Светлана Алексиевич - Время секонд хэнд
…А когда учился в школе, у меня уже была мечта — попасть в отряд, который нес вахту у Вечного огня в центре города. Туда брали лучших учеников. Им шили военные шинели, шапки-ушанки и выдавали военные перчатки. Это не какая-то обязаловка, а великая гордость — попасть туда. Слушали западную музыку, гонялись за джинсами, они уже появились и у нас… символ двадцатого века, как и автомат Калашникова… Мои первые джинсы были с лейблом «Монтана» — как же это было круто! А ночью мне снилось, как я бросаюсь с гранатой на врага…
…Умерла бабушка, к нам переехал жить дед. Кадровый офицер, подполковник. У него было много орденов и медалей, я все время приставал к нему: «Дед, за что тебе дали этот орден?» — «За оборону Одессы». — «А какой ты подвиг совершил?» — «Оборонял Одессу». И точка. Я на него за это обижался. «Дед, а ты что-нибудь благородное, высокое вспомни». — «За этим не ко мне, а в библиотеку. Возьми книгу и почитай». Дед у меня был классный, мы просто химически с ним притягивались друг у другу. Умер в апреле, а хотел дожить до мая. До Дня Победы.
…В шестнадцать лет меня, как положено, вызвали в военкомат: «В какие войска желаешь?». Я заявил военкому, что окончу школу и буду проситься в Афганистан. «Дурак», — сказал военком. Но я долго готовился: прыгал с парашютом, изучил автомат… Мы — последние пионеры Страны Советов. Будь готов!
…Из нашего класса уезжал в Израиль один мальчик… Созвали общешкольное собрание, его убеждали: если твои родители хотят уехать, пускай уезжают, но у нас есть хорошие детдома, ты там доучишься и останешься жить в СССР. Для нас он был предателем. Его исключили из комсомола. Назавтра весь класс уезжал в колхоз на «картошку», он тоже пришел, его вывели из автобуса. Директор школы всех на линейке предупредила: кто, мол, начнет с ним переписываться, тому будет трудно окончить школу. Когда он уехал, мы все стали дружно ему писать…
…В перестройку… Те же учителя нам сказали: забыть все, что мы раньше учили, и читать газеты. Учились по газетам. Выпускной экзамен по истории вообще отменили, не пришлось зубрить съезды КПСС всякие. На последней октябрьской демонстрации нам еще раздали плакаты и портреты вождей, но для нас это уже было как карнавал для бразильцев.
…Помню, как люди ходили с мешками советских денег по пустым магазинам…
Поступил в университет… Чубайс в это время агитировал за ваучеры, он обещал, что один ваучер будет стоить две «Волги», тогда как он сейчас стоит две копейки. Драйвовое время! Я раздавал листовки в метро… Все мечтали о новой жизни… Мечтали… Мечтали, что колбасы на прилавках появится навалом, по советской цене, и члены Политбюро будут стоять за ней в общей очереди. Колбаса — точка отсчета. У нас экзистенциональная любовь к колбасе… Гибель богов! Фабрики — рабочим! Землю — крестьянам! Реки — бобрам! Берлоги — медведям! Шествия на улицах и трансляция Съезда народных депутатов прекрасно заменяли мексиканские сериалы… Проучился я два курса… И бросил университет. Жалко было родителей, им открыто сказали: вы — жалкие совки, ваша жизнь пропала не за понюх табаку, вы виноваты во всем, начиная с Ноева ковчега, вы сейчас никому не нужны. Всю жизнь вкалывать, и в результате — ничего. Все это их подкосило, разрушило их мир, они так и не восстановились, не вписались в крутой поворот. Младший брат после уроков мыл машины, торговал в метро жвачками и всякой фигней, и он зарабатывал больше отца… Отец был ученый. Доктор наук! Советская элита! В коммерческих магазинах появилась колбаса, все побежали смотреть. Увидели цены! Так в нашу жизнь вошел капитализм…
Я стал грузчиком. Это было счастье! Разгрузим с другом фуру с сахаром — нам дадут деньги и по мешку сахара. А что такое в девяностые мешок сахара? Целое состояние! Деньги! Деньги! Начало капитализма… В один день ты мог стать миллионером или получить пулю в лоб. Сейчас вспоминают… Пугают: могла быть гражданская война… Стояли у пропасти! Я этого не почувствовал. Помню, что улицы опустели, на баррикадах — никого. Газеты перестали выписывать и читать. Мужики во дворе сначала ругали Горбачева, а за ним Ельцина за то, что водка подорожала. Замахнулись на святое! Дикий, необъяснимый азарт охватил всех. В воздухе носился запах денег. Больших денег. И абсолютная свобода — ни партии, ни правительства. Все хотели делать «бабло», и те, кто делать «бабло» не умел, завидовали тем, кто умел. Кто-то торговал, кто-то покупал… кто-то прикрывал, кто-то «крышевал»… Я заработал первые «бабки»… Пошел с друзьями в ресторан. Заказали «Мартини» и водку «Рояль» — тогда это было супер! Хотелось подержать в руках бокал. Покрасоваться. Закурили «Мальборо». Всё — как читали у Ремарка. Долго жили по картинкам. Новые магазины… рестораны… как декорации из чужой жизни…
