Уильям Ширер - Взлет и падение Третьего Рейха
За обедом, проходившим будто во сне, как позднее вспоминал Шпейдель, им казалось, «что они сидят в доме, куда пришла смерть». Клюге слушал горячие призывы Штюльпнагеля и Хофакера продолжать восстание даже в том случае, если Гитлер уцелел. Блюментрит описал, что последовало дальше:
«Когда они закончили, Клюге заметил с явным разочарованием: «Итак, господа, покушение провалилось. Все кончено». Штюльпнагель воскликнул: «Фельдмаршал, я думаю, вам известны наши планы. Надо что-то делать».
Клюге отрицал, что посвящен в какие-либо планы. Приказав Штюльпнагелю освободить арестованных из частей СС и СД в Париже, он посоветовал ему: «Самое лучшее, что вы можете сделать, — это переодеться в гражданскую одежду и скрыться».
Но для гордого генерала Штюльпнагеля такой выход был неприемлем. После труднообъяснимой ночной попойки в парижском отеле «Рафаэль», где рекой лилось шампанское и где освобожденные офицеры СС и СД во главе с генералом Обергом братались с армейскими офицерами, которые только что держали их под арестом и, скорее всего, расстреляли бы, увенчайся заговор успехом, Штюльпнагель, получивший приказ явиться в Берлин, выехал на автомобиле в Германию. В Вердене, где в Первую мировую войну он командовал батальоном, сделал остановку, чтобы взглянуть на знаменитое поле боя, а также исполнить принятое решение. Его водитель и солдат охраны услышали пистолетный выстрел. Они обнаружили генерала в канале, откуда тот пытался выбраться. Пулей был выбит глаз и так серьезно поврежден другой, что его пришлось удалить в верденском военном госпитале, куда его срочно доставили.
Но это не спасло Штюльпнагеля от ужасной смерти. Слепой и беспомощный, он был доставлен по срочному приказу Гитлера в Берлин, в Народный суд, где его, лежащего на носилках, всячески поносил Фрейслер. 30 августа его повесили в тюрьме Плётцензе.
Решительный отказ фельдмаршала Клюге присоединиться к мятежу не спас его, как не спас он и Фромма, который подобным же образом вел себя в Берлине. «Судьба, — как вскользь высказался об этом нерешительном генерале Шпейдель, — не щадит того, чьи убеждения не подкреплены готовностью стоять за них до конца». Есть свидетельства, что полковник фон Хофакер под ужасными пытками — его казнили только 20 декабря — назвал в числе участников заговора Клюге, Роммеля и Шпейделя. Блюментрит свидетельствовал: Оберг информировал, что Хофакер упомянул Клюге на первых же допросах и что, узнав об этом, фельдмаршал «выглядел день ото дня все более озабоченным».
Сообщения с фронта отнюдь не способствовали поднятию его духа. 26 июля американские войска под командованием генерала Брэдли прорвали немецкий фронт у Сен-Ло. Через четыре дня недавно сформированная 3-я армия генерала Паттона, устремившись в прорыв, достигла Авранша и открыла путь на юг — в Бретань и к Луаре. В наступлении союзников это стало поворотным моментом и имело далеко идущие последствия. 30 июля Клюге предупредил ставку Гитлера: «Весь Западный фронт взломан…
Левый фланг рухнул». К середине августа все, что еще оставалось от немецких армий в Нормандии, оказалось зажато в узком кольце вокруг Фалеза, после чего Гитлер приказал прекратить дальнейшее отступление. К этому времени фюреру уже порядком надоел Клюге, которого он обвинял в поражении на Западе и подозревал в намерении сдаться союзникам вместе с находившимися в его подчинении войсками.
17 августа в штаб Клюге прибыл фельдмаршал Вальтер Модель, с тем чтобы сменить его. Само внезапное появление Моделя было для Клюге первым признаком готовящегося отстранения. Одновременно Гитлер потребовал от него сообщать о своем местонахождении в Германии. Это означало, что он, Клюге, находится под подозрением в связи с мятежом 20 июля. На следующий день фельдмаршал написал длинное письмо Гитлеру и отправился на машине домой. Около Метца он принял яд.
Его прощальное письмо Гитлеру было обнаружено в захваченных немецких военных архивах:
«Когда Вы получите эти строки, меня уже не будет в живых… Жизнь потеряла для меня всякий смысл… И Роммель, и я предвидели сложившуюся сейчас обстановку… К нам не прислушались…
Я не знаю, сможет ли фельдмаршал Модель, который не раз доказывал свои большие способности, справиться с ситуацией теперь… Однако если этого не произойдет и новое оружие, на которое Вы возлагаете такие надежды, не обеспечит успеха, тогда, мой фюрер, примите решение закончить войну. Немецкий народ вынес такие несказанные страдания, что пришло время положить конец этому ужасу… Я всегда восхищался Вашим величием… Если судьба сильнее Вашей воли и Вашего гения, значит, такова воля Провидения… Покажите себя столь же великим и в понимании необходимости положить конец безнадежной борьбе, раз уж это стало неизбежно…» Как показал Йодль на Нюрнбергском процессе, Гитлер прочитал письмо молча и затем передал ему, не сказав ни слова. Через несколько дней, на военном совещании 31 августа, военный диктатор заметил: «Есть серьезные причины полагать, что, не соверши Клюге самоубийства, он непременно был бы арестован». Теперь настала очередь фельдмаршала Роммеля, идола немецких масс.
