Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №4 (2003)
85 процентов — “за”! В этой статье уже говорилось о пристрастии верхов к победным реляциям. Когда через два месяца, в декабре 2002 года, на парламентских слушаниях обсуждали итоги эксперимента по ЕГЭ, Единому государственному экзамену, заместитель министра образования В. А. Болотов сообщил, что успехи превзошли все ожидания, а представительница Якутии сообщила, что благодаря ЕГЭ в этой республике достигли рекордного числа студентов — 331 студент на 10 тысяч населения (обязательным считается 170 на 10 тысяч).
Процитирую, что писал о такого рода исследованиях народного одобрения Валерий Сендеров в статье с горестным заголовком “Просуществует ли российское образование до 2004 года” (“Новый мир”, 2002, № 4). “Где, когда и какой народ поддержал хоть одну реформу?” — спрашивал автор горестной статьи. Сендерова не назовешь приверженцем советской власти, он один их тех, кому не нужно сочинять свое диссидентство. Очевидно, они-то понимают, что снижение качества образования блокирует будущие источники свободомыслия . Все-таки думать их научила прежняя школа. Сендеров в этой статье отказывается верить, что реформаторы образования имели самые благородные намерения, но у них по неопытности не получилось. “Надвигающуюся реформу обычно называют непродуманной. Но главная беда не в уникальной халтурности предлагаемых нам решений, учебников и разработок: реформа глубоко продумана в главном существе своем”. И далее Сендеров поясняет, что в основу положен “трогательный евро-американский принцип”: у нас все хорошо и правильно, а то, что хорошо для нас, тем более великолепно для всего остального мира.
На парламентских слушаниях в октябре 2002 года проект нового стандарта образования был подвергнут критике прежде всего за поспешность, с какой его проталкивают. До того, как переучивать школьников, надо провести переподготовку учителей. И какие там 85 процентов поддержки! По общему мнению, “Временный научный коллектив” не сделал главного — не избавил школьников от перегрузок. Убрали имевшиеся в программах сложности и ввели на их место новые усложнения — причем в нарушение правил педагогики, что в школе можно вводить только апробированные понятия. Новый стандарт образования назвали неприемлемым из-за сокращения программ по литературе, истории, математике — такое сокращение ведет к утрате основ русского образования: фундаментальности и гуманитарности. По мнению депутата Думы О. Н. Смолина, у новых программ — “идеологический флюс” в сторону западничества и правых политических идей и взглядов. “Новый стандарт направлен на понижение” — оценка ректора МГУ В. А. Садовничего. “Проект нельзя принять даже за основу”, — сказал в своем выступлении на слушаниях вице-президент Российской академии наук В. В. Козлов.
Мне приходилось и раньше бывать на парламентских слушаниях. Аудитория каждый раз складывается в зависимости от цены вопроса. В октябре 2002 года защищать школу пришли ученые с мировыми именами. Как выяснилось, именно с Академией наук не сочли нужным проконсультироваться разработчики нового стандарта. Самым эмоциональным было выступление академика В. И. Арнольда, председательствовавший на слушаниях “яблочник” А. В. Шишлов даже призывал ученого к вежливости по отношению к разработчикам, а зал требовал продлить регламент. У меня записаны высказывания Арнольда: “Вздорный проект стандартов”, “Беспрецедентное снижение образования”, “План подготовки рабов”, “Американизация обучения”. Математик с мировым именем заступился и за русскую литературу — назвал “мракобесным мероприятием” изучение Пушкина всего лишь по “Памятнику” и двум-трем произведениям по выбору учителя.
Следом выступил ректор Высшей школы экономики Я. И. Кузьминов. Он призывал не только к общественной работе над новым стандартом образования, но и, ни много ни мало, к тому, чтобы “обсуждать альтернативу с учениками”. В Ушинские у нас теперь назначают — как Грефа в Столыпины. Кто мне объяснит, почему руководящая и направляющая роль в реформировании российской системы образования досталась именно Кузьминову? В педагогике все новые идеи рождались непосредственно в самой школе, из опыта работы с детьми. Однако у нас в России в процессе демократизации не стало слышно о выдающихся учителях, таких как В. Шаталов, С. Лысенкова, М. Щетинин. Хотя у нас в образовании и сегодня есть крупные личности, есть движение “Русская школа”, но сверху их “в упор не видят”, как выражалась шолоховская Дарья. Михаила Петровича Щетинина, создавшего в селе Текос Краснодарского края сельский лицей с уникальной программой образования и воспитания, “не видят”. Щетинин так сформулировал свои цели: работать “на народ, на вечные ценности семьи, рода, природы... Дети пришли, чтобы продолжать род...” В его лицее школьники получают все возможности для саморазвития, это школа XXI века — настоящая, а не выдуманная в кабинетах.