…Торговал жареными сосисками. Бешеные «бабки» намывались…
…Возил водку в Туркмению… Неделю просидел с напарником в закрытом товарном вагоне. Топоры были наготове. И лом. Узнали бы, что мы везем — убили! Назад загрузились махровыми полотенцами…
…Продавал детские игрушки… Один раз забрали у меня оптом целую партию и расплатились фурой с газированными напитками, которые я обменял на грузовик семечек, на маслобойне в обмен на семечки получил масло, которое частично продал, а частично обменял на тефлоновые сковородки и утюги…
…Сейчас у меня цветочный бизнес… Научился «солить» розы… В картонную коробку засыпаешь прокаленную соль — слоем не меньше сантиметра, укладываешь туда полураспустившиеся цветы и сверху еще раз посыпаешь солью. Закрываешь крышкой — и в большой полиэтиленовый пакет. Крепко завязать. Через месяц… через год достал, обмыл водой… Приходите в любой день и час. Вот визиточка…
Базар стал нашим университетом… Это громко сказано — университетом, но начальной школой жизни — точно. Сюда приходили, как в музей. Как в библиотеку. Мальчики и девочки как зомби ходили мимо рядов… с сумасшедшими лицами… Вот пара останавливается возле китайских эпиляторов… И она ему объясняет, как важна эпиляция: «Ты же этого хочешь, да? Ты хочешь, чтобы я была, как…». Имя актрисы я не помню… ну, Марина Влади, к примеру, или Катрин Денев. Миллионы каких-то новых коробочек, баночек. Их приносили домой, как священные тексты, использовав содержимое, баночки не выбрасывали, водружали на почетное место на книжных полках или в серванте за стеклом. Первые глянцевые журналы читали как классику, благоговейная вера, что за этой оберткой, за этой шелухой — там прекрасная жизнь. В первый «Макдональдс» километровые очереди… Репортажи по ТВ. Взрослые интеллигентные люди берегли коробочки и салфетки оттуда. С гордостью демонстрировали гостям.
Мой хороший знакомый… Жена на двух работах вкалывает, а у него гордыня: «Я — поэт. Кастрюли продавать не пойду. Брезгую». Когда-то мы с ним, как все, ходили по улицам и кричали: «Демократия! Демократия!» — и понятия не имели, что за этим последует. Кастрюли продавать никто не собирался. А теперь… Выбора нет: или ты кормишь семью, или держишься за совковые идеалы. Или — или… без вариантов… Пишешь стихи, бренчишь на гитаре, тебя хлопают по плечу: «Ну давай! Давай!», — а в кармане пусто. Те, кто уехал из страны? Там они и кастрюли продают, и пиццу развозят… на картонной фабрике коробки клеят… Там не стыдно.
Вы меня поняли? Я про Игоря рассказывал… Про наше потерянное поколение — коммунистическое детство и капиталистическая жизнь. Ненавижу гитару! Могу подарить.
О другой библии и других верующих
Василий Петрович Н. — член коммунистической партии с 1922 года, 87 лет
— Ну да… хотел… Врачи вернули оттуда… Разве они знают, откуда возвращают? Я, конечно, атеист, но в старости уже ненадежный атеист. Ты один на один с этим… с мыслью, что надо уходить… куда-то… Ну да… другой взгляд… да-а-а… На землю… на песок… Не могу спокойно смотреть на обычный песок. Я давно старый. Сидим с кошкой у окна. (Кошка на коленях. Гладит.) Телевизор включим…
И конечно… Никогда я не думал, что доживу до времен, когда начнут ставить памятники белым генералам. Раньше герои — кто? Красные командиры… Фрунзе, Щорс… А сейчас — Деникин, Колчак… Хотя живы еще те, кто помнит, как колчаковцы нас вешали на фонарях. «Белые» победили… Так получается? А я воевал, воевал, воевал. За что? Строил, строил… Что? Был бы я писателем, сам взялся бы за мемуар. Слушал недавно по радио передачу о своем заводе. Я был первым директором. Обо мне рассказывали, как будто меня уже нет — я умер. А я… я живой… Они представить себе не могли, что я еще здесь… Да! Ну да… (Смеемся втроем. С нами сидит внук. Слушает.) Я чувствую себя забытым экспонатом в музейном запаснике. Пыльным черепком. Великая была империя — от моря до моря, от Заполярья до субтропиков. Где она? Побеждена без бомбы… без Хиросимы… Победила Ее Величество колбаса! Хорошая жратва победила! «Мерседес-бенц». Больше ничего человеку не надо, не предлагайте ему ничего больше. Без надобности. Только хлеба и зрелищ! И это самое большое открытие двадцатого века. Ответ всем великим гуманистам. И кремлевским мечтателям. А мы… мое поколение… у нас были великие планы. Мечтали о мировой революции:
