Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая
И.Г. Оршанский, свидетель тех 60-х годов, констатирует: «Правда, есть много данных, подтверждающих мнение, что евреи, действительно, в последние годы не отправляют рекрутской повинности натурой. С этой целью они покупают и представляют в казну старые рекрутские квитанции», – иные крестьяне хранили их даже с 1812 и не знали им цены, еврейская находчивость привела их в движение; ещё – «нанимают охотников» вместо себя, «вносят в казну известную сумму». «А также стараются разделить семейства на меньшие единицы», – таким путём в каждой семье использовать льготу «единственных сыновей» (освобождаемых от военной службы). Однако, замечает он, «все уловки для уклонения от рекрутчины… встречаются и в чистокровной русской земщине», и даёт цифры по Екатеринославской губернии. И даже удивляется, что русские крестьяне и за высокую плату не остаются на военной службе, а хотят «вернуться к излюбленному занятию русского народа – земледелию»[463].
В 1874 рекрутскую повинность заменил единый устав о всеобщей воинской повинности, принесший евреям «значительное облегчение». «В самом тексте устава не содержалось каких-либо статей, дискриминирующих евреев»[464]. Впрочем, после военной службы евреям отныне не разрешалось оставаться на жительстве во внутренних губерниях. Были выработаны и правила, чтобы «привести в известность численность мужского еврейского населения», ибо оно оставалось в сильной степени неопределённым, не учтённым. Начальникам губерний рассылались «сведения о злоупотреблениях евреев с целью уклонения от воинской повинности»[465]. В 1876 приняты были первые «меры к ограждению правильного исполнения евреями воинской повинности»[466], Еврейская энциклопедия видит в них «тяжёлую сеть репрессивных мер»: «были изданы правила о приписке евреев к призывным участкам, о замене неспособных к службе евреев евреями же», и о проверке правильности льгот по семейному составу: при нарушении этих правил «разрешалось призывать… единственных сыновей»[467].
Привременная петербургская, влиятельная в те десятилетия газета «Голос» приводит такую официальную правительственную, довольно поразительную цифру, опубликованную «в отчёте об исполнении призыва новобранцев в 1880 году… Недобрано новобранцев всего[по Российской империи] 3 309; в этом общем итоге недобора евреев значится 3 054, что составляет 92%»[468].
Недоброжелательный к евреям А. Шмаков, известный адвокат, приводит со ссылкой на «Правительственный Вестник» такие данные: за период 1876—1883: «из 282.466 подлежавших призыву евреев не явилось 89.105, т. е. 31, 6%». (Общий недобор по Империи был – 0, 19%.) – Администрация не могла этого не заметить и был проведен ряд «мероприятий к устранению такого злоупотребления». Это дало эффект, но ближний. В 1889 подлежали призыву 46.190 евреев, не явились 4.255, т. е. 9, 2%. Но в 1891 «из общего числа 51.248 евреев, занесенных в призывные списки, уклонил[и]сь от воинской повинности… 7.658, 14, 94% – в то время, когда процент неявившихся христиан едва достигал 2, 67%». – В 1892 не явилось: евреев 16, 38%, христиан – 3, 18%. – В 1894 не явилось к призыву 6.289 евреев – то есть 13, 6% (при общем проценте неявки призывников – 2, 6 %)[469].
Однако из этого же материала по 1894 видим: «всего же подлежало отбытию повинности: 873.143 христианина, 45.801 еврей, 27.424 магометанина и 1.311 язычников». Сравнение этих цифр тоже поражает: ведь в России магометан было (по счёту от 1870) – 8, 7%, а их состав в призыве был лишь 2, 9%! Евреи поставлены в невыгодное положение и сравнительно с магометанами, и с общей массой населения: их доля призыва – 4, 8%, а доля в населении (на 1870 г.) – 3, 2%. (Христианская же доля призыва 92%, а в населении – 87%.)[470]
Из всего тут сказанного не следует заключить, что в тогдашнюю, 1877-78, турецкую войну солдаты-евреи не проявили храбрости и боевой находчивости. Убедительные примеры того и другого приводил в то время журнал «Русский еврей»[471]. Впрочем, в ту войну в армии развилось большое раздражение против евреев, главным образом из-за бесчестных подрядчиков-интендантов – а «таковыми были почти исключительно евреи, начиная с главных подрядчиков Компании Горовиц, Грегер и Каган»[472]. Интенданты поставляли (надо думать – при высокочиновных покровителях) по вздутым ценам недоброкачественное снаряжение, знаменитые «картонные подошвы», из-за которых отмораживали ноги солдаты на Шипке.