Но, конечно, для реформаторов предпочтительней “обсуждать альтернативу с учениками”, чем обращаться за советом к Щетинину. Они умудрились создать новый Институт содержания образования (директор Б. Л. Рудник) не при Российской академии образования (РАО), не при педагогическом университете, а почему-то при Высшей школе экономики. Где-то там же базируется “Временный научный коллектив”, руководители которого позволяют себе печатно употреблять такие выражения, как “посконный опыт РАО” (статья Э. Д. Днепрова и А. Г. Аркадьева в сборнике “Каким должен быть образовательный стандарт”, изданном Институтом содержания образования).
Э. Д. Днепров — один из редакторов изданного в двух книгах проекта нового стандарта образования. В 1990—1992 годах Днепров был министром образования. В историю педагогики он войдет как автор образовательного проекта изменения менталитета нации посредством школьной реформы . Гуманным этот проект никак не назовешь — фактически проектировался эксперимент над детьми, переустройство унаследованных ребенком отношений с окружающим миром. Андрей Воронцов порадовался, что благодаря протестам общественности из министерства образования были удалены такие деятели, как Днепров и Асмолов (“Консультанты с копытами”. “Наш современник”, 2002, № 11). Однако удаление было неполное. Асмолов, прославившийся нетерпимостью к другому мнению, тут же был приглашен в качестве разработчика программы по всеобщей толерантности. Днепров — один из руководителей “Временного научного коллектива”.
В брошюре “Образовательный стандарт в контексте обновления содержания образования” Днепров пишет о катастрофической отсталости школы от жизни. И приводит в качестве главного аргумента, что каждое десятилетие информация удваивается, поэтому содержание школьного образования тоже должно постоянно меняться, новые сведения правомерно вытесняют устаревшие. То есть вводим новый предмет — информатику и соответственно сокращаем арифметику. Этим и возмущался академик Арнольд, приводя в пример, как в США отказались от арифметики: дети у них не могут разделить 111 на 3 без компьютера.
У Днепрова предмет негодования другой — школьники из России провалились на международных исследованиях “по поводу практической ориентации знаний”. Но такие международные исследования всегда проводятся на основе требований “евро-американских”. И, безусловно, одна из главных целей — глобализация образования, управление из единого центра. Преимущества нашей системы образования всем известны — ребята из России завоевывают первые места на международных олимпиадах по математике, физике, химии. По информатике — тоже. А по “практической ориентации” — провал. Днепров цитирует министра образования Филиппова: “Мы были поражены, что наши дети оказались в хвосте”. Могу признаться, что и я, бывая на международных детских встречах, каждый раз поражалась: у них ребята держатся с апломбом, а наши — стеснительны. Но что поделаешь — так их воспитывают и дома, и в школе. В этой статье выше приведен результат социологического опроса, когда деловая хватка оказалась не в числе главных достоинств. Не заказать ли опрос: “Что вам нравится больше: “практическая ориентация” Немцова или ум и знания Глазьева?”.
Но для Днепрова международные исследования детской практичности — высший суд, где определяют качество образования. Он спрашивает: “Может ли устраивать общество такое образование?”. И взывает к правительству: “Увеличивать финансовую поддержку образования можно только при условии, что образование начнет меняться”.
Меняться ... Эти менялы не знают слов улучшать, совершенствовать . Только поменять и переделать. Да, мне известно, что менялами называют специалистов, некогда изгнанных из храма вместе с торговцами. Где деньги, там и менялы. Но ведь и вся деятельность реформаторов образования напрямую связана с долларами, которые Всемирный банк ссужает России на образование — под проценты и при условии, что доллары пойдут не на строительство школ, не на учебники и учебные пособия, а только на проекты замен и перемен в русском образовании. Каждый очередной займ распределяется между научными центрами и всевозможными фондами, которыми обросла сфера образования. За постоянными получателями западных грантов уже закрепилось прозвище “дети капитана Гранта”. Деньги Всемирного банка поступают и в Высшую школу экономики. О Национальном фонде подготовки кадров (НФПК) я первый раз услышала, когда на смену провалившимся соросовским учебникам по русской истории появились учебники того же направления и содержания, но уже под грифом Федерального экспертного совета, созданного при министерстве образования. Мне объяснили, что появлению учебников “нового поколения” предшествовали конкурсы — и к этим конкурсам имеет самое прямое отношение сказочно богатый НФПК, именно через него идут займы Всемирного банка. Теперь эти учебники “нового поколения” с их “новыми ценностями и смыслами” не рекомендует давать школьникам само министерство, но уже не вернешь 19,7 миллиона долларов, полученных на “Реформу учебного книгоиздания”.