Лежа без сознания на операционном столе в Вердене, ослепший генерал фон Штюльпнагель случайно назвал имя Роммеля. Позднее полковник фон Хофакер, не выдержав страшных пыток в гестаповских застенках на Принц-Альбрехтштрассе, рассказал о той роли, которую сыграл Ром-мель в заговоре. «Передайте товарищам в Берлине, что они могут на меня положиться», — привел Хофакер слова фельдмаршала, который заверил его в своем согласии участвовать в заговоре. Эта фраза засела в сознании Гитлера, и в конечном счете он пришел к решению, что ходивший у него в фаворитах, пользовавшийся в Германии огромной популярностью генерал должен умереть.
Роммель был ранен в голову и получил серьезную травму левого глаза. Во избежание пленения наступающими союзниками из госпиталя в Берне его перевели сначала в Сен-Жермен, а оттуда 8 августа отправили домой в Херрлинген, неподалеку от Ульма. Первым предупреждением о том, что его ожидает, послужил арест его начальника штаба генерала Шпейделя. Произошло это 7 сентября, сразу после того, как тот навестил Роммеля в Херрлингене.
«Этот патологический лжец, — воскликнул Роммель, когда в беседе со Шпейделем упомянул Гитлера, — окончательно сошел с ума. Он обрушивает свой садизм на участников заговора 20 июля, и этим дело не кончится».
Роммель заметил, что его дом взят под наблюдение СД. Когда он вышел на прогулку в близлежащий лес вместе со своим 15-летним сыном, который получил краткосрочный отпуск для ухода за отцом, оба захватили с собой пистолеты. В растенбургской ставке тем временем Гитлер получил копию показаний Хофакера, изобличающих Роммеля, и сразу отдал приказ ликвидировать его, но необычным способом. Фюрер понимал, как объяснял позднее на допросе в Нюрнберге Кейтель, что в Германии разразится страшный скандал, если знаменитый фельдмаршал, самый популярный из всех военачальников, будет арестован и доставлен в Народный суд. Поэтому он договорился с Кейтелем, что Роммелю сообщат об уликах против него и предложат на выбор либо застрелиться, либо предстать перед судом за измену. Если он изберет первое, ему будут организованы государственные похороны и отданы все воинские почести, а его семью не станут преследовать.
Итак, днем 14 октября 1944 года два генерала из ставки Гитлера подъехали к дому Роммеля, который теперь был постоянно окружен войсками СС, усиленными пятью броневиками. Одним из генералов был Вильгельм Бургдорф, алкоголик, с испитым багровым лицом, соперник Кейтеля в раболепии перед Гитлером, другим — его помощник в управлении кадров вермахта Эрнст Майзель, того же поля ягода. Они заранее предупредили Роммеля, что приедут по поручению Гитлера обсудить «новое назначение».
«По подстрекательству фюрера, — свидетельствовал позднее Кейтель, — я направил Бургдорфа с копией показаний, уличающих Роммеля. Если они верны, пусть он отвечает за последствия. Если же нет — суд его оправдает».
«И вы порекомендовали Бургдорфу прихватить с собой яд, не так ли?» — спросили Кейтеля.
«Да, я порекомендовал Бургдорфу взять с собой яд, чтобы передать его в распоряжение Роммеля, если обстоятельства того потребуют».
Бургдорф и Майзель прибыли, как вскоре выяснилось, отнюдь не для того, чтобы обсуждать новое назначение Роммеля. Они попросили оставить их с фельдмаршалом наедине, и все трое удалились в его кабинет.
«Через несколько минут, — рассказывал позднее Манфред Роммель, — я услышал, как отец поднялся наверх и вошел в комнату матери». И затем:
«Мы с отцом прошли в мою комнату. «Я только что был вынужден сказать твоей матери, — начал он медленно, — что через четверть часа должен буду умереть… Гитлер обвиняет меня в измене. Учитывая мои заслуги в Африке, мне предлагают отравиться ядом. Два генерала привезли его с собой. Он действует за три секунды. Если я соглашусь, никаких обычных в таких случаях действий не будет предпринято против моей семьи… Мне устроят государственные похороны. Все продумано до мельчайших деталей. Через четверть часа позвонят из госпиталя в Ульме и скажут, что у меня произошел апоплексический удар по пути на совещание».