В эпоху Александра II заканчивался – неудачею – полустолетний замысел привязать евреев к земледелию.
После отмены в 1856 еврейского усиленного рекрутства земледелие «сразу потеряло всю притягательную свою силу» для евреев или, словами государственного чиновника, произошло «ложно[е] толковани[е] ими манифеста, по которому они считали себя свободными от обязательного занятия земледелием» теперь, – и могли свободно отлучаться. «Почти совершенно прекратились и самые ходатайства евреев о переселении их в земледельцы»[473].
Состояние же колоний существовавших – оставалось всё тем же, если не хуже: «поля… вспаханы и засеяны точно на смех, или только для вида». Вот, в 1859 «некоторые колонии не выбрали даже посеянного зерна». Для скота и в новейших «образцовых» колониях всё так же нет не только хлевов, но даже навесов, загонов. – Большу ю часть земель евреи-колонисты всё время отдают в наём на сторону, в аренду – крестьянам или немецким колонистам. – Многие просят разрешения нанимать в работники христиан, а иначе грозят ещё сократить посевы, – и признано было за ними такое право, даже и независимо от величины реального посева[474].
Конечно, образовалось среди колонистов сколько-то и зажиточных земледельцев, успешно занимавшихся своим хозяйством. Очень оправдывало себя приселение немецких колонистов, у кого перенимали опыт. И молодое, тут родившееся поколение было приимчивее к сельскому хозяйству и немецкому опыту, у них появлялось и «убеждение в выгодности земледельческого их положения, в сравнении с прежним в городах и местечках», в той тесноте и изнурительной конкуренции[475].
Однако несравнимое большинство стремилось прочь от земли. Всё те же инспекторские доклады становятся совсем монотонны: «Везде поражало общее нерасположение евреев к земледельческим работам, сожаление их о прежнем их занятии ремёслами, торгом и промыслами»; они проявляли «неутомимое усердие во всяких промышленных занятиях», например «среди самого разгара полевых работ… уходили с поля, узнав, что по соседству можно выгодно купить или продать лошадь, вола или что-либо другое»; пристрастие к «мелочным торговым оборотам», требовавшим, по их «убеждению, меньшего труда и дававшим больше средств к жизни», «более лёгк[ая] нажив[а] евреев в ближайших немецких, русских и греческих сёлах, в которых евреи-колонисты занимались шинкарством и мелким торгашеством». Но ещё ущербнее для состояния земли – уход в отлучки длительные и дальние: оставляют одного-двух членов семьи при домах в колониях, остальные – на заработки, на маклерство. А в 60-х годах (итог полустолетия от основания колоний) дозволено было отлучаться из колоний и полными семьями или одновременно многими членами; в колониях числилось немало таких, кто в них никогда и не жил. Отпуская из колонии, часто не ставили срока приписки к сословию в новом месте и там «многие по несколько лет сряду оставались, с семействами, не приписанными ни к какому сословию, не несли никаких податей и повинностей». А в колониях выстроенные для них дома стояли пустые и приходили в упадок. С 1861 дано было евреям и право содержать питейные дома в колониях[476].
Наконец, петербургским властям вся идея еврейского земледелия проступила в окончательно безотрадном виде. Недоимки (прощаемые по разным государственным и тронным событиям как, например, бракосочетание императора) – всё росли, и каждое прощение их только поощряло и впредь не платить податей и не возвращать ссуд. (В 1857 кончились очередные 10 лет льготы и отсрочек, добавили ещё 5 лет. Но и в 1863 не могли собрать долгов.) И для чего же было переселять? и для чего же давать льготы и ссуды? Вся эта 60-летняя эпопея с одной стороны открывала евреям-земледельцам временное «средство избежать исполнения государственных повинностей», но у подавляющего большинства не развило «охоты к земледельческому труду»; «успех не соответствовал расходам». Напротив, одно «простое дозволение проживать во внутренних губерниях, без всяких льгот, – привлекало в эти губернии несравненно большее число евреев-переселенцев» – так настойчиво стремились они туда[477].
Если на 1858 формально числилось еврейских колонистов 64 тыс. душ, то есть 8-10 тысяч семей, то к 1880 министерство числило лишь 14 тысяч душ, меньше 2 тысяч семей[478]. А комиссии на местах, проверявшие, используется ли земля или лежит в небрежении, в 1872 во всём Юго-Западном крае обнаружили еврейских колонистов менее 800 семей[479].
