Но ни угодливость, ни покорность, ни подарки — ничто не смягчало ее сурового сердца и строптивого нрава. Она беспощадно продолжала обирать и терзать своего несчастного обожателя. Василий Прохорыч, как настоящий русский человек, с горя запил.
Сулеечки уже перестали удовлетворять его, он приступил к более солидным винам и начал колебаться между eau de vie de France, то есть коньяком, и очищенной.
Он напивался почти каждый вечер в своем задушевном кругу и в нетрезвом виде начинал обнаруживать буйство.
Однажды князь Ртищев, который после нескольких лет снова возобновил знакомство с Василием Прохорычем, уговорил его устроить у себя вечеринку с цыганами.
Вечеринка эта по своим неожиданным трагическим последствиям произвела важный переворот в жизни внука миллионера и наделала большого шума в городе. Об ней рассказывали потом различным образом, но я сообщу здесь об ней достоверный рассказ одного из присутствовавших.
IX
Вечеринка была устроена в большой парадной столовой. Кроме задушевных приятелей Василия Прохорыча, неизбежных лиц на всех его пирах — Ивана Петровича, купеческого сынка Мыльникова, жида-фактора, актера, капельмейстера и других, присутствовало еще несколько приятелей князя Ртищева.
Цыгане явились к 11 часам, и тотчас же началась попойка.
В одном из антрактов между песнями, когда уже было порядочно выпито, кто-то из присутствовавших заметил другому, отказывавшемуся от вина, что он боится пить оттого, что находится под башмаком у жены. Князь Ртищев подхватил это и, потрепав по плечу внука миллионера, обратился ко всем, улыбаясь, и сказал:
— А ведь как вы думаете, господа, наш амфитрион тоже под башмаком у своей супруги!
— У которой? — вскрикнул кто-то.
— Я говорю про законную, — отвечал князь, — у других-то, батюшка, мы все под башмаками! Василий Прохорыч несколько обиделся.
— Ну что, неправда, что ли? — спросил его князь.
— Нисколько, с чего ты это взял? — возразил Василий Прохорыч, — я ссылаюсь на всех вас (он обратился к своим друзьям), кто хозяин в доме, кто распоряжается всем, я или она?
— Еще бы! разумеется — ты, — закричали ему друзья в один голос.
— Нет, ваше сиятельство, уж этого никак нельзя сказать про Василия Прохорыча, они, точно, что глава в доме, — прибавил Иван Петрович, обратившись к Ртищеву.
Ртищев взглянул на Ивана Петровича, как на прожужжавшего комара или на пролетевшую муху, повернув чуть-чуть голову в его сторону.
— Я повторяю, что ты под башмаком у жены, — сказал он, обращаясь к Василию Прохорычу, — полно, не притворяйся. Ты думаешь, что я поверю этим (князь Ртищев кивнул головой в ту сторону, где сидел Иван Петрович и жид-фактор), — свидетельство людей подчиненных нельзя принимать. Ну докажи, что ты господин у себя в доме и что не ты находишься под властью у жены, а жена под твоею властью.
— Хорошо, но как же это доказать?
— Очень просто, — отвечал князь Ртищев, — если Ольга Петровна явится сюда к нам теперь, хоть на минуту, я беру свое слово назад и сознаюсь, что я ошибался.
Василий Прохорыч призадумался, выпил залпом стакан вина и потом произнес решительно и торжественно:
— Через пять минут она будет здесь.
— Браво! — воскликнул князь.
— Браво! — крикнули вслед за ним другие.
Через несколько времени Василий Прохорыч явился действительно с Ольгою Петровною.
Только что она переступила порог комнаты, как грянуло оглушающее "ура!", повторившееся троекратно.
— Здоровье Ольги Петровны! — закричал князь Ртищев, взяв бокал и подходя к ней.
— Здоровье Ольги Петровны! — повторило все собрание.
— Я пью ваше здоровье, — сказал ей князь Ртищев тихим голосом.
Передавший мне эту сцену заметил, что появление этой несчастной женщины в полупьяной и дикой компании, середи разрумяненных и наглых цыганок, при щелканье пробок и при неистовых, оглушающих криках произвело на него страшное впечатление.
— Мне вдруг стало стыдно за себя, что я попал в это общество, — говорил он, — я почувствовал презрение и негодование ко всем этим господам и тут же дал себе слово прекратить с ними всякие сношения. У меня сердце обливалось кровью, глядя на эту бедную женщину!
Когда она вошла, в первую минуту лицо ее выражало не то испуг, не то недоумение, а когда князь Ртищев подошел к ней и заговорил с нею, она вся помертвела.
— Величанье Ольге Петровне! — закричал Ртищев, подставляя стул и садясь возле нее.
Когда цыгане пропели величанье, он наклонился к ней и что-то начал нашептывать ей. Лицо ее в это время быстро менялась, она то краснела, то снова бледнела… вдруг он взял ее за руку, но она отдернула от него руку судорожно.
В эту минуту муж ее, который не мог уже твердо держаться на ногах, постоянно следивший за нею и за князем Ртищевым, посматривая на него мрачно и озирая его с ног до головы, ко всеобщему удивлению выступил вперед.
— Милостивый государь, — начал он, обратившись к Ртищеву, — я не позволю вам волочиться за моею женою. Слышите ли? Вы опять за старое, я все знал, все видел, и молчал только потому, что не хотел говорить, а мне вое равно, что вы князь. Вы говорите, что я у нее под башмаком, так я же вам докажу, что я не под башмаком у нее, — я не потерплю, чтобы она позволяла вам за собой волочиться. Я ей этого не позволю, я с ней могу все сделать и из дому ее выгнать, потому, что я муж.
— Василий Прохорыч, полноте… что это вы?.. — заговорили в один голос приятели, испуганные такою неожиданною выходкою. Князь Ртищев сердито посмотрел на них и только проговорил сквозь зубы:
— Оставьте его, он пьян! С ним можно будет говорить только тогда, когда он проспится.
— Я пьян?.. — С этим словом внук миллионера хотел было броситься на князя, но его удержали, Ольга Петровна в эту минуту вскочила со стула, но вдруг вскрикнула и упала на пол. Ее подняли и вынесли, а Василий Прохорыч начал после этого рваться к ней, колотить себя в грудь и плакать. Князь Ртищев грозил убить его, все остальные старались успокоить его и разошлись в величайшей тревоге.
Говорят, что внучек миллионера просил потом прощения у князя и что князь по великодушию своему не только простил его, но даже вслед за тем роспил вместе с ним несколько сулеек шампанского.
Через два дня после этой сцены, о которой мне рассказывали на другой день, мой товарищ заехал ко мне часу в седьмом вечера. На нем, как говорится, лица не было. Я испугался, взглянув на него.
— Я у тебя нечаянно… — сказал он, — возле тебя живет доктор, которого я ищу… я не застал его дома. Мне сказали, что он воротится через четверть часа…
— Что ты, болен? — спросил я, — что с тобой? Ты страшно изменился.
— Я совершенно здоров, — это я не для себя. Бедная Ольга Петровна умирает. Она у моей сестры уже два дня. Сестра перевезла ее больную к себе, и сегодня ей сделалось хуже. Я знал, что это должно кончиться трагически рано или поздно, так и случилось… Ее доктор сказал, что у нее начинается нервическая горячка… В сию минуту она в бреду.
![Даша Пар - Алая колыбель[СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)